Семь понедельников подряд - Страница 20

- Тебе же пришло, что не стоит ехать через Тамбов. Не считай других глупее себя. Нет уж, извини, я с тобой не поеду.

- Ну и фиг с тобой! – надулась Светка. – И без тебя обойдусь. А ты учти, тебя теперь вся железнодорожная милиция разыскивать будет. Во всяком случае, на Московском вокзале в ближайшее время появляться не советую.

Мы уже проехали Бологое, а на верхнюю полку так никто и не сел. Я хотела свернуться там клубочком и подремать, но тут прибежал с выпученными глазами проводник.

- Быстро! – зашипел он, дергая меня за руку. – В ресторан!

- Пошли, пошли! – поддержала его Светка. – Заодно перекусим. А то что-то жрать хочется.

Народу в вагоне-ресторане почти не было: время было уже позднее, да и цены кусались. Мы сели за столик, заказали зевающему официанту по «столичному» салату и кофе со слоеными булочками.

Под ногами что-то шуршало. Я нагнулась и вытащила из-под стола газету.

- Французская, - разочарованно заметила Светка. – Надо же, читает кто-то. Ты французский не знаешь?

Когда Борька еще ходил в садик, я отдала его в кружок французского языка. Целый год детишки пели там какие-то песенки и декламировали стишки, а я изучала французскую грамматику для начинающих и лелеяла мечту о том, что мой ребенок будет разговаривать аж на двух языках – в школу я его планировала отдать английскую. Однако преподавательница скоро ушла в декрет, другой не нашли, и кружок закрылся. Наши с Борькой познания застряли на алфавите, счете до десяти и стишке-страшилке про черного гуся, забравшегося в шкаф. Однако французская газета навела меня на интересную мысль.

- Слушай, Свет, я все думаю о том, что твой Макс сказал перед смертью. Ну, что это за «сын» такой? Понятно, что «сын» и «племянник» - одно лицо. Но чей сын-то?

- Снова здорово! Мы уже решили, что не графа, потому что Петра расстреляли. И не Григория, потому что у него сыновей не было. Если у Петра все-таки был во Франции сын, то ему должно быть хорошо за восемьдесят. Какой-то потомок? И при чем здесь французская газета?

- Да при том. Марье Петровне показалось, что он говорил как-то странно. Не акцент, но… Ее это не удивило, поскольку он сказал, что из Минска. Если предположить, что это действительно какой-нибудь внук или правнук Петра…

- Ой, да не смеши ты меня! – фыркнула Светка. – Человек за границей несколько лет поживет, у него уже акцент появляется, а ты хочешь, чтобы через несколько поколений заграничной жизни русский язык сохранился в такой чистоте, чтобы казался всего лишь «странным».

- А кто сказал, что за границей? Может, он действительно из Минска или еще откуда-нибудь?

- Ты сама себе противоречишь. Еще раз с пятой цифры: при чем здесь французская газета?

- Да ни при чем! – разозлилась я. – Просто посмотрела на нее и вспомнила о том, что Петр в двадцатые годы из Франции приехал. А вот дети у него могли где угодно быть. Что, не так?

- Ну… - протянула Светка, уткнувшись в принесенный наконец салат. – Пожалуй, что и так.

- Между прочим, я самолично знаю одного чеха, вернее, русского чеха. Его предки как раз после революции эмигрировали. Они там жили очень замкнуто, своим кругом, женились только на русских, говорили дома опять же только по-русски. В результате парень этот, Володя, представитель уже пятого тамошнего поколения, говорит по-русски практически без акцента, разве что только сленга не знает. Так что все может быть.

Светка только плечом дернула:

- Тебе-то не все ли равно? Ты же со мной ехать не хочешь.

- Ехать не хочу. Но раз уж все равно вляпалась…

- Раз вляпалась, надо довести дело до победного конца!

- А почему ты так уверена, что до победного? У нас один шанс из миллиона, что этого «племянника-сына» менты по наводке Марьи Петровны хлоп и арестуют. Но я практически не сомневаюсь, что этого не будет. Боюсь, он в данный момент едет себе за нами в Москву. Может быть, даже этим самым поездом.

Светка испуганно огляделась по сторонам, словно ожидая увидеть нашего преследователя за соседним столиком.

- Слушай, - заговорила она быстрым шепотом, - а может, как-то попробовать с ним договориться, а?

- Ты чего, совсем?! – вытаращила глаза я.

- А что? Ты же сама говорила, он у сумасшедшей бабки кулон за сотню баксов купил и к твоим залез потихоньку.

- Это я предположила только. А если наоборот? Если это был какой-то его подручный? Вот представь, вдруг у него есть какой-нибудь компаньон? Друг там, или родственник. Один из них кровожадный монстр, а другой – белый и пушистый. Один мочит всех направо и налево, другой предпочитает обходиться без криминала, подкупом. Или тихой кражей. Кто из них кто, а?

- Не знаю, не знаю. Может быть, тот, который белый и пушистый, и шашку в ментовку бросил?

- Да ну, брось. Им это невыгодно – чтобы меня отпустили. Стоило все затевать тогда?

- Не скажи. Может, у них внутренние разногласия? К тому же можно проследить за нами и захапать клад.

- Вот! – завопила я так, что в нашу сторону обернулись все, кто еще оставался в ресторане. – Вот! – повторила я уже тише. – Поняла наконец, почему я не хочу ехать в Вараксу? И ни о чем ты с ними не договоришься. В лучшем случае останешься ни с чем. Тем более, никаких прав на эти драгоценности ты не имеешь. Свет, мой добрый тебе совет, плюнь ты на это дело. Пусть забирают кулоны, ищут свои побрякушки, лишь бы нас в покое оставили.

- Ты предлагаешь встать на перроне Ленинградского вокзала с плакатом: «Уважаемые наследники графа Протасова, заберите ваше имущество и оставьте нас в покое»? Нет уж, фигушки! Я себе до конца жизни не прощу, если все так брошу.

- Тогда поступай, как знаешь, - махнула рукой я. Что тут поделаешь, свою голову не снимешь и не приставишь. – Дай Бог, чтобы конец жизни у тебя был еще не скоро. А я вернусь обратно в Питер. Самолетом. Но учти, если меня поймают и будут пытать, не уверена, что смогу долго молчать.

                                                      7.

До самой Москвы Светка со мной больше не разговаривала. Обиделась. Ну и на здоровье. Не знала я ее сутки назад, будем считать, что и не было ничего. С ума сойти, всего двадцать четыре часа назад я играла на компьютере в Гарри Поттера, поедала вареники с картошкой и предвкушала несколько дней восхитительного одиночества и безделья. Кто бы мне сказал, что уже на следующий день со мной произойдет столько всего невероятного.

В Москву поезд прибывал ранним утром, еще, кажется, и метро не работало. Глядя на проплывающие за окнами дачные платформы, я прикидывала, как поступить: сразу же отправиться в Шереметево или же подождать и позвонить Аньке Муравьевой, бывшей однокурснице, вышедшей в Москву замуж. Анька тысячу раз приглашала меня в гости, но я, как и любой нормальный питерец, в столицу без крайней нужды не езжу. А может, действительно махнуть прямиком в Петрозаводск?

И тут я просто ахнула.

Мои парни до сих пор мне не позвонили. Ладно, дома меня нет, а на трубку?

Допустим, сразу Лешка на сотовый звонить не стал бы, даже если б не дозвонился домой. Тариф у него на телефоне без роуминга, любые междугородние звонки выходят страшно дорого. Звонить с городского мне на мобильник – тоже, дабы не разорять меня. Чтобы он сделал, не дозвонившись домой? А ничего. Решил бы, что я вовсю пользуюсь свободой, и отложил бы звонок на потом. И все же, ближе к вечеру, наверняка забеспокоился бы и начал  бы названивать на мобильник.

Последние деньги я вызвонила Марье Петровне перед вторым своим визитом. Потом, на вокзале Светка купила мне карточку, и я только-только успела ее активизировать. Телефон был включен. Что же случилось? Или я просто не слышала звонка?

Я подтянула поближе сумку и начала в ней рыться. Вчера, в отделении милиции я сгребла все вещи одним комом, поэтому найти ничего не могла. Под руку попадалось что угодно, но только не мобильник. В конце концов я потеряла терпение и вывалила все содержимое на полку – к великой радости соседей. Телефона не было.