Сенсация по заказу - Страница 54

Турецкий прошел вдоль дома и остановился за деревом, в двадцати метрах от машины, выбрав удобную позицию для стрельбы.

Они не подошли к машине, а обошли ее стороной, при этом внимательно вглядываясь в лже-Турецкого. Руки их были свободны, оружия не видно.

Турецкий, стоя за деревом, прицелился в молодого.

Лже-Турецкий повернулся к ним и у тех двоих появилось удивление. У «двойника» – разыгранное, у парочки – искреннее. Все было ясно. Они увидели, что этот человек похож, но он – не Турецкий. Старший достал мобильник, не то ему позвонили, не то он собирался сообщить о конфузе. И потом они быстро ушли.

Турецкий не сомневался: эти двое поняли, что он их раскусил.

Ну что ж, это если и не конец игры, то уж как минимум перерыв. Можно перевести дух. Он подошел к своему «двойнику», с чувством пожал ему руку и сказал:

– А как насчет по рюмашке?

– «Зашился» на той неделе, – виновато сказал двойник.

В квартиру Турецкий вернулся уже один. Сначала позвонил Грязнову, коротко рассказал о происшедшем. Вячеслав Иванович отругал его, но, в общем, в его грубоватом тоне сквозило восхищение находчивостью Турецкого.

Турецкий прислушался к себе. Ощущения были странными. Он был не то перевозбужден, не то опустошен. Выпить в самом деле не помешало бы. Кажется, где-то был еще коньяк на донышке. Но вместо того чтобы искать заветную бутылку, он позвонил Меркулову.

– Костя... а это я, – сообщил Турецкий.

– Добрый день, – ответил интеллигентный Константин Дмитриевич. – Как здоровье? Как супруга?

– Костя, помнишь, ты мне задавал один вопрос у себя в кабинете?...

– Помню, – сразу же ответил Меркулов так, что стало ясно: он действительно понял, о чем идет речь. Они столько лет знали друг друга, что малейшие речевые нюансы могли сказать обоим больше, чем энциклопедический словарь.

– Ты можешь объяснить импульс? Почему ты тогда так спросил? Ты что-то узнал? Я звоню, потому что теперь ответ на твой вопрос – да. Вокруг меня, видишь ли, странные люди вертятся.

Меркулов помолчал, переваривая сказанное. Но никаких новых вопросов задавать не стал, ответил Турецкому:

– Саша, к великому сожалению, мне совсем нечего тебе сказать. Накануне того дня мне позвонили на мобильный телефон, номер которого мало кому известен. Назвали меня по имени и поинтересовались, работает ли еще со мной такой, цитирую дословно: «нелепый человек Александр Борисович Турецкий». Я отвечать не стал, отключился. Номер звонящего у меня не определился. Я попробовал его пробить через оператора сотовой связи – тоже безрезультатно. Все это мне не слишком понравилось. Вот так, друг мой. Поговорим завтра на работе, хорошо? Надеюсь, ночь будет спокойной.

Последняя фраза подразумевала, что, если Турецкому нужна помощь, он знает, как ее получить. Он ее и получил. Люди Грязнова были уже в пути.

После разговора с Меркуловым Турецкий наконец выпил, послонялся по квартире... Спохватился, вышел на улицу и тщательно проверил машину. На его непрофессиональный взгляд, ничего нехорошего в ней не появилось. Ну да этим еще будет кому заняться.

Мимо проезжало такси. Турецкий посмотрел на «чашечки», вспомнил, как уезжала жена. Позвонил ей.

– Ирка, это говорит нелепый человек Александр Борисович Турецкий.

– Сашенька, что с тобой?! – испугалась Ирина.

– Думаю, все в порядке. Они ушли. Возвращайтесь домой. Может быть, я даже еще приготовлю эти чертовы кабуки.

Турецкий на кухне доедал вчерашний плов. Ирина влетела в квартиру с горящими глазами. Села напротив него, подцепила кусочек мяса.

– Приятного аппетита, – сказал Турецкий.

– Да ладно тебе! Саш, представляешь, я сегодня во ВЦИОМе была...

– Что это такое? – спросил Турецкий с набитым ртом, но жена его поняла.

– Центр изучения общественного мнения.

– И что ты там делала?

– Мне нужны сведения о страхах, об угрозах, подстерегающих в жизни, о том, что служит источником для беспокойства. А они как раз сейчас собирают и такие данные – у меня там приятельница работает...

– Ну и? – заинтересовался Турецкий.

– Тебе правда интересно? – обрадовалась Ирина.

– Я же живой человек.

– Слава богу.

– Не иронизируй, – пожаловался Турецкий.

– Я совершенно серьезно сказала. Так вот, исследование показало, с одной стороны, консервативность нашего сознания: мы боимся, в общем, того же, чего боялись наши далекие предки, и кроме самих себя возлагаем надежды разве что на Бога. С другой стороны, общественное мнение рисует «картинку страхов», сильно отличающуюся от той, которую видит перед собой власть. Шестьдесят шесть процентов опрошенных утверждают: жить в России год от года все более опасно.

– Значит, опасно, – задумчиво протянул Турецкий. – А много их было, этих опрошенных?

– Не знаю. Не мало, надо полагать.

– Ну ладно, а конкретно чего люди боятся? Войны?

– Какой войны?! – удивилась жена. – Это наши родители и бабушки так заклинали лет пятьдесят: «Лишь бы не было войны!» – но акценты давно сменились. А сейчас больше всего боятся посягательств на жизнь и здоровье близких, потери ими здоровья, ну и смерти, конечно.

– Смерти близких или собственной смерти?

– Близких. Стереотип мышления понятен: несчастье может случиться с кем-то, но не со мной.

– Ага, то есть эгоисты-то мы, конечно, эгоисты, но за ближних все же боимся больше, чем за самих себя.

– Можно и так сказать. При этом половина считает, что жизнь в принципе, которая нас всех стрижет под общую гребенку, становится год от года все опаснее.

– А финансовый крах, потеря репутации, выпадение из социума? Стихийные бедствия, наконец? Экологические катастрофы?

– Гораздо, гораздо меньше!

– Может, этот опрос среди олигархов проводился? – не удержался Турецкий.

– Не думаю.

– Семь процентов вполне уверены в своем будущем, а пять – ничего не боятся ни сегодня, ни завтра, ни вообще!

Дзинь...

Это был странный звук. Супруги замолчали и посмотрели друг на друга.

Турецкий подумал: сейчас не хватает только фразы из голливудского фильма: «Дорогой, это то, что я думаю?» Но Ирина молчала, закрыв рот обеими ладонями. Турецкий повернулся влево и увидел отверстие в оконном стекле. Потом повернулся вправо – в стене, на уровне его головы, торчал кусочек свинца.

Ирина сидела в «мертвой зоне» – рядом со стеной, Александр Борисович – ровно напротив окна.

«Пуля, – подумал Турецкий отстраненно. – У меня в стене – пуля. Она предназначалась для меня. Но я ее не получил. В этот раз».

Турецкий встал и достал из буфета бутылку коньяка. Коньяк был молдавский, из старых запасов. Дешевый, но вполне приличный. Теперь такого уже не будет. Черт бы побрал этих политиков, санитарных врачей и прочих идиотов, которые запретили ввозить молдавский алкоголь... Господи, о чем я думаю?!

Он искоса глянул на жену. Она сидела в той же позе.

– Тебе налить? Ирина молча кивнула.

Вернувшись вечером, Турецкий попытался поцеловать жену, лежащую на диване без видимых занятий с телевизионным пультом в руке. Она слегка отстранилась:

– Ни к чему это. Вот скажи лучше, чего бы тебе сейчас по-настоящему хотелось? – спросила Ирина.

– Честно?

– Ну конечно.

– Не знаю... Хотя нет, знаю. Я бы хотел удрать в какую-нибудь южную страну. Завел бы себе маленький гаремчик. В Саудовскую Аравию какую-нибудь. – Турецкий испытующе глянул на жену. – Был бы тихо счастлив.

– Ну и глупо, – хладнокровно откликнулась Ирина.

– Почему?

– Потому что кончается на «у». Не был бы ты там счастлив.

– Интересно! Отчего ты в этом уверена?

– У них официальная религия – ваххабизм. Как бы ты там жил? Там от этого не отвертишься.

– Н-ну, – меланхолично протянул Турецкий. – Может, я бы стал мусульманином. У меня и фамилия подходящая.

– Ваххабитом? – прищурилась Нина.

– А что такого?

– Ничего особенного. Согласно этой ветви ислама только ваххабиты являются настоящими людьми, а все остальные либо должны перестать быть «неверными», либо должны быть уничтожены.