Selbstopfermanner: под крылом божественного ветра - Страница 3

Подъезд был темным, без единой лампочки, страшным и отчаянно вонючим. Осторожно ощупывая ногами каждую следующую ступень, я светил себе зажигалкой, пока не обжег пальцы. Мысленно я был готов к любому нападению. Почему-то казалось, что сейчас из темноты меня обязательно убьет отверткой какой-нибудь наркоман. С другой стороны — ну что делать наркоману в этом подъезде? Ее квартира оказалась на пятом этаже. Я еще раз проверил цифры на дверях соседей, да, вроде бы эта. Другой тут просто быть не может.

Звонок не работал. Точнее его вообще не было на стене, как и номера на обшарпанной двери. Я постучал кулаком и для надежности достаточно громко сказал (ну и черт, что соседи услышат):

— Мари, это я, Том. Я видел, что ты дома. — На самом деле я ничего не видел, но не хотелось стоять под дверью просто так.

За дверью никакой жизни не послышалось. Я постучал сильнее и громче крикнул:

— Ты дома, я все видел. Открывай.

— Кто там? — раздалось из глубины квартиры.

— Том, Мари. Это я. Уже полчаса долблюсь в дверь.

— Том? Сейчас, подожди минуту.

Как-то я не подумал — а вдруг она не одна, а тут я приперся… Вдруг она с парнем? В свете последних событий, кажется, надо уже завязывать с удивлением.

Мари открыла дверь минут через пять, я уж опять решил напомнить ей о себе.

— Прости, дорогой, я с Алексом воевала, — улыбнулась как-то затравленно. На руках она держала маленького голого карапуза. Губы сами собой расплылись в улыбке. Я перешагнул порог и протянул к ребенку руки.

— Помыть надо, — увернулась Мари. — Проходи. Прости, я не ждала никого, тут немного неубрано.

Я скинул туфли и проследовал за ней по узкому коридорчику.

— Туда, — кивнула она в сторону. Я посмотрел в указанном направлении, и мой нос уперся в дверь. Если открыть дверь со стороны входной двери, то она полностью перекроет коридор, и в туалет ты уже не попадешь. Это стало для меня очередным неприятным открытием. Кое-как повозившись с дверью, я добрался до ванной, вымыл руки и наконец-то попал в гостиную. Она же спальня. Она же детская. Она же столовая. Она же кабинет. Она же кладовка. В кроватке руками дрыгал еще один голопузик. Перед ним висела гирлянда из игрушек. Он задевал ее, игрушки позвякивали, малыш пускал пузыри и издавал какие-то странные звуки. Мари торопливо собирала развешенные по всей комнате пеленки. Второй мальчик лежал на ее кровати. Он явно был недоволен, что его оставили без внимания.

— Можно? — подошел я к нему.

— Только головку придерживай. — Мари помогла мне взять ребенка на руки. — И, Том, осторожней, он может тебя описать. Подожди.

Она схватила одну пеленку, быстро ее свернула и проложила мальчику между ног.

— Ну, если отреагируешь быстрее, то шансы остаться сухим у тебя есть. Небольшие, но есть.

Казалось, все это такие мелочи… Я держал на руках человека. Маленького, живого. Как-то по-особенному пахнущего. Человек внимательно смотрел на меня темными глазами. Его малюсенькие пальчики с крошечными ноготками сжимали мой палец, который казался совершенно неприличных размеров. Губки причудливо изогнуты. Уши… Я смотрел и улыбался — уши наши, породистые — маленькие, аккуратные, с тонкой мочкой. Темные волоски торчали ежиком на голове. Заметив это, я засмеялся — прическа папина. Провел пальцем по голове. В черепе была какая-то пульсирующая дырка!

— Мари! У него это!!! — подлетел я к ней, боясь сдвинуть палец с места и потерять «находку».

Мари оторвалась от второго ребенка, нахмурилась.

— Дырка! Вот тут! Дыра! Посмотри! Там же мозг! Там нет кости! Мозг можно повредить!

— Каулитц, это у тебя мозг повредился, — фыркнула она. — Это родничок. Он только к году затянется.

— Это не опасно?

— Нет, конечно.

Я облегченно сел рядом с ними на диван, прижимая к себе ребенка.

— Как их зовут?

— У тебя на руках Александр, а это Даниэль.

— Алекс и Дэнни… А кто старше?

— Александр. На десять минут.

Я с гордостью посмотрел на человека на своих коленях.

— Александр. Александр Каулитц.

— У него моя фамилия, — тихо, едва слышно сказала она.

Я сделал вид, что не услышал. У них будет наша фамилия. И это не обсуждается.

— Красивые имена.

Она улыбнулась и кивнула.

— Поможешь мне их покупать и уложить? У них колики. Только вот перед твоим приходом орать перестали. Думала, свихнусь.

— Могла даже не спрашивать, — пришла моя очередь фыркать.

— Присмотри за Дэнни. Я ванную им сделаю.

Дэнни лежал на животе и силился поднять головку. На попе две очаровательные ямочки в районе крестца. Точно такие же у Билла на заднице.

Процесс купания был смешон. Дети лежали у нас на руках, а мы с Мари устроили им морской бой — возили туда-сюда из одного конца ванны в другой, слегка сталкивали, как корабли в море. Я нес какую-то ерунду, на ходу придумывая сказку. Алекс смотрел на меня, но ни тени улыбки не возникало на его серьезном личике. Дэнни был веселей. Иногда он смеялся и гулил.

— Алекс в тебя явно влюбился, — смеялась Мари, глядя, как мы с человеком строим друг другу серьезные рожицы.

— Как ты их различаешь?

— Они очень разные. У Александра мочки ушей неровные. У Дэнни более курносый нос. Они как вы с Биллом — сначала кажетесь абсолютно одинаковыми, а потом находишь массу различий. Но, если честно, чаще всего я их все-таки путаю, — хихикнула она. — Даже хотела им на ручках ниточки разных цветов завязать, чтобы отличать.

Потом Мари везде намазала их кремом, засунула в памперсы и завернула в пеленки. Пока она кормила одного, я покормил второго. Дэнни уснул еще в процессе кормления. Алекс долго смотрел на меня, присосавшись к пустой бутылочке, а потом пронзительно закричал. Мари забрала малыша, принялась его укачивать, что-то говорить, уйдя из комнаты в крошечную кухню. Я сидел у кроватки, в которой спал Даниэль, и рассматривал малыша. Надо будет взять у мамы наши детские фотографии. Может быть, я ни хрена не понимаю в детях, может быть, я пытаюсь найти ей оправдание, но видно же, что это его дети. Да и Мари… Она ведь действительно очень сильно любила брата. Когда любишь — не изменяешь.

Через полчаса крики смолкли. Мари осторожно положила ребенка в кроватку рядом с Дэнни, накрыла их одеялом. Я заметил, как Дэн во сне тут же повернул головку к брату, словно только его и ждал. Личико тронула улыбка. Алекс серьезно сопел.

— Дэнни более подвижный, а Алекс капризный, — пояснила Мари устало. — Пойдем чаю что ли выпьем. Или кофе. У меня есть кофе, будешь?

Я кивнул. Все равно надо поговорить. Хотя, ей бы спать…

На кухне она плотно прикрыла дверь и открыла створку окна. Взяла тонкие сигареты с подоконника.

— Ничего, если я покурю? — спросила, чиркая зажигалкой и нажимая кнопку чайника. — Том, мог бы ты помочь нам с переездом? Вещей немного, но одна я не справлюсь, а напрягать еще раз твоих родителей мне не хочется.

— Куда ты собралась?

— На другую квартиру. Боюсь, что эту я не могу больше содержать.

Я нахмурился.

— Что значит «не можешь содержать»?

Мари раздраженно отмахнулась и отвернулась к окну, зябко обхватив себя за плечи, хотя в помещении было жарко и очень душно. С нее словно маска сползла. Она стала мрачной и какой-то… неживой.

— Что значит «не можешь содержать»? — повторил я вопрос строгим голосом, давая понять, что не отвяжусь.

— Моего заработка едва хватает на еду детям, — тихо ответила она. — Пока я не начну нормально зарабатывать, нам надо быть скромнее…

— В смысле? — перебил я ее. — Куда скромнее? — Квартира была такой малюсенькой, что дети спали в одной кровати, так как вторую там просто некуда было поставить. Из мебели — диван, шкаф и стул. У нее даже ноут стоял на гладильной доске, потому что стол в это микроскопическое помещение уже не влезал.

— Забей, — поморщилась она.

Чайник отстрелил клавишку. Мари достала чашки. Кинула в одну пакетик самого дешевого чая, в другую насыпала ложку какого-то очень стремного кофе.