Сенсация по заказу - Страница 15

Снова лирика. Он был поэт, этот Белов. Странно, что стихов в дневнике не оставил. Спросить у Колдина про дневник? Нет, пока не стоит. А Колдин тоже непрост. На столе лежит папка и потрепанный детектив. Важные для него документы он держит в книжке.

Турецкий поднял на Колдина глаза:

– И что это такое? На какой черт мне эти записки охотника?

– Не понимаете?

– А что я должен понять? – Турецкий закурил, поискал взглядом пепельницу, встал, взял с соседнего столика блюдце. – Как надо охотиться на тетеревов?

– Перепелов вообще-то. Но ведь в этом все дело! Это же все как раз и объясняет!

Турецкий посмотрел на Колдина с некоторой опаской. Ему приходилось встречать людей из мира науки и одновременно же – явно не от мира сего. Если с Кол-диным окажется так же – напрасная потеря времени. Хотя почему же напрасная? Прокатился-то он с удовольствием. Места тут чудесные. Можно опять же на Истринское водохранилище заглянуть... Да и в Леме-же, говорят, озеро есть хорошее...

– Вы не понимаете? – с сожалением констатировал Колдин. – В этом же вся соль! Это как раз и свидетельствует о том, что письмо от Белова. Это его суть, его генезис – никогда не использовать уже «заточенные» алгоритмы решения. Потому он и добился таких оглушительных результатов, что много лет делал все вопреки официальной логике науки!

– Слушайте, – сдерживая раздражение, сказал Турецкий. – Особенности научного метода вашего гениального друга меня не очень волнуют!

– А жаль, кстати, – сказал Колдин.

– Давайте к делу, а?

– Так это же дело и есть. В письме он говорит, что от него требуют продать результаты последних исследований!

– Когда пришло письмо?

– Две недели назад. Но прочитал я его только неделю назад.

– Объясните мне, как это получилось?

– Очень просто. У меня есть два электронных адреса. Один я использую для оперативных нужд, второй, так сказать, стратегический. Заглядываю в него нечасто.

– Значит, Белов отправил вам письмо на «стратегический»?

– Именно.

– Жаль, что письмо электронное, – вздохнул Турецкий.

– Вы сомневаетесь, что его написал именно Антон? Думаете, это я сварганил?

– Так ведь электронное письмо на почерковедчес-кую экспертизу не отправишь.

– Но оно пришло из его почтового ящика!

– Ну вы как маленький, ей-богу. Как будто при большом желании и умении туда нельзя было забраться. Задача для хакера средней руки.

Колдин задумался. Потом сказал:

– В письме есть обороты речи, характерные для Антона Феликсовича.

– Это тоже ничего не доказывает, – вздохнул Турецкий. – Ну ладно. Давайте забудем о моих сомнениях и займемся фактами, изложенными в письме. Насколько они соответствуют действительности?

Вместо ответа Колдин подвинул Турецкому следующий лист. Это был ксерокс газетной или журнальной статьи.

«С завидной регулярностью в средствах массовой информации возникает „биолог“ Белов, труды которого не находят понимания среди биологов. Впрочем, ясно почему. Речь идет о совершенно очевидном шарлатанстве. Белов нашел, что лазером является сама ДНК человека. Между тем достаточно владеть физикой в объеме средней школы, чтобы понять очевидную вещь – при поперечном размере ДНК излучение будет дифрагировать в 2 пи стерадиан, так что ни о каком лазере речи быть не может! Теперь он, видите ли, заявил, что стоит на пороге создания биокомпьютера...»

– Нет, дальше я читать не могу! – возмутился Турецкий. – Я и школьной-то физики не помню! Для меня все это – китайская грамота. Может, сжалитесь, переведете? – Турецкий осекся, заметив авторство статьи: С. М. Кубасов, председатель комиссии по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований при президиуме РАН.

Колдин, конечно, отметил его взгляд.

– Чего вы испугались? Да мало ли академиков на земле русской? Кубасов – просто выживший из ума старый сами знаете кто.

– Маразматик?

– Можно и грубее.

Турецкий вспомнил, что нечто подобное говорил и Гордеев.

– Ну-ну, вам виднее, – со скепсисом пробормотал он.

А Колдин продолжал:

– Помнится, в конце сороковых генетику вообще объявили лженаукой и продажной девкой капитализма. И кто это делал среди прочих? «Народный академик» Трофим Лысенко. Слово «ген» тогда стало ругательным в генетике. А мы, русские, в то время лидировали в этой важнейшей области знания! Последствия этого разгрома оказались таковы, что страна лишились многих блестящих научных умов, и мы отстали. А Запад в этом направлении бурно развивается – во-первых, открытие двойной спирали ДНК Уотсоном и Криком в 1953 году и Нобелевская премия им же в 1963 году, затем последовало открытие генетического кода, и Нобелевские премии посыпались как из рога изобилия, но не на наших ученых. В конце пятидесятых президент США Эйзенхауэр в одном из своих выступлений бросил презрительно, что СССР отстал от Запада в молекулярной биологии на двадцать пять лет.

– Спасибо за экскурс в историю. Объясните мне вот что. Ведь, как я понимаю, всякий научно-исследовательский институт или лаборатория находятся в ведомстве Академии наук, того или иного ее направления. Верно? Что вы молчите?

– Верно-то верно, да не совсем, – неохотно сказал Колдин.

– То есть фактически вы сами по себе? Частная лавочка?

– Мне не нравится такое определение.

– И все же. Кому принадлежит ваша Лаборатория? Государству? Частным лицам?

– А что такое? – обозлился вдруг Колдин. – Это в советские времена Академия наук, как и все прочие научные и учебные учреждения, была поставлена под жесткий партийно-административный контроль! Директору нужно было иметь специфические таланты, чтобы в этих условиях обеспечивать сколько-нибудь продуктивную научную работу своим сотрудникам. Нужно было уметь взаимодействовать с партийными инстанциями и КГБ!

– Я жду ответ, – напомнил Турецкий.

– Вас интересует материально-техническая база?

– Да.

– Вы наивный человек. Она чего-то стоит, конечно, но это меркнет по сравнению с теми возможностями, которые давали открытия! Вы ждете ответ? Пожалуйста! Да, наше имущество принадлежит, точнее, принадлежало одному человеку.

– Белову?

– Белову.

– Как это произошло?

– В советские времена Антон Феликсович работал в Серпухове, в НИИ биофизики. Этот институт Академии наук СССР был замечательным учреждением. Он отличался от многих других институтов широтой тематики. Это объяснялось самим характером науки – биофизики, включающей все: от математической теории изменения численности биологических популяций и принципов работы мозга до рентгенографического исследования структуры мышечных белков. Это была большая – около тысячи сотрудников – научная республика. Государство! Институт биофизики отличался от большинства других академических институтов именно этим республиканским демократизмом. А потом... Потом все рухнуло.

– Когда именно?

– В начале девяностых. Да и не только у нас. Белов ушел из Серпухова и создал свою Лабораторию. По камешку, по кирпичику. Это целиком и полностью его детище. Нашел и увлек компетентных сотрудников. И деньги на оборудование доставал сам. Между прочим, явление само по себе уникальное. Его в Японию постоянно звали. В Европу...

– Но он был патриот, – продолжил мысль Турецкий.

– Что, в такое трудно поверить?

– Почему же? Пока все так и выглядит.

– Оно не только так выглядит, оно так и было. И тем более Лаборатория Белова – уникальное явление, а нынешние ученые – либо седобородые маразматики, либо молодые шарлатаны.

– Хотите сказать, фундаментальной науки в России больше нет?

– Александр Борисович, задавайте конкретные вопросы.

– Задаю. Что такого замечательного создал лично профессор Белов и его институт в частности?

Колдин помолчал, вид у него был несколько удивленный.

– Вы действительно не знаете?

– А должен? – уже скрывая раздражение, спросил Турецкий.

Колдин укоризненно покачал головой: