Сердце огненного острова - Страница 26

– Селамат паги. Доброе утро, – поздоровалась Якобина с Будиарто. Он поклонился, помог ей сесть в двуколку, а сам уселся впереди.

Ян Моленаар вскочил на сиденье с другой стороны, что-то крикнул Будиарто по-малайски. Тот засмеялся, кивнул и ответил «да-да-да», взмахнув поводьями. Низкорослые пони зацокали копытами по дороге.

Якобина держала спину прямо, насколько позволяла тряска, и краем глаза поглядывала на Яна Моленаара. Он сидел рядом с ней, положив руку на поручень, и глядел на Конингсплейн. Он тоже завернул до локтя рукава своей белой рубашки, обнажив сильные, загорелые руки с золотистыми волосками. Ворот его рубашки тоже был расстегнут, и взгляд Якобины спустился от его кадыка вниз, до ямки между ключицами, где кожа казалась мягкой, почти незащищенной; почему-то это тронуло Якобину. Словно почувствовав ее взгляд, он повернул к ней голову; тогда Якобина поскорее опустила глаза на свои руки.

– Вы храбрая, нони Бина? – поинтересовался он.

Якобина посмотрела на него удивленно.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, – проговорил он и придвинулся к ней чуточку ближе, – я могу, конечно, показать вам обычные достопримечательности – ратушу, соборы или старый пакгауз в порту, памятник генерал-губернатору Куну, основателю города, на площади Ватерлоо, а также Музей искусств и науки. Или, может, памятник Питеру Эльберфельду, четвертованному в прошлом столетии за предательство интересов Ост-Индской компании. Его череп, выставленный на стене для устрашения будущих заговорщиков, стал популярным аттракционом. Особенно у дам. – Он поскреб бороду указательным пальцем и с трудом сдержал ухмылку.

Якобина тоже улыбнулась.

– Что же вы предлагаете мне вместо этого?

– Давайте я покажу вам другую Батавию – старый город и китайский квартал Глодок.

Якобина любила музеи и памятники и против популярных достопримечательностей ничего не имела, тем более что вообще не видела пока город. Но ей льстило, что Ян Моленаар не считал ее скучной и поверхностной, да и любопытно было узнать больше, не только то, что создали ее соотечественники.

– Я с удовольствием посмотрю, – ответила она.

– Впрочем, я не обещаю, что увиденное вами там будет соответствовать приличиям, принятым в Нидерландах. А то, что там говорят, часто выходит за рамки того, что допустимо говорить при дамах.

Нахмурив брови, она посмотрела на него, не понимая, шутит он только над ней или еще и над обычаями, принятыми на их родине. Но искорки в его глазах внесли ясность.

– В Нидерландах сочли бы неприличным, что мы с вами едем вот так, вдвоем, – возразила она со смехом; сегодня у нее было так легко на душе. – Но вы все-таки надежный человек, верующий, поэтому выше всяких подозрений.

Он расхохотался.

– Рискованное утверждение, дорогая нони Бина. В серьезной ситуации я бы не поручился за себя! Будиарто! – крикнул он кучеру и выпрямился. Кучер оглянулся и понимающе кивнул, когда Ян Моленаар что-то объяснил ему по-малайски. Двуколка свернула влево. Ян Моленаар снова откинулся на спинку и с неодобрением погладил спинку сиденья. – Не слишком удачное приобретение сделали Винсент и Грит. – Он вытянул шею, похлопал Якобину по плечу и показал на встречную повозку. – Вот видите? Возможно, по дороге из порта в Конингсплейн, вы заметили, что таких в Батавии большинство. Они называются «садо», от французского «дос-а-до». Ведь когда люди сидят спиной к спине, – его уголок рта насмешливо скривился, – ничего неприличного не произойдет.

Якобина наклонилась к нему, чтобы посмотреть на проезжавшую повозку, и только тут заметила, как близко она от Яна Моленаара. С бьющимся сердцем она повернула к нему лицо. Его глаза глядели на нее серьезно, но с теплотой, даже с нежностью. На его лице разлилась улыбка и перескочила на Якобину. С этой улыбкой он снова посмотрел на улицу и показал на дерево с гладкой, серой корой и пыльными кожистыми листьями темно-зеленого цвета.

– Вот баньян, – негромко пояснил он. – А это тамаринд. А вон там впереди – варингин. – Будто случайно он обнял ее за плечи и привлек к себе. – Видите? Вон там.

У Якобины под ложечкой трепетали мотыльки; она видела только профиль Яна Моленаара. Ее терзало невыносимое желание дотронуться до его лица, и она сложила руки на коленях. Когда он убрал руку с ее плеч и положил на подлокотник, у нее осталось утешение, что она чувствует своим боком его локоть.

Якобина успела забыть, как далеко от Конингсплейна, расположенного в «бовенстаде», верхнем городе, до «бенеденстада», нижнего города. Но она хорошо помнила обилие зелени, маленькие виллы в садах и канал Моленвлиет. Ее совесть шевельнулась, когда повозка проехала мимо отеля «Дес Индес», и Якобина невольно поискала взглядом Флортье.

– Что такое? – тихо спросил Ян Моленаар.

– Ничего. – Она покачала головой. – Просто я подумала кое о чем. – Ее душу наполнили тоска и неприятные предчувствия, заставив на время замолчать.

Повозка прокатилась мимо фасадов домов, прогромыхала по мосту и резко свернула за «Банк Явы», прятавшийся среди высоких деревьев. Якобина успела разглядеть башенки на крыше ратуши, когда Будиарто свернул еще раз.

Теперь с левой стороны тянулся канал. Он был хорошо виден между открытых навесов, где лежали бревна, ящики и бочки, остовы деревянных лодок, над которыми трудились малайцы. Иногда возле воды лепились маленькие сараи, между столбами были опущены бамбуковые жалюзи. На другом берегу канала, словно зеркальное отражение, теснились точно такие же навесы.

– Это – Кали Бесар, – пояснил Ян Моленаар. – В переводе – большая или длинная река. Здесь текла река Чиливунг; потом ее расширили и сделали этот канал. Когда-то тут билось сердце старой Батавии.

С правой стороны стояли дома: их верхний этаж был обшит деревом и опирался на колонны. На отступившем в глубину дома нижнем этаже, по-видимому, размещались деловые помещения, а над входной дверью или сбоку от нее красовались доски с фамилией владельца на голландском, немецком или английском языке, а иногда и красочный герб. Красноватый цвет узкой, пыльной дороги повторялся в кирпичах, которыми были выложены узкие тротуары перед домами, такого же красноватого цвета были и фасады, часто с лососевым, абрикосовым или желтоватым оттенком. Другие дома были светлее, как лен или песок. Кое-где Якобина видела даже зеленые стены. Помимо высоких, перистых тамариндов, другие деревья тоже раскинули над городом свои ярко-желтые, карминно-красные и оливковые кроны.

На лице Якобины промелькнула улыбка, когда над маркизой одной из лавок она прочла табличку «Книги». Она быстро переглянулась с Яном.

– Единственная книжная лавка в округе, – сказал он. – «Колфф и Компания» наверняка зарабатывают больше на писчебумажных и канцелярских товарах, чем на продаже книг.

Якобина тихонько засмеялась и стала рассматривать загорелых европейцев в светлых костюмах, а иногда и в тропических шлемах; малайцев, которые к рубашкам с длинным рукавом и белым штанам надевали еще и яркие, узорчатые саронги и тюрбаны. Со всех сторон от них громыхали самые разнообразные повозки, запряженные пони. Жилистые мужчины с повязкой на голове, в коротких саронгах и просторных рубашках перебегали через улицу с мешком или ящиком на плечах.

– Здесь так многолюдно лишь днем, с девяти до пяти, – пояснил Ян. – Это деловой квартал. Как только наступает вечер, все уезжают, – он взмахнул рукой в воздухе, – домой. Голландцы, англичане и немцы едут в свои жилые районы на юг, местные – в свои кампонги – деревни в пригороде. С наступлением темноты здесь остаются одни лишь призраки. – Его губы скривились в ироничной улыбке. – То, что вы обычно видите в Батавии, – лишь фасад, торговые конторы, приглаженный колониальный стиль. Все неевропейское оттесняется, изгоняется из поля зрения. – Он посмотрел на Якобину. – Почти как в те времена, когда Ост-Индская компания строила Батавию как крепость в борьбе с яванцами. Стены старого форта давно снесены, но это ничего не изменило.