Сенсация по заказу - Страница 23
Питер вдруг сделал движение бровями, и Турецкий оглянулся.
К нему шли Денис и Шляпников. Денис не дал сказать ни единого слова.
– Сан Борисыч, верю только вам! – Денис широко улыбался.
Турецкий вспомнил, что Денис всегда «выкал» при посторонних, особенно при клиентах, в данном случае – при Шляпникове, держал марку. Все было понятно.
Денис испарился, а Шляпников после краткого знакомства с Питером присел за столик.
– И куда Денис Андреич рванул? – спросил Турецкий.
– Ему нужно встретить тетку на вокзале. Неожиданная ситуация. И так случилось, что мы с ним были вдвоем и без охраны. Денис настоял, чтобы я побыл с вами, если вы не против, Александр Борисович.
Турецкий кивнул и поймал себя на том, что ему приятно видеть Шляпникова, приятно, что они знакомы, приятно с ним общаться, и вообще все сейчас было приятно. Даже странно, ведь не пил ни капли.
– У вас все в порядке, Герман Васильевич? Теперь кивнул Шляпников, после чего обратился к Реддвею.
– Чем занимаетесь, мистер Реддвей? – спросил он без особого интереса, скорее из вежливости.
– Для друзей Алекса – просто Питер.
– О'кей. Тогда просто Герман. – Мужчины еще раз с удовольствием пожали друг другу руки. – Чем занимаетесь, Питер?
– Бизнесом занимаюсь, Герман. Турецкий счел своим долгом вмешаться:
– Мистер Реддвей – в прошлом государственный служащий.
– Ну все мы когда-то были государственными служащими, – улыбнулся Шляпников.
– Но не все были заместителями директора ЦРУ, верно?
– Ого, – оценил Шляпников. – А сейчас, значит, просто бизнес?
Реддвей кивнул, и Турецкий не стал уточнять, что теперь, да и последние уже лет десять, Реддвей возглавляет международный антитеррористический центр «Пятый уровень».
– Вы отлично говорите по-русски, Питер, – сделал комплимент Шляпников. – Акцента совсем нет. Как вам это удалось? Я вот говорю на пяти языках, но на всех далеко не безупречно.
Реддвей засмеялся.
– Может, просто не надо разбрасываться? – негромко заметил Турецкий.
– Да брось, – махнул на него рукой Реддвей и пояснил Шляпникову: – Это Алекс меня тренировал. Мы в девяностые с ним сотрудничали и много времени проводили вместе. Он меня заставлял русские пословицы учить!
– Зато теперь ты редкий славянофил, – парировал Турецкий. – Можете себе представить, Герман Васильевич, он передвижников коллекционирует! Встречали таких американцев?
– Да ну?! – обрадовался Шляпников. – Я ведь тоже коллекционер. Больше, правда, антиквариатом интересуюсь. Даже когда-то сам приторговывал, – засмеялся он.
– Покажете? – заинтересовался Реддвей.
– С удовольствием. Хоть сейчас. Только это за городом.
– В Архангельском, – подсказал Турецкий.
На лице Реддвея явственно проступило огорчение.
– Не люблю разъезжать, – объяснил.
– Вот как? – удивился Турецкий. – А кто всегда говорил, что смысл отпуска – по-иному взглянуть на мир?
– Я так говорил? – удивился Реддвей.
– Ты или кто-то другой, какая разница?
– Мне, Алекс, чтобы отдохнуть, достаточно просто уехать из дома. Перемены ничуть не хуже отдыха...
– Как когда, – не согласился Турецкий. Но посмотрел на кивающего Шляпникова и добавил: – Хотя, кажется, я в меньшинстве.
– Перемены ничуть не хуже отдыха, – повторил Реддвей, – поэтому отпуск нужен для смены обстановки, а не для отдыха. Если ты хочешь отдохнуть, достаточно не открывать почтовый ящик, отключить телефон и остаться дома. Это и есть настоящий отдых в сравнении с путешествием по Европе. Сидеть перед телевизором, положив ноги на стол, – это отдых, взбираться по сорока двум тысячам ступеней на вершину Нотр-Дама – тяжелая работа.
Шляпников и Турецкий засмеялись и, не сговариваясь, полезли за сигаретами. Турецкий закурил свой «Давидофф», Шляпников – «Яву». «Ну и кто из нас выглядит миллионером?» – невесело подумал Александр Борисович.
– А я вот недавно прервал отношения со своим американским партнером, – грустно сообщил Шляпников. – Скандальная история. Оказалось, эта фирма, довольно крупный фармацевтический производитель, страховала жизни своих работников втайне от них, и в случае смерти страховые выплаты получали не родственники, а... угадайте кто?
Реддвей едва заметно нахмурился, и Турецкий понял, что он знает, о чем идет речь. Турецкий, чтобы отвлечь от него внимание Шляпникова, развел руками.
– Выплаты получали члены совета директоров этих компаний, – сказал Шляпников.
– Ну и ну, – не сдержался Турецкий. – Поразительная наглость!
– Не слабо, да? Особенную пикантность ситуации придает тот факт, что компания ничем не рисковала – деньги за страховки все равно вычитались из налогов этих фирмы.
– Наверно, приятно сознавать, что твой труп означает новый «порш» для председателя совета директоров? – съязвил Турецкий.
– Вообще-то такая практика уже запрещена судами, – патриотично пробурчал Реддвей... – Хотя еще и не во всех штатах
– Вот видите – не во всех, – не удержался Шляпников.
– Что ж, это говорит, что Америка – по-настоящему свободная страна. А вы чем занимаетесь, Герман?
– О, меня сейчас интересуют вопросы безопасности. Личной безопасности.
Реддвей тоже улыбнулся, но реагировать не стал.
Шляпников потушил сигарету. Посмотрел на часы, потом в окно. Рядом с тротуаром остановился джип «форд-маверик». Это была машина Дениса Грязнова. Быстро, однако.
– Герман Васильевич, вы звоните мне, не стесняйтесь, – искренне сказал Турецкий, когда Шляпников встал. Ему почему-то было неприятно, что они с Ред-двеем пикировались.
Шляпников кивнул, пожал протянутые ему руки и ушел. А Турецкий подумал, что у Дениса ведь нет никакой тетки. У него есть только дядька – генерал-майор МВД... Турецкий выпил стакан минеральный воды и сказал Реддвею:
– А теперь, Пит, выкладывай, зачем ты в Москве.
– Затем, чтобы рассказать тебе историю. В Ньюб-рафтоне погибла девяностодевятилетняя женщина.
– Именно погибла, не умерла? – уточнил Турецкий.
– Именно. Она переходила дорогу, и ее сбил грузовик.
– Прискорбно, – сказал Турецкий. – И поэтому ты в Москве?
– Интересно! – возразил Реддвей. – Смотри сам. На следующий день ей должно было исполниться сто лет. Она ехала в инвалидной коляске. Ее катила дочь. Они обе направлялись на вечеринку в честь грядущего юбилея. И ее сбил грузовик. Ну? Каково?
– Ты будто гордишься этим грузовиком, – заметил Турецкий.
– Не горжусь. Я хочу задать тебе вопрос. Что вез грузовик?
– Питер, ты в своем уме? Откуда я могу это знать? Так почему ты в Москве?
– Алекс, вслушайся в мои слова. Девяносто девять лет. Инвалидная коляска. Вечеринка по случаю столетия. Дорога. Грузовик...
– Черт тебя возьми, в самом деле! – рассердился Турецкий. – У меня знаешь сколько дел?! А ты... Послать бы тебя подальше! Что было в грузовике?! Ну пусть это будет ее именинный пирог! Доволен?!
Реддвей медленно встал из-за стола. Стул под ним со скрипом отъехал назад. Реддвей смотрел на Турецкого, и на его лице была сложная гамма чувств: обескураженность, недоумение, возмущение и даже злость.
– Алекс... ты... ты... Ты откуда это узнал?! Мне же только сегодня сводку прислали. У тебя свой человек в моей системе?!
– Питер, ты рехнулся? Да сядь, конспиратор хренов. Нет у меня никого! Ты спросил, я и ляпнул то, что абсурдней всего. Неужели не ясно?
– Абсурдней всего? – задумчиво повторил Ред-двей. – Я вот думаю: а что, если тебе стать донором мозга? Моего?
– Питер, я, ей-богу, рад тебя видеть, но если это все?... – Турецкий постучал по циферблату часов.
– Я приехал посоветоваться, – сознался Ред-двей. – Заодно и на тебя посмотреть.
– Последнее приятно. Да и первое неплохо. С кем советовался-то?
– С солидными людьми.
– Ну-у, – Турецкий делано заскучал. Подобный ответ Реддвея означал конечно же
ФСБ. Организацию, с которой Турецкому по роду его деятельности многократно приходилось иметь дело еще и в те времена, когда она называлась иначе и которую он откровенно недолюбливал. Хотя и отдавал должное отдельным людям, там работавшим. И потому сейчас он отреагировал несколько ревниво. Но сделал это по-своему.