Семейная книга - Страница 81

— Я уже иду, — отвечал император и озабоченно обернулся к офицерам своего штаба. — Блюхер и Веллингтон пытаются соединить свои войска любой ценой, — анализировал император ситуацию, — наша задача — вбить между ними клин.

— Остынет же все, ну!

— Мы выступаем через час.

Снаружи послышалась тяжелая поступь адъютанта. По мраморной лестнице вприпрыжку поднимался генерал Камберон.

— Нет, нет, — остановила его Йосефа у двери, — снимите, пожалуйста, сапоги, мне не нужна здесь вся грязь с улицы.

Генерал Камберон стащил сапоги и остался в носках, как и все маршалы.

— Если бы у меня была домработница, так меня бы это не так волновало. Но она позавчера ушла. Ну, так я сказала Наполеону, что ее рожа мне не нравится, но для него все важнее, чем дом. Вот так я осталась без помощницы перед субботой, и из-за этих постоянных битв у меня даже нет времени новую подыскать. Если вы услышите, что где-то есть приличная женщина, умеющая готовить и присматривать за детьми, так вы мне скажите, только не корсиканку, если можно, они все слишком много разговаривают.

— Конечно, ваше величество, — отдал ей честь Камберон и передал срочную депешу императору. Наполеон глянул в депешу и побледнел:

— Господа! Фуше, которого я назначил министром полиции, перешел на сторону неприятеля.

— Фуше, шмуше, иди вже кушать, ну! Все же остывает!

Императрица вышла в соседнюю комнату — снова разогревать еду. Наполеон давал последние указания.

— Здесь и сейчас решаются судьбы мира, — решительно указал он на карту, — если домработница нанесет удар с юго-востока, нам придется перегруппировать фланги…

— Наполеон! — донеслось из соседней комнаты. — Ты будешь яички всмятку или яичницу?

— Это не важно.

— Яичницу?

— Да.

— Ну, так скажи, ну.

Император натянул сапоги, надел треуголку. На его лице отразилась твердая решимость выиграть Битву народов.

— Господа! Вперед, за Францию!

— За Францию! — взревели маршалы, обнажив сабли. — За императора!

— Наполеон, — императрица сунула голову в дверь, — тебя ребенок зовет.

— Ваше величество, — прошептал маршал Мюрат, — враг у ворот!

— Между прочим, с плачущим ребенком я сижу целый день, а не вы, — ответило ее величество, — Наполеон, кстати, мог бы хотя бы поцеловать ребенка перед тем, как уйти на работу.

— Где наследник престола?

— Пошел пописать.

Наполеон бегом бросился в соседнюю комнату.

— У меня таки нету домработницы, — объясняла императрица, — так как я сама справлюсь с тремя этажами? Я вам тысячу раз говорила — не разбрасывать пепел по коврам. У меня только две руки… — Что сказать, если тебя будут искать? — обратилась Йосефа к Наполеону.

— Не знаю.

— Но я же должна что-то сказать, если тебя будут искать. Я надеюсь, ты хоть к обеду вернешься домой?

— Если успею.

— Что ты будешь кушать?

— Что есть.

— Голубцы будешь?

— Да.

— Ну, так скажи, ну.

Император вышел.

— Ты же так и не доел! — закричала ему вслед императрица через окно. — Поищи мне домработницу. И не опаздывай к обеду!

Благородный силуэт исчез на тропе, ведущей к полям Ватерлоо. Йосефа нагнулась и стала выметать из гостиной песок, который нанесли эти маршалы. Она осталась одна, без домработницы. Снаружи доносился запах пороховой гари, комнату озаряли вспышки пушечных залпов. В эти минуты соединились силы Блюхера и Веллингтона, двух военачальников, которые, если верить историческим книгам, вышли на битву одни, оставив преданных жен далеко в тылу.

«Качество жизни начинается с семьи». Я не знаю, сочинили ли уже это жизненно важное высказывание для какой-нибудь партии; если нет, то я это сделал сейчас, по доброй воле. Мы имеем в виду тот высококачественный шум, который безраздельно и безгранично господствует в нашей семье с тех пор, как мы с женой бездумно и безответственно инициировали появление у нас нескольких потомков.

Иногда я погружаюсь в воспоминания о том, как мой отец, вернувшись с работы, тут же выключал радио, дабы унять разбушевавшиеся толпы. В наши дни имеет место обратное явление. Каждый раз, когда глава семьи, то есть мой палестинский сын Амир, возвращается из школы, он по пути в свою комнату включает одним мановением руки все приборы, которые способны производить какие-либо звуки, — транзисторы, патефоны, телевизоры, миксеры.

Новое поколение выбирает шум. С каждым годом — все больше, черт его знает почему. Особенно если у этого черта есть несколько чертенят в доме. Говорят, что это общечеловеческое явление, что родители всего мира в последнее время ходят с затычками в ушах, что это месть юного поколения за отсутствие коммуникации с источниками нефти или что-то в этом роде.

Во всяком случае, когда пишущий эти строки возвращается домой, усталый и вымотанный процессом созидания страны, и находит все свои письменные принадлежности упавшими со стола и разбросанными по полу, он уже точно знает, что его сын Амир проигрывает в соседней комнате новую пластинку «Вертящихся камней» на мощности реактивного самолета «Конкорд», посадка которого запрещена в Нью-Йорке. Такова природа вещей — всякая ручка в нашем доме вывернута до ее трагического конца. Когда моя дочь Ранана, нежная, как анютины глазки в цвету, слушает свои группы по тридцать часов в сутки, то мебель в нашем доме начинает путешествовать и картины маслом падают со стен. Однажды, если я не ошибаюсь, с началом воспроизведения в нашем доме всепобеждающего рока, двери нашего закругленного холодильника под влиянием Элвиса раскрылись, и холодильник начал размораживаться. Мой сосед, д-р Фридлендер, рассказал, что большой одежный шкаф в их квартире рассыпался от оглушающего Траволты, а его близнецы как ни в чем не бывало продолжали валяться у патефона в полном спокойствии посреди развалин со счастливым выражением Харе Кришны.

— Я потерял самоконтроль, — продолжал сосед. — Ну что за удовольствие, прокричал я двум моим соплякам, чтоб эта чертова музыка так орала?

— Мы тебя не слышим… музыка…

Разница поколений. Мне самому трудно получить какую-либо информацию о причинах стремления поколения громкоговорителей к шуму. Однажды я восстал против певца по имени Фэтс Домино или что-то в этом роде и ворвался в комнату детей во гневе.

— Хватит, — заорал я, — прекратить немедленно!

Рыжеволосый голубоглазый Амир чуть увеличил звук. Я взял лист бумаги и дрожащей рукой вывел: «Что это за шум?!» Сын взял у меня из рук карандаш и написал четким почерком: «Какой шум?»

Мне кажется, что в головах нынешних молодых людей что-то изменилось. Возможно, у них утолщилась вдвое барабанная перепонка, либо же мы являемся свидетелями эволюции, протекающей в обратную сторону, когда человеческие органы слуха превращаются в рыбьи жабры. Это не обязательно связано с характером современной музыки, ведь наши потомки готовы слушать рок-н-ролл целыми часами, даже если игла на пластинке заедает до бесконечности. Ибо для них важна не сама музыка, а громкость и длительность воспроизведения. Они уже научились опытной рукой смешивать звуки: то есть транзистор, телевизор и Элвис, вместе взятые, в сопровождении активного там-там-там-там по столу, шкафам и перевернутым кастрюлям. Они просто больные, эти дети, — поколение громкоговорителей. И в Библии есть упоминание об этом: «И отступили перед грохотом во дни Узии, царя Иудеи». А ведь тогда еще не знали стерео!

Наша нежная кошечка Кици-Кици просто сбежала из дому несколько дней назад, после того как мой старший сын Рафи открыл для себя «Пинк Флойд». Говорят, что улицы города переполнены оглохшими кошками. Когда Ранана произносит «Абба», это вовсе не означает, что она зовет меня[39], она имеет в виду какой-то шведский квартет. Дети уже давно относятся ко мне с удивлением, смешанным с жалостью.

— Если я не послушаю музыку как следует, — объяснил мне Амир в сопровождении контрабаса, — я не в состоянии готовиться к экзаменам. Мне нужно сосредоточиться…