Семена Распада. Том I (СИ) - Страница 8

Когда-то жрецы Каинен безжалостно истребили северных духов и связанные с ними культы, а поверженный в бою Король-Барс отказался от имени Бога-во-Плоти. Длань Светоносного простёрлась над душами аннеэфи, прочной сетью опутав новоявленное архэтство. В каждом селении появился свой храм: от маленьких алтарей в деревушках до величественных соборов близ крупнейших замков. Жрецы-лекари и жрецы-судьи стали постоянными спутниками энхэтов. А в городах обосновался Орден Рассвета, чьи жрецы-воины полагали целью истребление измены и разбоя.

Этельдор, как и большинство норинцев, чтил всех Богов, но не поклонялся никому. Не делал исключения он и для Каинен, хотя отдавал должное влиянию Светлого Бога на умы и сердца подданных императора. Однако именно он, безбожник-чародей, решил призвать северян к священному возмездию во имя Бога.

В зале Малого Трона происходило собрание, которому предстояло войти в историю под именем Meyne en Ko`em Gaemi — Совет Шести Знамён. Такая мысль закралась в голову летописца не случайно, ведь собравшиеся там энхэты представляли шесть знатнейших родов севера.

Первым среди них был Амони, носящий на своём гербе снежного барса де Пьюсов. Наследник восседал на могучем дубовом престоле, егохрупкие юношеские плечи покрывал плащ из барсовой шкуры, а в голубых глазах решимость боролась со страхом перед ответственностью. За его спиною стояли Этельдор и вэнтум, жрец-надзиратель, именуемый так же Святым Оком, последний опирался на посох белого дерева с навершием в виде алмазного глаза. А за круглым столом сидели пятеро вассалов. Первыми по старшинству шли тонхэты Кервит Дорэан и Джайхар Дорр, на эмблеме которого расправил крылья огнедышащий крылатый змей. Следующими были трое шехэтов: Вильмар Фисс с родовым знаком в виде натянутого лука, Фаренн Динайрэ, чьё знамя украшала голова орла, и Оснет Арнитен, носивший на щите раскидистый кедр.

— Приветствую вас, благородные энхэты! — торжественно произнёс Амони, а вассалы, чтя обычай, одновременно склонили головы.

Наследник продолжил речь: красивые слова, густо приправленные лестью, лились из его уст спокойным потоком. Юноша держался с завидной выдержкой, казалось, ему от природы дан дар красноречия, но между тем всё это было заслугой Этельдора. Чародей немало времени истратил, сочиняя для наследника это приветствие и ещё больше, разучивая его с Амони. Зато теперь стало видно, что он потрудился на славу, дворяне пристально смотрели на юношу, внимательно вслушиваясь в каждое его слово, норинцаже ничто не отвлекало от размышлений.

«Мальчик отлично справляется. Он способный и решительный, как и отец», — отмечал чародей с внутренним удовлетворением, однако его мысли омрачали и опасения: ведь Амони был ещё слишком молод и смотрел на мир сквозь призму собственных поверхностных суждений. Он верил в людей, предки которых когда-то склонили головы перед Барсом. Но вот Этельдор им не доверял, они не хотели признать чародея, их заставили это сделать, ведь, умирая, Лоэмар именно ему поручил и архэтство, и сына.

Норинец мог поклясться: каждый из этих пяти ведёт собственную игру, в которой Амони — фигура не столь уж значительная. Он не знал, способен ли кто-либо из них на откровенное предательство, но всё-таки не мешало бы приглядеться к энхэтам внимательнее, ещё раз взвесить их и оценить:

ДжайхарДорр. Ему только двадцать, а он уже тонхэт, получил титул и земли от рано умершего отца, так же, как и Амони. Смуглый и черноволосый, он мало похож на северянина, а глядя на его осанку и резкие черты лица, можно поверить в сказку о том, что Дорры рождены из камня, выточенного драконьим огнём. И характер у него под стать внешности: говорит напрямик, без увёрток и любезностей. Среди всех он самый неуживчивый, но всё же свой для них— высокорожденный, а не безродный выскочка, как Этельдор.

Вильмар Фисс. Его предки были великими воинами, но он решил изменить семейной традиции. Чародей с трудом мог представить этого сладкоголосого толстяка на коне и в доспехах. Однако Фисс далеко не глуп и словом умеет разить не хуже меча, не зря же в родном Кальмэйне он заработал прозвище Медоуст.

Верность Оснета и Кервита представлялась менее сомнительной, как-никак те отдали сыновей в оруженосцы к Амони. Пусть оба они хитрецы и честолюбцы, но их притязания скорее несут пользу, нежели вред.

Оставался ещё шехэтДинайрэ, холодный и нелюдимый. Ни жены, ни детей, а ведь ему чуть меньше сорока. Даже предположить нельзя, что у него на уме, от такого можно ожидать чего угодно. Особенно, если вспомнить, что именно он был главным противником назначения норинца.

Тем временем, пока Этельдор оценивал и взвешивал, Амони окончил речь. Слово перешло к жрецу-надзирателю, и тот, благословив энхэтов короткой молитвой, начал рассказ о природе Seliri:

— Враг, посланный нам в испытание, силён изрядно и страшен в многообразии своём, — скрипучим, как старый засов, голосом вещал он, но вассалы внимали с жадностью, ведь о порождениях Раукар они знали в лучшем случае из старинных книг. Новый противник не столько внушал в сердца ужас, сколько пробуждал в них прежнюю воинственную спесь. — Души, что отвергли истинный свет, что погрязли в мерзости и прельстились соблазна ложной свободы, которые Бог Тьмы, насадив на чёрный трезубец, оборотил в пресквернейших чудищ. И нет в них с поры той ничего человеческого, ибо сердце каждому заменил Чёрный Кристалл.

Те, что были в жизни слабы, и после Слияния с Тёмным Богом ничтожны остались. Имя им хэштари — крылатые исполненные злобой твари. Другим имя гэртари — они убийством и разбоем низвели себя до облика тёмных воителей, безобразных и грозных. Ещё есть малтари, Звери, чей грех — безумие. Порождения ярости и ненависти, они страшнее всех прочих, но и малочисленнее тоже. Во главе же их колдуны и колдуньи зломерзкие, жрецами Раукар себя именующие.

— Откуда же они взялись, вэнтум? — удивлённо спросил Кервит Дорэан, пока распалившийся от гневной речи жрец переводил дыхание. — Разве блюстители Ордена не клялись, что истребили в империи эту заразу? Разве не пал в Альхаре род чернокнижников Хусаинов?

Остальные молчали, но в их взглядах читалось не меньшее желание получить ответы.

— Вопрос ваш верен, тонхэт. Великий Храм и Орден Рассвета изничтожили всякий намёк на происки тёмных сил в границах Империи. Но альхарские безбожники — дело другое. Они сменили себе повелителя, но позволили живыми уйти цепным псам прежнего владыки. Две раксы*, именуемые Грозная и Верная, покинули Альхар. Тех из них, кто подался в Империю, мы истребили без жалости, но куда исчезли прочие… Боюсь, даже всемилостивому Каинен сие неизвестно.

— А сейчас эти пришли со стороны Норина, — вклинился с неожиданной догадкой молодой Дорр, ударив кулаком по столу. — Не измена ли, энхэты? Чародей, ответь нам! Ответь, откуда взялись поклонники Раукар у тебя на родине?

— Они были там и до альхарского изгнания, — поддержал тонхэта сладкоголосый Вильмар Фисс. — Я говорю про Тэйсо-Орэ, Храм Всебожия. Не могли ли тамошние жрецы принять сотню-другую южных собратьев?

— Исключено, — отрезал Этельдор, заговорив в первый раз за собрание. — Законы Норина строги, а верность союзному долгу незыблема. Более того, я не в праве отвечать за весь Норин, ибо уже четырнадцать лет в амонийском подданстве.

— Энхэты! Мы впустую мутим пену! — в намечающийся спор вмешался неприятный клокочущий голос Фаренна Динайрэ. — Враг бесчинствует у нас под боком, а мы вместо того, чтобы объединиться ищем предателей. Полно! Наши разногласия не существеннее пыли, когда речь идёт о войне. Я старший из вас, энхэты, и на моей памяти не было ещё собрания стольких знатных родов. Верно, тому есть веская причина, так что взываю: успокоимся же и послушаем, что скажет мэйнир Этельдор.

«Великие звёзды! И это Динайрэ?! — безмолвно изумлялся норинец, глядя на злейшего противника своего регентства. — Воистину, большая беда меняет людей. Или это очередное коварство? Неважно, я сам решил собрать их, не мне избегать права голоса»