Семь минут - Страница 6

Поставив вместо телефона в шкаф вазы, он набрал номер телефонистки в холле.

— Это Майк Барретт. Мне кто-нибудь звонил?

— О, я рада, что вы вернулись, мистер Барретт. За последние полчаса было два очень важных междугородных звонка от мистера Филиппа Сэнфорда из Нью-Йорка. Он просил вас немедленно перезвонить и оставил свой служебный и домашний телефоны.

— Ну-ка, посмотрим. Сейчас в Нью-Йорке только двадцать минут четвертого. Наберите его контору.

Встав с софы, Майк снял и отбросил в сторону рубашку, потом отправился на кухню выпить. Готовя напиток, он думал о Филиппе Сэнфорде. Его звонки всегда отличались двумя странностями. Он звонил очень редко, всего несколько раз в год, и только вечером. Звонил он обычно просто так, как подтверждение того, что старая дружба не забыта. Бедняга Сэнфорд получал мало душевного тепла от жены, а его отец-тиран вообще не знал, что это такое. Но сегодняшние утренние звонки отличались от обычных. Во-первых, рано, во-вторых, срочные. Барретт задумался, с чего бы это.

Отпивая шипучий напиток из корнеплодов, приправленный мускатным маслом, Барретт вспоминал давнего приятеля и их дружбу, которая была гораздо старше дружбы с Эйбом Зелкином, хотя и не такой легкой. После Гарварда, когда они с Филиппом приехали в Нью-Йорк, Барретт стал фанатично помогать другим, а Сэнфорд начал работать редактором в знаменитом издательстве своего отца. В то время Майк часто встречался со своим товарищем по комнате в общежитии. Он не только любил Фила, но и многим был ему обязан. Сэнфорд помогал ему в тот трудный год после смерти матери. Даже когда Сэнфорд женился, они продолжали регулярно раз в неделю обедать в ресторане «Барокко» и время от времени ходили на спортивные состязания в Мэдисон-сквер-гарден. После переезда в Калифорнию Барретт видел Сэнфорда всего раз пять, и эти встречи оставили не очень приятные воспоминания. Фил всегда делался угрюмым, когда говорил о жене и двух детях. Он очень переживал и по поводу своего бесправного положения в «Сэнфорд-хаус», где отец правил единолично.

Три с небольшим месяца назад, когда Майк Барретт прилетел на день в Нью-Йорк по какому-то делу, они поужинали в «Оук-рум» в «Плазе». Эта встреча прошла веселее, чем обычно. За время между этой и последней встречей жизнь Сэнфорда очень изменилась. Впервые он получил возможность показать, на что способен. Тогда, в ресторане, его переполняло не только беспокойство, но и воодушевление.

У гиганта издательского дела, Уэсли Р. Сэнфорда, отца Фила, внезапно случился сердечный приступ. Хотя приступ был легким, он стал весьма недвусмысленным предостережением, и Сэнфорд-старший решил уйти в отставку. Этот больной седой исполин, при котором «Сэнфорд-хаус» давно превратился в покровителя и открывателя дарований, писателей, награжденных Нобелевскими, Пулитцеровскими и Гонкуровскими премиями, посчитал, что издательство осталось без головы. На своего единственного наследника, Фила, могучий Уэсли всегда смотрел снисходительно и даже с презрением. Создалось впечатление, будто он, добившийся всего в жизни собственными руками, давно разуверился в возможности родить подобного себе отпрыска. Он считал своего сына ничтожным слюнтяем, неопытным, вечно поющим за упокой. Такое мнение отца угнетало Фила, а то, что он так долго сносил грубое обращение и не уходил из издательства, оказало влияние и на его жену, которая тоже стала считать Фила бесхребетным слабаком.

Слухи о том, что Уэсли Р. Сэнфорд оставил свое процветающее издательское дело, быстро долетели до Уолл-стрит. Огромные коммуникационные конгломераты, пытающиеся расширить сферу своих интересов, очень хотели купить прибыльное и престижное издательство. Едва придя в себя после приступа, Уэсли Р. Сэнфорд стал подумывать о его продаже. Но тут к его постели пришел единственный сын, который впервые в жизни попросил отца дать ему шанс. То ли болезнь лишила Уэсли Р. Сэнфорда твердости, то ли он давно ждал такой просьбы от наследника, так или иначе, старик севшим голосом ответил сыну, что даст ему попробовать.

Уэсли Р. Сэнфорд дал сыну два года, чтобы тот доказал, что способен стать независимым издателем. Если за это время престиж фирмы вырастет, она останется собственностью семьи, Филипп станет ее президентом, а потом и владельцем. Если же Филипп не сумеет добиться успеха и наломает дров, его отстранят от руководства компанией и она будет продана.

Не привыкший принимать независимые решения и командовать, Филипп Сэнфорд начал карьеру неудачно. Из двадцати книг, изданных за первый год, почти все провалились. Остальные едва покрыли затраты, и лишь несколько принесли маленькую прибыль. Ни одну из них нельзя было как-то отметить и уж тем более назвать бестселлером. Ни одна из них не попала в какой-нибудь книжный клуб и не была допечатана позже в бумажной обложке. В конце концов Филипп Сэнфорд впал в черное отчаяние и, осмелев из-за этого, решил попытаться обрести полную самостоятельность. Он надумал издать то, что хотел, а не то, что нравилось отцу. Филипп приобрел права на повесть, которую с восхищением прочитал, возвращаясь морем из Гавра в Нью-Йорк. Эта книга была под запретом не только в англоязычных странах, но и во всем мире. Она называлась «Семь минут», и на нее Филипп поставил все свое будущее.

Во время последнего нью-йоркского ужина Сэнфорд с увлечением расписывал достоинства «Семи минут». Впервые современный общественный климат благоприятствует появлению такой книги, утверждал он. Западный мир, который наконец-то принял «Любовника леди Чаттерлей» и «Фанни Хилл», достаточно созрел, чтобы принять и «Семь минут». Книга уже печаталась в типографии, и интерес к ней в издательском мире рос не по дням, а по часам. Она обещала стать супербестселлером. После этого успеха Сэнфорд получит издательство, обеспечит себе будущее и станет свободным человеком. Почти весь ужин Фил проговорил о себе, и на то, чтобы поинтересоваться, как дела у Барретта, осталось всего десять минут. Майк пожаловался на свою несостоявшуюся карьеру у Тэйера и Тёрнера, а единственными лучиками света назвал предложение Эйба Зелкина и свою любовь к дочери Уилларда Осборна.

И вот сегодня Сэнфорду неожиданно понадобилось срочно о чем-то поговорить. Майк, хорошо знавший характер друга, с любопытством гадал, к чему такая спешка.

В этот миг зазвонил телефон.

— Алло? — сказал он, снимая трубку.

— Майк? — Это был голос не секретарши, а самого Сэнфорда, который сразу взял трубку, что лишний раз подчеркивало важность разговора. — Это ты, Майк?

— Я. Как поживаешь, Фил? Извини, что тебе пришлось столько раз звонить. Я недавно вернулся домой. Как дела?

— Как обычно, как обычно, если ты имеешь в виду семью. Я звоню по делу. Майк, я очень рад, что ты быстро перезвонил.

Барретт сразу заметил, что Фил нервничает и суетится, а это было очень на него непохоже.

— Ты говоришь таким тоном, будто что-то случилось. Я чем-нибудь…

— Да, ты можешь помочь мне.

— Выкладывай.

— Майк, помнишь, во время нашей последней встречи я рассказывал, как неудачно прошел у меня первый год? Я имею в виду мои собственные книги, а не книги Уэсли Р.

Барретт знал, что Фил всегда называл отца Сэнфорда-старшего Уэсли Р. и никогда — «отцом».

— Да, но у тебя тогда было такое оптимистическое настроение…

— Вот именно. Потому что у меня есть одна книга, «Семь минут» Дж Дж Джадвея, на которую я поставил. Или все, или ничего! Помнишь?

— Помню, — подтвердил Барретт. — Книга, которую тридцать пять лет боялись издавать. Я видел твое рекламное объявление в воскресной газете. Потрясающе!

— Ты получил книгу? — встревоженно поинтересовался Сэнфорд. — Я послал тебе авиапочтой сигнальный экземпляр.

Взгляд Барретта виновато переместился на дверь в спальню. Он получил книгу около трех недель назад, но она до сих пор лежала неоткрытая на столике рядом с его двуспальной кроватью. Майк собирался прочитать ее и поздравить друга с успехом, но за эти три недели в его жизни произошло столько важных событий, что у него просто не дошли до нее руки. Черт бы побрал добрые намерения!