Серая мышка для черного волка (СИ) - Страница 36

Катюша отмерла первой. Завизжала от восторга и хотела кинуться нас обнимать, но Кристофор остановил её своим посохом.

— Заморожу, — грубо пробасил он. — Веди нас к детям.

Они чуть ли не прыгали от восторга вокруг нас. Мы вошли на очищенный двор, где была наряжена высокая ель, чинно прошагали мимо гаражей.

Этот дом принадлежал Дрёме. Где-то в этом доме спальня, где мой Крис…

— Мышка, ты меня пугаешь, — позвал меня Кристофор. — У Снегурочки должна быть улыбка на лице, а не полное погружение в себя.

Он открыл передо мной дверь. Мы вошли в небольшую прихожую. Не снимая обуви, прошли прямо в маленький зал, где пахло елью, что стояла посередине гостиной и упиралась в потолок макушкой. Красиво украшенная гирляндами и сияющими, новогодними игрушками. В камине горел костёр, на диванах сидели оборотни.

Два лохматых и чумазых от шоколада мальчишки вылетели к нам. Мои мальчики! Мои волчатки! Волосы в разные стороны, глаза горят, рубахи шиворот-навыворот, брюки грязные. Такие сироточки, такие неухоженные, я чуть не завыла. Хотела кинуться к ним навстречу, но вдруг на всю гостиную раздался голос Кристофора:

— А вот и я! Кто деда ждал?!

Повисла пауза. Видимо у Криса голос был, как у отца, а дедушку Викентия мальчики всё время вспоминали. Не надо было так с ними. Они же дети, реально поверили, что дед Викентий вернулся. Хотя ждали именно нас. Обиделись. Егор обозлился не на шутку, подскочил ко мне и сорвал с головы корону.

— Наталья Викторовна, нафиг вы нас так пугаете?!

Мне стало очень стыдно.

— Герыч подарков не получит, — рыкнул Кристофор.

Гоша постоял немного и кинулся к дядьке на шею. И я сделав шаг вперёд, обняла Егора, который от злобы перешёл к плачу.

Маленькие они ещё. Злятся, огрызаются, безобразничают, а сами, дети детьми.

— Получишь подарок, — гладила его по непослушным густым волосам, — Мальчик мой любимый, я не разрешу тебя без подарка оставить.

Почувствовала, как Егор плотнее прижался ко мне. Мой старший сынок.

Крис подхватил Егора подмышку и понёс к дивану. Он, как настоящий морозный дед стал говорить стихами, раздавая всем подарки. Я подошла к его большому мешку, извлекла розовый подарочный пакет с весёлым мишкой.

У камина на скамейке сидела Марта. В руках её был бокал с её любимым винишком. Она была, как всегда, с иголочки одета. Ножки вместе сложены и обуты в синие туфли на высоком каблуке. Марта плакала.

— Мы так рады, — жалобно прошептала она. — Мы так переживали за вас.

— И мы за вас боялись, — я вручила ей пакетик, — с Наступающим новым годом. Пусть в новом году, истинный выкрадет тебя из нашего дома, и ты станешь самой счастливой женщиной в этом мире.

Она горько рассмеялась и стала извлекать подарки. Я купила ей статуэтку белой волчицы, пару заколок в виде ромашек.

Руки Марты дрожали, она всё отложила в сторону, медленно поднялась и обняла меня.

— А теперь, все за стол!!! — кричал на весь зал Стёпа. — Будем есть пироги моей мачехи!

Кристофор, как с цепи сорвался. Он так неистово меня зацеловывал, что я задыхалась. Удушливые объятия ненасытного волка с ума сводили. Я толком комнату не успевала рассмотреть. Хотя, какая мне была разница, здесь Дрёма с Алёной жили, здесь мой Крис с ней спал…

Не отпускало. Я ведь старалась, как Нил Ильич говорил. Рассуждала, думала. А всё равно не могла. Настраивала себя на секс, а в голове только измена.

Не мне он изменял! Не было меня тогда! Маришки восемь лет, значит, мне было тринадцать-четырнадцать, когда Крис и не думал, что я существую. Нельзя было так ревновать. Ведь Нил как-то это всё переваривал, значит, и я смогу.

— Мышка, — скулил Карачун, — что опять не так?

«В этой комнате ты с ней спал?» — подумала и выпучила глаза на растерявшегося Кристофора, у которого слетела белая искусственная борода и осталась своя-чёрная.

Так обычно девушки и уничтожают своё счастье.

Карачун смотрел мне в глаза, пытаясь прочитать меня. Он чутко чувствовал моё настроение, как и я его.

— Не договорили, — решил он. — Хочешь узнать подробности?

— Нет, нет, — да, именно этого я и хотела. Но так надеялась, что Крис… он же умён и старше, он же должен был меня хоть как-то успокоить.

— В этом доме я никогда никого не трогал. У Дрёмы везде камеры. Одно дело, ему сказали, что Алёна меня с ним спутала. Другое дело, если бы он это увидел. Меня бы уже не было в живых. Я оступился, Алёнку обманул. Мог бы ей признаться, но не захотел. Она не знала, нас с братом не различала. Да, я подлая скотина, и нет мне прощения, за это я наказан. Отсутствием собственного ребёнка.

Кристофор прижал меня к стене, надавив на плечи. Смотрел прямо и строго.

— Не помню ничего, как это происходило, — продолжил он. — Вся моя жизнь до встречи с тобой похожа на скомканный лист бумаги, который поэт выкинул в урну или вообще сжёг. Стихи не получились, всё раздражало, нужно было уничтожить эту попытку. А потом взял новый лист, чистый, — Крис провёл пальцами по моему лицу, остановился на губах и смотрел теперь на них, — белый лист бумаги, где слово к слову, фраза к фразе, потекла рифма, и сложился настоящий шедевр, то, что останется на века. Между мной и тобой.

— Крис, — выдохнула я, — как же красиво!

Сама потянулась за поцелуем. Наши губы слились, и я с неистовой страстью стала целовать его, насильно вталкивая свой язык ему в рот, исследуя всё там. Трахала моего дорогого ртом, делала так, как он однажды, выпускала половину оборота, и язык становился волчьим, и мой бедный муж, понял, каково это иметь что-то в горле.

Он был в восторге, оторвался от меня:

— Игривая, это я так сейчас сделаю.

Он намотал мои волосы на свой кулак и насильно опустил на колени. У меня в глазах помутнело от возбуждения. Торопливо, я стала откидывать подолы его халата, щёлкнула пряжкой на кожаном ремне и, облизываясь, извлекла его орган. Как голодная, накинулась на член, всасывая и впуская в рот. Застонала и Кристофор тоже застонал.

Я улетала от этого вкуса, от этого запаха, прикрывала глаза от удовольствия. Кто бы мне сказал, что можно так хотеть мужчину, что без его прикосновений решиться на минет. Но долго перевозбуждённый Крис не выдержал, поднял меня обратно на ноги и, подхватив руками за ягодицы, подкинул вверх, усадив на себя. Он нёс меня гордо и довольно, уронил на мягкую кровать. И стал быстро раздевать, но не полностью, а вытаскивал грудь, стаскивал колготки, оставляя часть одежды на мне.

Его жаркие губы на моих сосках заставили вскрикнуть. Борода колола кожу, как наждачная бумага, проезжалась по грудям. Руки его прохладные блуждали по телу, лаская талию и переходя на спину. Я переполнялась страстью. Уже бесстыже текла, чувствуя свой сок, что стекал по складочкам на внутреннюю часть бёдер. Хотела его внутрь, хотела секса.

— Крис, — остановила я мужа, когда тот уже направил свой член мне в лоно. — У нас всегда одна поза.

— Я хочу видеть твоё лицо, — выдохнул он с рыком. — Хотя.

Он грубо перевернул меня, так неожиданно, что я вскрикнула. Поставил меня на четвереньки. Необычно и так неприлично открылось сзади моё лоно, обожгло мои щёки стыдом. Звериная поза, а мне стыдно. Так я раскрыта полностью. Крис закинул мне голову вверх, прогнув в пояснице. Целовал задом наперёд, и я сильнее стала выгибаться, виляя бёдрами. Он вошёл. Входил, входил и не было конца этому концу. Я почувствовала боль, так глубоко он оказался. Стала хватать воздух ртом, а мой мучитель с улыбкой наполненной хищным удовольствием наблюдал за моими эмоциями на лице.

— Чщ-щ-щ, — зашипел Кристофор, наслаждаясь мной.

Я зажала мышцы внутри, стараясь глубже его не пустить, и тут же ахнула от резкой судороги по всему телу. Болезненный оргазм укрыл меня с головой, я закрыла глаза, из них брызнули слёзы. На время перестала дышать, дёргаясь на члене самостоятельно пробиваясь вглубь себя, до самого сердца, что горело от любви и вожделения. А потом закричала во всё горло от немыслимого, неведомого удовольствие, которое было таким тяжёлым, таким упругим, и чувство наполненности меня с ума сводило. Я летала где-то очень далеко, не чувствовала этого мира, потом замкнулась на внутренних ощущениях, а сознание в отдельной вселенной сосредоточилось на происходящем. Я хотела уловить каждый миг своего состояния.