Семь поэм - Страница 20
Изменить размер шрифта:
11. А он...
Над озорными базарами,
над
сейфом,
который распотрошён.
Над городами
Торжок и Нант,
над именами
Иван и Джон.
Над баскетбольными матчами,
над
танкером,
облюбовавшим порт.
Над шелестеньем оленьих нарт,
мягкими криками:
«Поть!..
Поть!..»
Над арабеском Бессмертновой,
над
фразой,
дымящейся на устах.
Монументальностью колоннад
и недоверьем
погранзастав.
Над устаревшими твистами,
над
верностью
за гробовой доской.
Нервами,
будто манильский канат.
Тёмным вином.
Светлой тоской.
Над муравьями,
над лазером,
над...
12. Мёртвые смотрят в небо
У развилок
холодных,
с каждой смертью
старея, -
мёртвых
так и хоронят,
чтобы в небо
смотрели.
Посредине планеты
в громе
туч грозовых
смотрят мёртвые
в небо,
веря в мудрость
живых...
Бродят реки в потёмках.
И оттуда,
со дна,
смотрят парни
в будёновках
крутого сукна.
Те,
которые приняли
пулемётный горох.
Над зелёною Припятью
оборвали
галоп.
Задохнулись от гнева,
покачнулись в седле...
Смотрят мёртвые
в небо.
Как их много
в земле!..
Тех,
кто пал бездыханно
на июньской заре.
Тех,
кто умер в Дахау.
Тех,
кто канул в Днепре...
Бредя ролью трубастой,
будто лука
изгиб,
смотрит
Женька Урбанский,
удивясь,
что погиб...
Ливень
пристани моет,
жирно хлюпает грязь...
В небо
мёртвые
смотрят.
Не мигая.
Не злясь...
Ах, как травы душисты!
Как бессовестна
смерть!..
Знаю:
жить
после жизни
надо тоже
уметь.
Равнодушно и немо
прорастает быльё...
Смотрят мёртвые
в небо,
как в бессмертье
своё.
13. Что нас держит
Колдуя
и клянясь,
среди обычных сутолок
земля
вцепилась в нас,
крича от страшных
судорог.
Века
висят над ней,
кипят самосожжения...
И всё-таки
сильней
земного
притяжения
то, что в дыму костра,
треща,
темнеет окорок,
то, что плывёт
жара,
похожая на обморок.
То, что струится
дождь,
то, что лопочут
голуби,
то, что смеётся
дочь,
увидя лошадь
в городе.
Что шмель
к цветку приник,
что паутина -
сказочна.
И что течёт
родник
стеклянно
и загадочно.
То, что художник -
слеп,
а карусели
вертятся.
И то, что свежий хлеб
на полотенце
светится.
Что на гончарный круг
ложатся пальцы чуткие.
И что приходит
друг,
необходимость
чувствуя.
Что веренице
дней
не будет завершения...
Во много раз
сильней
земного притяжения
то, что
с тоской в глазах
задумчиво и жертвенно,
ни слова не сказав,
тебя целует
женщина.
То, что молчит струна,
звучит
бумага нотная.
И то, что есть
она -
Земля -
всё время
новая!
С проклятьями и страхами.
С едою и питьём...
И то, что мы
уйдём
в неё -
такую странную.
14. Жизнь и смерть
Значит,
всё-таки есть она -
глупая смерть.
Та,
которая вдруг.
Без глубинных корней.
За которой оркестрам
стонать и греметь.
Глупо.
Глупая смерть...
А какая умней?
А в постели умней?
А от пыток умней?
А в больнице?
В убожестве
краденых дней?
А в объятьях мороза
под скрипы саней?
Где
умней?
Да и как это можно:
умней?!
В полыханье пожара?
В разгуле воды?
В пьяной драке,
где пастбище делит межа?
От угара?
От молнии?
От клеветы?
От раскрашенной лжи?
От слепого ножа?..
Смерть
ничем не задобришь,
привыкла
к дарам...
Вот Гастелло
летит с перекошенным ртом.
Он
при жизни
пошёл на последний
таран!
Всё при жизни!!!
А смерть наступила
потом...
Горизонт покосившийся.
Кровь на песке.
И Матросов
на дзот навалился плечом.
Он
при жизни
подумал об этом
броске!
Всё при жизни!!!
И смерть
тут совсем ни при чём...
Голос радио.
Падает блюдце из рук.
Прибавляется жителей
в царстве теней...
Значит,
глупая смерть -
та,
которая
вдруг?
Ну, а если не вдруг?
Постепенно?
Умней?!
Всё равно ты её подневольник
и смерд!
Всё равно не поможет твоё:
«Отвяжись!..»
Впрочем,
если и есть она -
глупая смерть, -
это всё-таки лучше,
чем глупая
жизнь.