Семь пар железных ботинок - Страница 71

— Первый батальон, шагом марш!

— Ррота!.. Шагом!.. Арш!

Ать... два... Левой!.. Шире шаг, тверже ногу!

Полк, даже не полностью укомплектованный — часть немалая: прошло минут пять, прежде чем колонна вытянулась во всю свою длину и каждое подразделение оказалось на своем месте. Нестроевики очутились в самом хвосте колонны, откуда ни знамен не видно, ни музыки за топотом не слышно. Одно барабанное уханье издали доносится. Очень хотелось Ваньке наперед забежать и посмотреть, как строевики идут, но приказом определено было место клубным работникам в рядах писарей, санитаров, оружейников. Только для одного завбиба исключение сделано. Дано ему разрешение находиться вне строя, чтобы мог он по личным своим наблюдениям особо торжественную статью для стенной газеты сочинить.

В строю говорить не полагается, но все-таки откуда-то слушок пришел: «Как свернем налево, так и университет будет». И верно. Свернули налево и оказались перед длиннейшим трехэтажным каменным домом. Окна в нем были хотя и меньше ворот, но все же большие, из таких окон многое рассмотреть можно! Взводные и отделенные командиры по этому поводу строевого усердия наподдали:

— Ать, два, три!.. Соблюдай равнение в рядах! Выше голову, тверже шаг!

Говорят, молчание — знак согласия. Университет промолчал: очевидно, профессора остались довольны...

Когда музыканты устали дудеть, настал черед показать свое искусство для ротных певцов. В пении они поднаторели еще в Архангельске, когда ходили на портовые работы. Завбиб, сумевший дважды пропустить мимо себя весь полк, в своем очерке с большой похвалой отозвался о походных песнях, «под звуки которых шаг становился особенно чеканным». Не оспаривая этого отзыва об исполнительском мастерстве песенников, автор, справедливости ради, должен отметить некоторые странности репертуарного порядка.

 Если запевалы второй роты выбирали песни самые воинственные, маршировавшая за ней третья рота упорно воспевала птиц всех семейств и видов.

— Все пушки, пушки грохотали, трещал наш пулемет...— грозно басила вторая рота.— Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке сизый селезень плывет!..— старательно отрубая слово от слова, выпевали тенора третьей.

— На квартиру к нам заехал комиссар, весь израненный, он жалобно стонал...— начинала вторая рота новую песню.

— Ты не вейся, черный ворон, над моею головой!.. — не задумываясь, отвечала третья.

Стоило второй роте пообещать:

— Мы смело в бой пойдем за власть Советов! — как третья рота ее подбадривала:

— Взвейтесь, соколы, орлами!..

— Разбили мы Деникина, разбили Колчака, московских спекулянтов посадим в Вечека! — сердито грохотали басы.

Но тенористые любители-орнитологи из третьей роты упорно гнули свою линию:

— Соловей, соловей-пташечка, канареечка жалобно поет!..

Нестроевая команда некоторое время шагала, молча завидуя спевшимся соседям, но в конце концов не выдержала. На ходу разыскали запевалу и на подмогу ему двух свистунов. Выбрали песню такую, чтобы хором только один припев петь. После первого же куплета дело пошло на лад.

Вышла Дунька за ворота,

А за нею солдат рота...

Эх, Дуня, Дуня я,

Дуня — ягодка моя!

По-видимому, Дуня действительно была сладкой ягодкой. Где бы она ни появлялась, что бы она ни делала, за ней обязательно кто-нибудь увязывался. Матросы, саперы, кашевары, студенты, доктора — никто не избег соблазна последовать за очаровательницей. Что она делала с толпищами покоренных ею мужчин, о том песня мудро умалчивала. И вообще это была очень покладистая песня: ее можно было начать с любого куплета и любым куплетом кончить. Пропетая сзаду наперед, она не утрачивала ни одного из своих достоинств. Кроме того, настраивая исполнителей и слушателей на веселый лад, она отнюдь не обременяла их глубокими размышлениями и переживаниями. Это обстоятельство позволило Ваньке сделать множество интересных наблюдений и кое-что осмыслить.

3.

Получив от военкома задание написать статью о приезде полка в Черноземск, завбиб не был склонен рассматривать его как серьезное и трудное дело. Он даже предложил:

— Стихами можно, товарищ военком?

— Я серьезное дело на тебя возлагаю, а ты со стихами!.. Нужно все описать: как ехали, как приехали, как шли... Хозкоманду похвалить не забудь: здорово ребята поработали. Опять же про общее отличное настроение. И не «вообще» пиши, а с фактами, так, чтобы не скучно читать было.

В довершение всего военком озадачил завбиба и прикомандированного к редколлегии художника крайней срочностью выполнения задания.

— Чтобы завтра к вечеру газета висела!

Уже через четверть часа работы изрядно вспотевший завбиб раскаивался в былом пренебрежении к «презренной» прозе. Чтобы сказать коротко о многом, приходилось из уймы подвертывающихся слов выбирать слова наиболее меткие и ёмкие. О художественных отступлениях не могло быть и речи. Скажем только, что вводное предложение «под звуки которых шаг становился особенно чеканным» было не единственным и (увы!) не самым худшим из стилистических оборотов, найденных завбибом. Но... пусть каждый журналист вспомнит свою первую встречу с трудным жанром «развернутого очерка»!

Во всяком случае сам завбиб на следующий день решительно отверг похвалу военкома, сказав:

— А я считаю, что плохо вышло: скучно очень... Не умею я прозой писать!

Так расстроила завбиба творческая неудача, что дальше некуда! Общеизвестно, что, будучи преимущественно поэтами, Пушкин и Лермонтов иногда снисходили до прозы, и это благополучно сходило им с рук. По крайней мере завбив никогда не читал о том, что, написав «Капитанскую дочку» или «Героя нашего времени», они мучились угрызениями совести. Сопоставляя себя с этими счастливцами, завбиб приходил к самым невеселым выводам. Сомневаться в силе собственного дарования доводилось ему и раньше, но не так... А тут еще близость университета с его заманчивым филологическим факультетом...

На новом месте полковой клуб просторно расположился в только что отремонтированном здании бывшего офицерского собрания.

Для того, кто сильно устал, и газетная подшивка сойдет за перину... Наспех и без особого аппетита поужинав, завбиб и Ванька начали готовиться к ночлегу. Первым делом, чтобы выветрить запах сохнувшей штукатурки, окна открыли. Только открыли, на них так и пахнуло полынным ароматом недалекой степи.

Не отходя от окна, Ванька и сделал открытие, прогнавшее мысль о спокойном сне.

— Завбиб, посмотри, как в Черноземске солнце садится! Ух ты, как!

— Везде оно одинаково садится. — тоном глубоко разочарованного в жизни человека ответил завбиб.

— А вот и врешь, вовсе не одинаково!.. У нас в Сибири или в Архангельске оно медленно опускается. Совсем уже, кажется, к земле подходит, а потом от нее отскакивает, весь день по небу кружит. Как собака вертится, когда себе место выбирает, так и оно. Оттого, наверно, что елки и сосны кругом, а кому охота на колючего ежа напороться?.. А здесь солнце смело книзу идет, потому что садится на мягкое...

Смелые Ванькины метафоры поразили завбиба: он отроду не слышал, чтобы солнце сравнивали с собакой. Великой новостью было и то, что солнце в один из вечеров может по неосторожности на что-то наколоться...

Даже слова приготовил завбиб, чтобы отругать Ваньку за допущенные им вульгаризмы, но вспомнил об «особенно чеканном шаге» и... промолчал! Вместо того встал, подошел к окну и... засмотрелся. Красный солнечный шар с величавым спокойствием готовился к безопасной посадке на приготовленную для этой цели нежную зелень пригородных садов. Легкая предвечерняя прохлада обещала назавтра новый ведреный, переполненный хлопотами день...

И вдруг под самым окном:

— Прх... фь-фью... фью...

Да как раскатом раскатится, как засвистит, запленькает1

Ваньке такое впервой слышать.