Сердце Сокола (СИ) - Страница 1

— Вдохни глубоко! Ещё сильнее!

Я послушно выполнила требование мачехи, чувствуя, как узорчатый поясок сдавливает талию покрепче капкана. Даже затрещал от напряжения. Оставалось надеяться, что это не рёбра ломаются.

— Варя, она должна быть как тростинка, как песочные часики! А у нас что?

Я вздохнула, глядя в зеркало. Отражающаяся в нём пухленькая русоволосая девушка с нарумяненными щёчками на желаемую мачехой фею походила мало. Глазки узкие, нос курносый, второй подбородок игриво проглядывает. Что поделать, покушать я любила, а пирожки, копчёности и прочие яства оставляли свой след на фигуре. Отцу нравилось, он меня вместо Лады ласково называл Оладушкой, а вот мачеха ругалась. Ещё бы ей не злиться, когда старшую падчерицу никто замуж не хочет брать, с такими-то формами! К её дочери — моей младшей сестренке Алёнушке — уже с прошлой зимы стали свататься, а моё девичество затянулось.

— Слишком она румяная, — покачала головой мачеха и щедро добавила на мое лицо белил. В носу засвербело, и чтобы не расчихаться, я сморщилась и постаралась глубоко не вдыхать. — Нынче в моде аристократическая бледность, а Лада наша, как поросёночек.

«Зато есть за что подержаться…» — могла бы возразить я, вспомнив, как хохотала на кухне тётка Фрося. Вот только что значит эта фраза, я не до конца понимала и из-за этого могла снова попасть впросак. Помнится, недавно ляпнула при мачехе присказку «и на старуху бывает проруха», так она чуть в обморок не упала. А когда отошла от удивления, запретила мне ездить со служанками на речку — мол, нечего слушать их болтовню. Я, конечно, расстроилась, но не призналась, что эту фразу не от прислуги услышала, а от отца.

— А с волосами что делать?

— Вплети в косу синюю ленту, под цвет глаз. А к платью серьги бирюзовые надеть можно, только куда-то они запропастились…

Пока Варя и мачеха искали украшения, я скорбно сидела на стуле, дыша через раз. Было бы ради чего так стараться. Подумаешь, смотрины! Таких встреч с полдюжины за последние полгода было, успели приесться. Отец сговаривался с женихами, портрет мой благоразумно не показывая — но стоило кому из них приехать и увидеть меня, как сразу и след простывал. Приданого отец за мной богатого не давал, поиздержался в свое время на приемах и балах, а красотой природа не наградила — так что его надежда найти богатого и не жадного зятя таяла на глазах. «Если только слепого!» — хихикала младшая сестрица.

Я на Алёнушку не обижалась. Сама виновата, что так себя запустила. В детстве я худая, как палка, бегала, а стоило в девичество войти, стала полнеть. Не интересно было фигуру блюсти, морить себя голодом и яблоками давиться. Гораздо приятнее бывало устроиться с интересной книжкой на свежем воздухе да с ароматным пирожком вприкуску читать о чудесных приключениях!

Ну вот, подумала о еде, и желудок заворчал, сдавленный поясом. Кушать хотелось нещадно. Мачеха, узнав о приезде жениха, неделю меня не кормила, только и давала, что пустого бульона с утра. Хорошо, у меня свои запасы припрятаны были, так я сухари втихаря грызла. Но вчера и они закончились.

Пока я мечтала о пирожках, вернулись мачеха с Варей и стали дальше надо мной колдовать. Я смотрела на эту суету с равнодушием, не мешая им, но и не помогая. Что ни делай, всё едино чучелом выгляжу. А если Алёнушку рядом поставить, то вовсе никто не взглянет. Поначалу я переживала, плакала от такой несправедливости, стыдно перестарком быть, замуж хотелось. Потом присмотрелась, как некоторые семейные пары общаются, и успокоилась. А как средненькая сестрица приехала из столицы и рассказала о магии, замуж я расхотела окончательно.

Магия давала свободу, шанс заниматься тем, чем нравится, быть по-настоящему полезным людям. Дети, наделенные магическими способностями, рождались редко и сами по себе считались сокровищем. Сколько дверей перед ними было открыто, сколько возможностей! Советники, дипломаты, судьи, даже правители в областях, и те чаще всего были магами.

Умница Василиса отправилась учиться в Академию магии, когда шёл мне четырнадцатый год. Ей всего двенадцать было, но она грамоту знала, писать умела, да красиво так, с завитушками. А главное — она умела колдовать. Бывало, такие замки из капель воды построит — залюбуешься! Я ей завидовала жутко и тоже хотела творить чудеса. Но у меня дорожка одна — замуж выйти, детей родить, хозяйство вести. Так мачеха говаривала, и желаний моих никто не спрашивал.

— Ну вот, готово. Встань!

Пока я размышляла, последние штрихи в моём наряде завершили, украсив уши длинными голубенькими сережками и нацепив бусы в тон. Мачеха критично оглядела меня с ног до головы, поправила складки на платье и вдруг с возмущением охнула:

— Что это за сапоги? Варвара!

— Одну минутку, госпожа, — одевающая меня служанка хихикнула в кулачок, глядя на мою обувь, и бросилась к шкафу, где лежали парадные туфельки.

Вот ведь! Охотничьи сапоги неплохо смотрелись на моей ноге, были удобные и мягкие, но для приема не годились. С другой стороны, кто их там под платьем разглядывать будет?

Чистенькие туфельки из чёрного бархата на потолстевшую ногу еле влезли — последний месяц я себя в еде не ограничивала, как предчувствовала голодание. Пройтись в этой изящной обуви по залу я смогла бы, а вот танцевать вряд ли.

— Послушай. Веди себя, как я учила: глаза опусти, голос не повышай, глупости не болтай. Твой отец с таким трудом жениха отыскал, о выкупе договорился. Так что постарайся понравиться.

«Или не испугать», — не договорила мачеха, но я прочитала всё по взгляду. Ладно, лишь бы жених этот был не старый и не дурак, а там стерпится-слюбится.

Как я до зала добиралась в жавших туфлях, заслуживает отдельной истории. Начищенный до блеска пол казался накатанным льдом, и я шла по нему, боясь сделать лишнее движение. К счастью, раскланиваться с гостями не пришлось. Наученный горьким опытом, для встречи отец выделил небольшую комнату, примыкавшую к залу, где я должна была до знакомства с женихом заниматься вышивкой. Бдительная нянюшка сидела рядом, готовясь исчезнуть при необходимости. Мачеха так мечтала выдать меня замуж, что собиралась поступиться приличиями. А пока я маялась в ожидании, гостя старательно угощали вином, чтобы мой внешний вид не сильно его смутил. О том, каково мне выслушивать пьяную, но предельно честную оценку собственной «красоты», никто не задумывался.

— Не грусти, Ладушка. Говорят, жених твой мужчина хоть не особо знатный, но уважение среди людей имеет. К нему за советом захаживают, да и в столице его имя на слуху.

— А слухи хорошие, нянюшка? — на всякий случай уточнила я, делая очередной стежок, а старушка вздохнула.

— Разные слухи ходят. О том, как сиротам помогает, как драчунов развести может. К тому же, о любовницах его никто не слыхивал, а это уже немало значит, — нянюшка обняла меня за плечи, стараясь ненароком не помять платье и не испортить причёску. — Ты с ним поласковей будь, может, и сладится всё у вас. Горюшко ты моё ненаглядное! — старушка всхлипнула, целуя мою макушку, а я почувствовала, как у самой нос защипало.

Ну, нянюшка, ну, молодец! Сейчас жених придёт, а я сижу с опухшим от слёз лицом.

Тихо постучали. Я быстро вытерла слезинки и повернулась к вышивке. Признаться, неудачно она вышла. По задумке, на картине должен был, сидя на веточке, соловей трелью заливаться. Веточка у меня вышла правдоподобно, листики как живые к солнцу тянулись, а вот соловей больше смахивал на ворона. Слишком волновалась, чтобы внимательно за узором следить, вот и плясали стежки по полотну. Я сделала маленький стежок, надеясь исправить ситуацию, и только после подняла взгляд, чтобы посмотреть, кто зашёл.

Первым на глаза попался отец. Круглый и низенький — сложением я в него пошла. От пышных некогда волос у батюшки осталась только лысина, сейчас прикрытая париком. Костюм он надел праздничный — алый камзол с черными штанами. Мачеха в расшитом жемчугом платье рядом с ним смотрелась белой лебедушкой.