Семь дней творения - Страница 8

– Кровь у меня все равно нечистая!

– Дай мне еще немного времени и принимай лекарства.

– Он симпатичный, вот и все.

– Прямо как крокодил, нацелившийся на филейную часть!

– Ты его знаешь?

– В жизни не видела!

– Тогда почему такие поспешные суждения?

– Поверь мне, у меня дар, я вижу их насквозь.

Услышав низкий голос Лукаса, София чуть не подскочила, у нее похолодел затылок.

– Раз вы собираетесь провести вечер со своей очаровательной подругой, то будьте великодушны, примите приглашение в один из лучших ресторанов города. В моем кабриолете мы легко поместимся втроем.

– Вы очень догадливы, София – само великодушие! – подхватила Матильда, надеясь, что подруга пойдет ей навстречу.

София оглянулась, желая поблагодарить незнакомца и ответить ему отказом, но, увидев его глаза, онемела. Они долго смотрели друг на друга, не в силах ничего друг другу сказать. Лукас был бы рад прервать молчание, но не мог вымолвить ни слова, только безмолвно разглядывал волнующие черты незнакомки. У нее совершенно пересохло во рту, она не глядя, пыталась нащупать стакан на стойке, а он уже положил туда руку. Из-за их неловкости стакан опрокинулся; прокатившись по цинковому краю стойки, он упал на пол и разлетелся на семь осколков. София наклонилась и осторожно подобрала три стеклышка, Лукас встал на колени, чтобы ей помочь, и взял остальные четыре. Оба выпрямились, по-прежнему глядя друг на друга.

Матильда, переводившая взгляд с одного на другого, не выдержала и раздраженно бросила:

– Я подмету!

– Снимай фартук! Идем, мы и так опаздываем, – ответила София, наконец отвернувшись.

Она попрощалась с Лукасом коротким кивком и властно поволокла подругу на улицу. На стоянке она ускорила шаг. Открыв Матильде дверь, поспешно села за руль и рванула с места.

– Чего это тебя так разобрало? – недоуменно спросила Матильда.

– Ничего.

Матильда повернула зеркальце заднего вида в салоне так, чтобы София могла на себя взглянуть.

– Посмотри, на кого ты похожа, и объясни мне свое «ничего».

Машина мчалась по порту. София опустила стекло, в салон ворвался ледяной воздух, Матильда поежилась.

– Очень серьезный человек! – пробормотала София.

– Я все могу понять: большой, карлик, красавец, урод, тощий, толстяк, волосатый, безусый, лысый… Но что такое «серьезный», никак в толк не возьму.

– В таком случае просто поверь мне на слово. Сама не знаю, как это выразить… Унылый какой-то, измученный! Никогда еще мне не…

– В таком случае это идеальный кандидат для тебя, ты у нас обожаешь страдальцев. Бедный левый желудочек твоего сердечка!

– Не будь язвой!

– Нет, вы только посмотрите! Мне интересно ее непредвзятое мнение о мужчине, от которого я вся обмираю. Она на него даже не глядит, но все равно вонзает в него стрелу, которой позавидовал бы святой Себастьян! Потом оборачивается и впивается в него глазами сильнее, чем вантуз в сток раковины. И при этом требует, чтобы я не была язвой!

– Ты ничего не почувствовала, Матильда?

– Почему же, почувствовала, что вся пылаю! Как будто меня закутали в алый шифон от «Мейси»…[3] В общем, я предстала перед ним в элегантном виде, это хороший знак.

– Ты не заметила, до чего у него сумрачный вид?

– Это на улице сумрачно. Зажги-ка фары, не хватает попасть в аварию! – Матильда затянула шнурок мехового капюшона и добавила: – Ладно, пиджачок на нем темноват, зато итальянского покроя, кашемир в шесть ниток, ты уж меня извини!

– Я не об этом…

– Хочешь, скажу тебе, что я имею в виду? Уверена, он не из тех, кто носит грубые трусы.

Матильда зажгла сигарету. Опустив стекло со своей стороны, она выдохнула дым наружу.

– Все равно от чего умереть – почему бы не от пневмонии? В общем, твоя взяла: бывают трусы и трусы.

– Ты меня совершенно не слушаешь, – озабоченно проговорила София.

– Представь, что чувствует дочь Кальвина Кляйна, глядящая на имя своего папаши, вышитое большими буквами, когда перед ней раздевается мужчина?

– Ты видела его раньше? – невозмутимо осведомилась София.

– Может, и видела в баре Марио, но гарантировать не могу. В те времена по вечерам у меня перед глазами чаще бывало мутновато…

– С этим покончено, все это позади, – сказала София.

– Ты веришь в ощущение «дежавю»?

– Может быть, а что?

– Там, в баре, когда у него выпал стакан… У меня было впечатление, что он падает, как в замедленной съемке.

– У тебя пустой желудок, свожу-ка я тебя в китайский ресторан, – решила София.

– Можно задать тебе последний вопрос?

– Конечно.

– Тебе никогда не бывает холодно?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что мне недостает только палочки во рту, чтобы выглядеть как форменное эскимо. Немедленно закрой окно!

«Форд» приближался к бывшей шоколадной фабрике на Жирарделли-сквер. Выдержав несколько минут тишины, Матильда включила радио и уставилась на проносящийся мимо город. На пересечении Колумбус-авеню и Бей-стрит порт исчез из виду.

– Не могли бы вы приподнять руку, мне нужно вытереть прилавок!

Хозяин «Рыбацкой закусочной» вывел Лукаса из оцепенения.

– Простите?..

– У вас под пальцами стекло, не дай бог, поранитесь.

– Не беспокойтесь за меня. Кто такая?

– Интересная женщина – здесь это редкость.

– За это мне и нравится ваш райончик, – сухо прокомментировал Лукас. – Вы не ответили на вопрос.

– Вас интересует барменша? Сожалею, но сведений о своих служащих я не сообщаю. Приходите снова и ее саму спросите, она заступает завтра в десять.

Лукас хлопнул ладонью по стойке, и кусочки стекла разбились на тысячи осколков. Владелец заведения отпрянул.

– Плевать я хотел на вашу барменшу! Вам знакома та женщина, которая ушла вместе с ней?

– Это ее приятельница, она работает в службе безопасности порта – вот все, что я могу вам сказать.

Лукас проворным движением схватил тряпку, висевшую у хозяина на ремне, и вытер свою ладонь, на которой, как ни странно, не оказалось ни царапины. После этого он бросил тряпку в мусорное ведро позади прилавка. Хозяин «Рыбацкой закусочной» прищурился.

– Не беспокойся, старина, – сказал Лукас, глядя на свою невредимую руку. – Знаешь, некоторые ходят по углям, это такой же фокус. Мало ли на свете фокусов?

И он направился к выходу. На крыльце закусочной он вынул крохотный осколок, вонзившийся между указательным и средним пальцем.

Подойдя к кабриолету, просунул внутрь голову и опустил рычаг ручного тормоза. Краденая машина медленно подъехала к краю пристани, немного покачалась и опрокинулась вниз. В тот миг, когда решетка радиатора коснулась воды, физиономия Лукаса озарилась бесхитростной детской улыбкой.

Когда через оставленное опущенным стекло в салон стала заливаться вода, он испытал ни с чем не сравнимую радость. Но больше всего его восхитили огромные пузыри, вырывавшиеся из выхлопной трубы, пока продолжал работать двигатель. Бульканье, с которым они лопались на поверхности, было неотразимым.

Когда увлеченная толпа проводила удивленными взглядами задние фонари «камаро», исчезнувшие в мутных водах порта, Лукас был уже далеко, он бодро шагал, засунув руки в карманы.

– Кажется, я наткнулся на редкую жемчужину, – пробормотал он себе под нос на ходу. – Если я не выиграю, будет дьявольски досадно.

София и Матильда ужинали, сидя лицом к заливу, перед огромным окном, выходившим на Бич-стрит. «Наш лучший столик!» – уточнил узкоглазый метрдотель с улыбкой, выставляя напоказ торчащие зубы. Вид был великолепный. Слева горделиво высились охровые конструкции моста «Золотые Ворота», соперничавшего красотой со своим серебристым оклендским братом «Бэй-Бридж», всего на год старше его. Под защитой мола, ограждавшего их от порывов океанского ветра, медленно проплывали яхты под белыми парусами. Покрытые гравием дорожки разрезали на аккуратные квадраты протянувшуюся до самой воды зеленую лужайку. По ним прогуливались вечерние прохожие, наслаждавшиеся поздней осенью.