Семья Эглетьер - Страница 4
— Ну и тяжела ты стала!
Ему хотелось немедленно рассказать ей о своей будущей экспедиции на Берег Слоновой Кости, но Франсуаза со своими девчоночьими секретами уже явно завладела теткой.
— Вы куда?
— В кафе «Флора», — ответила Франсуаза.
— Я тоже пойду с вами!
Франсуаза покачала головой и сказала многозначительно:
— Нет. Нам нужно поговорить.
— Ну ясно, так я и знал! — буркнул Даниэль.
Таинственность, которой сестра окружала себя последнее время, раздражала Даниэля. Прежде он и не задумывался над тем, что она девчонка, но последний год Франсуаза перестала быть для него товарищем. Мало-помалу приобщаясь к изменчивому, болтливому и непонятному женскому стаду, она отдалялась от семьи.
— Но вечером-то мы тебя увидим, Маду? — спросил Даниэль.
— Да, — ответила Мадлен, взъерошив его и без того лохматые волосы. — Я буду обедать с вами.
— Тогда ладно! Мне тоже кое-что нужно тебе рассказать!
Мадлен и Франсуаза вышли на улицу, взявшись под руку. Девушка решила, что «Флора» недостаточно спокойное место для беседы, и предложила пойти в уютное кафе в английском стиле близ бульвара Сен-Мишель. Идя рядом с племянницей по тротуару, Мадлен наслаждалась Парижем. После тихого приморского городка он будоражил и оглушал ее. От шума, запаха бензина, тесноты у нее разболелась голова, но радостное возбуждение не проходило. Мадлен скользнула взглядом по витрине антиквара. Казалось, овеществленный идеал изящества на самый различный вкус сосредоточился в нижнем этаже этого здания. Грациозная мебель времен Людовика XVI мирно соседствовала с воинствующими красками абстрактных полотен. Наметанным глазом знатока Мадлен сразу отличала подлинное искусство от подделки; она залюбовалась двумя тарелками Индийской компании, и какая жалость: на одной из них волоском тянулась трещинка! Мадлен определила точный возраст прелестного комода в форме полумесяца, фанерованного красным деревом, и уже готова была зайти прицениться, но через минуту другая витрина привлекла ее внимание. Стоило ей вступить в этот квартал древних камней и вечно молодого духа, она словно оживала, забывая об усталости. На Мадлен, как всегда, были туфли без каблуков, но не было брюк, а юбка непривычно хлопала по коленям, и ноги под ней были как голые. Франсуаза вела ее дальше. Антикварные магазины сменились продовольственными. В витринах мясных лавок розовели грузные туши, в рыбных сверкала серебром трепещущая чешуя. Постепенно продовольственные лавки уступили место лишенным красок и запахов писчебумажным магазинам. Пересекая бульвар Сен-Мишель, они смешались с потоком студентов; ветер молодости пахнул в лицо Мадлен. Наконец Франсуаза остановилась перед кафе-чайной с фасадом из светлого дерева и окнами, окаймленными желто-зеленой плиткой.
— Так я прекрасно знаю твое кафе в английском стиле! — воскликнула Мадлен. — В мои времена оно называлось «Сен-Мишельский чай».
Она первая вошла в зал, где приятно пахло поджаренным хлебом и стоял многоголосый гул. Воспоминания обступили Мадлен со всех сторон. Светлые деревянные панели на стенах не изменились, и лампочки на столиках тоже. Мадлен увидела себя с Юбером там, в глубине зала, напротив кассы, и еще вон там, около камина, под английской гравюрой, изображающей псовую охоту, и еще в другом месте, слева от входа. В тот день они просидели три часа перед двумя чашками чаю, и хозяйка сухо попросила их впредь делать заказ, соответствующий времени, в течение которого они занимают столик. Выходя, они оба смеялись до слез. Что ж, и у них с Юбером было немало хорошего! Счастьем это не назовешь, но она питала к мужу теплое чувство и не скучала с ним… Все места были заняты. Вокруг одна молодежь. Она здесь, несомненно, старше всех. И Мадлен вдруг почувствовала, как тяжело, точно заплечный мешок, придавили ее прожитые годы.
— Вон там двое уходят, — шепнула Франсуаза.
Они устремились к освободившемуся столику и уселись на диванчик между парой, замершей в безмолвии, и тремя розовощекими манерными юношами, которые жадно уплетали сдобные булочки. Мадлен тотчас достала сигарету, оправдываясь перед собой, что не курила по крайней мере полчаса. Она повернулась к племяннице и, прищурившись, разглядывала с придирчивой нежностью ее некрасивое лицо, унылый рот и выпуклый лоб под беспорядочной копной темных волос. Но на этом невзрачном лице сияли большие глаза, зеленые, с ярко-коричневыми крапинками, сияли, заставляя забыть о непривлекательности черт. «Хоть бы она иначе причесывалась, подумала Мадлен, хоть бы немного подкрасилась и перестала носить эти нелепые, бесформенные платья!» Официантка принесла им чай и кексы, которые они заказали, пробираясь к столику. Франсуаза разлила чай по чашкам, схватила пальцы Мадлен обеими руками, до боли сжала их и вздохнула со счастливой улыбкой:
— Как это чудесно, что ты приехала! Вот смотрю на тебя, и сразу все мне кажется проще! Почему ты не предупредила нас заранее?
— Пришлось собраться неожиданно, — ответила Мадлен. — Срочное дело… Мне сообщили, что на ближайшем аукционе в зале Друо будут продаваться старинные заводные куклы, а один мой клиент как раз ищет их. И я, недолго думая…
— А я испугалась, что ты приехала из-за моего письма!
— Какого письма? — притворно удивилась Мадлен. — Ах да! Ну что ты!
Она помешала ложечкой в чашке и рассеянно спросила:
— Кстати, твое письмо не слишком-то веселое! У тебя неприятности?
— И да и нет, — ответила Франсуаза. — Словом, я и сама не разберусь.
— Что-нибудь серьезное?
— Да нет, пожалуй.
Еще несколько секунд они топтались на месте, Франсуаза не решалась открыться, Мадлен боялась отпугнуть ее нетерпеливой настойчивостью. Наконец девушка пробормотала:
— В общем… Я подружилась с одним студентом… Патриком Тронше…
Мадлен охватила радость: если Франсуаза влюбится, она расцветет, развернется, задышит всеми порами!
— Так это же чудесно, родная моя! Ну, рассказывай!
— Я познакомилась с ним в мае у друзей, — спокойно начала Франсуаза. — За время летних каникул мы потеряли друг друга из виду, но осенью я встретила его случайно в книжном магазине. Он учится на геологическом факультете. Теперь мы часто проводим вечера вместе.
— Какой он? Красивый?
Вопрос нечаянно сорвался с языка, и ей стало стыдно своего ребячества. Франсуаза смотрела на тетку, удивленно улыбаясь.
— По-моему, ничего.
Мадлен уже не могла сдержать любопытства.
— Высокий? Темноволосый? Опиши его поподробнее!
— Среднего роста, — смеясь, ответила Франсуаза, — волосы скорее светлые. В очках.
— Умный?
— Очень!
— Ну… а еще?
— Очень честный… прямой… хорошо воспитанный… Впрочем, недостатков у него тоже хватает.
— Ты уже успела их заметить?
— Ну конечно, Маду! Мы не стараемся морочить друг другу голову!
Мадлен поняла, как старомодна ее институтская восторженность. Словно ей было восемнадцать, а Франсуазе пятьдесят.
— Из какой он семьи? — спросила она, нащупывая подходящий тон.
Но тут же подумала, что и этот вопрос звучит анахронизмом.
— Из самой скромной.
— Ну а все же?
— Его родители обыкновенные служащие.
Мадлен всегда стояла за социальное равенство.
— Ну что ж, превосходно, — сказала она. — Итак, ты его любишь? Вы любите друг друга?
Франсуаза съела кусочек кекса, отпила глоток чаю, приложила салфетку к губам и ответила:
— Да. У нас это очень серьезно.
— Что ты хочешь сказать?
— Мы намерены пожениться.
Четкость ответа огорошила Мадлен.
— Как? Уже? — пробормотала она. — Сколько же ему лет?
— В феврале исполняется двадцать.
Мадлен разволновалась.
— Двадцать лет? Но это же безумие! Он еще не устроен! Впереди учение, военная служба!..
— Да нет же, Маду, мы поженимся только через пять лет.
— Ну, это другое дело!.. Но почему пять лет? Это слишком долго! Что вы будете делать это время?
— Учиться.
Внезапная догадка озарила Мадлен. Она притушила окурок и спросила напрямик: