Секреты крылатых слов и выражений [СИ] - Страница 62

— Вставайте, граф, пора к цыганам.

— К каким цыганам? — зевнёт буян. — Увольте господа. Устал.

И дальше спать завалится.

СДВИНУТЬ С МЁРТВОЙ ТОЧКИ

Михаил Никифорович (Катков) легко взбежал по мраморной, свежевымытой лестнице на второй этаж и остановился у своего кабинета. По–деловому прищурившись, взглянул на медную табличку с вытравленными буквами «Редактор». Табличка успела потемнеть от времени, и вэтом чувствовалось некое постоянство. Дверная ручка же, наоборот, являла взору свои блестящие бока.

— Символично, чёрт побери, — вполголоса произнёс Михаил Никифорович и вставил ключ в замочную скважину. Странно, дверь не была заперта. В полутьме кабинета, рядом с массивным редакторским столом, угадывалась фигура человека. Ранний посетитель сидел на краешке стула, перебросив ногу на ногу и обхватив колено сцепленными пальцами.

— Отличное утро, не правда ли, Фёдор Михайлович? — произнёс Михаил Никифорович деланно радушным тоном и прошёл к окну. Потянул за витой шнурок, раздвигая шторы, и, вздохнув про себя, опустился в кожаное кресло за столом.

Достоевский молчал, глядя, не мигая, на стеллаж с книгами. Веки на его желтоватом лице набрякли, губы казались бескровными.

— До чего неприятное и, одновременно, одухотворённое лицо может быть у человека, — мелькнула мысль у Михаила Никифоровича.

— Принесли новые главы? — притворно весело обратился он к Достоевскому.

— Тупик, — Фёдор Михайлович, поднял глаза и зло улыбнулся. — Мёртвая точка.

— Увы, увы, — протянул редактор и осторожно спросил — Вы опять играли?

— И да, и нет. Впрочем, какая разница? Тем не менее, положение моё совершенно безвыходное.

— Помилуйте, голубчик, — Михаил Никифорович прижал пухлые руки к груди. — Безвыходных положений не бывает.

— Что за пошлость? — Достоевский порывисто встал и брезгливо скривил губы. — Говорите, как какой–нибудь приказчик. «Безвыходных положений не бывает», — передразнил он.

Подошёл к окну, затряс, пытаясь открыть, оконную раму. Не смог, шагнул назад и горячо зашептал, — Выгляните на улицу. Кругом безысходность. Из одного тупика в другой. Не выходя из первого, в следующий. Зачем же врать?

Снова сел на стул, нервно закинул ногу на ногу. Глаза его потухли.

Редактор, перекладывал на столе папки с бумагами и обиженно молчал.

— Простите, — наконец, глухо произнёс Фёдор Михайлович. — Мне жаль.

Михаил Никифорович криво улыбнулся и развёл руками.

— Вот наказание, — обречённо думал он. — Начни утро с Достоевского, и весь день коту под хвост.

СЕДОЙ, КАК ЛУНЬ

Наша речь без сравнений бедна и убога. Скучно назвать крупного человека «толстым». А, вот «толстый, как бочонок» звучит куда, как лучше.

Худой, как жердь.

Гордый, как орёл.

Грязный, как свинья.

Лысый, как коленка.

Чёрный, как уголь.

Седой, как…

Вот тут–то народ–языкотворец долго не мог подобрать удачного сопоставления.

Неодушевлённые предметы хороши, но звучат слишком вычурно.

«Седой, как пенный гребень волны». Или. «Седой, как дождевая туча».

(Мы же не индейцы, что бы так говорить!)

Всё же седое и одушевлённое получается, наоборот смешным.

«Седой, как лабораторная крыса». Или «Седой, как зайчик зимой».

К седовласому человеку хотелось бы найти более краткое и ёмкое сравнение.

Отлично бы подошли: «выпь», «бобр», «вепрь» или «зубр». Увы, с сединой они никак не связаны.

Думаю, что загадочная птица «Лунь» была найдена от безысходности. Если верить преданиям, то была она белого цвета зимой и летом. Звучит, опять же, отменно. ЛУНЬ! С Луной ассоциируется.

Так и видится ночная согбенная птица, поросшая длинным седым волосом. Белёсые пряди спадают на глаза, и она откидывает их назад взмахом головы.

Увидеть бы её хоть раз!

СЕМИ ПЯДЕЙ ВО ЛБУ

В пяди около 18 сантиметров.

В семи пядях, соответственно, 126 сантиметров.

Человек, у которого длина (или ширина, всё равно) лба составляет 126 сантиметров, обычно живёт на тропическом острове, имеет один глаз и охотится на мореходов. Причём, неудачно.

На Руси подобные создания тоже встречаются, хотя и закопанные по шею в землю. Помните, у Пушкина?

«Молчи, пустая голова!

Слыхал я истину, бывало:

Хоть лоб широк, да мозгу мало!..».

Отчего же об учёном, мудром человеке говорят, что он «семи пядей во лбу»?

Ответ прост. Кто умён и грамотен, а, главное, близок простому человеку? Конечно же, дьяк! А будущим дьячкам, поступившим в духовную семинарию, за четыре года обучения предстояло изучить множество дисциплин. От букваря и славянской грамматики, до математики и латинского языка. Сложенные в стопку учебники, как раз и составляли искомые 126 сантиметров. Или «семь пядей», которые и вкладывались в голову (лоб).

СЖЕЧЬ МОСТЫ

Покидая ночью очередной сонный городок, раскинувшийся вдоль реки, остановите машину в конце моста. Выйдите в тёплую летнюю ночь и присядьте на берегу. Пахнет осокой, ивняком и гниющей корой. Скоро рассвет, всё живое, кажется, спит. Изредка, в опорах моста, плеснёт волна. Сонно вскрикнет в камышах невидимая птица. И снова тишина.

Однако, пора в путь. Подойдите к машине и достаньте из багажника канистру с бензином. Осторожно, скупыми движениями, полейте настил и перила моста. Отбросьте пустую канистру. Выньте спичку из коробки и зажгите её. Бережно, прикройте огонёк в ладонях и дайте ему разгореться. Представьте, как вы роняете спичку, как бежит голубой ручеёк пламени, как набирает силу и взмывает вверх огненным облаком… Шагните к перилам и уроните спичку вниз, в тёмную воду.

Воздух, руки, одежда — всё пахнет бензином. Садитесь в машину. Откройте окна, включите дальний свет и вперёд…

СИАМСКИЕ БЛИЗНЕЦЫ

Отслужил Солдат, вернулся в родное село. Пришёл, а отчий дом сгорел, родители померли, жена куда–то сгинула. Посидел он на пепелище, погоревал, да и решил повеситься. Взял верёвку и пошёл в лес, подходящее дерево искать. Идёт–бредёт, осматривается. Далеко забрался. Вдруг, видит, сидят на полянке два мужичка. Заметили Солдата, вскочили и боком–боком убегать от него.

— Не бойтесь меня, люди добрые, — кричит им Солдат. — Не разбойник я, и не лиходей.

Глядь, возвращаются мужички, да уж больно чудно идут. Боками друг к другу прижимаются. А, как подошли поближе, так Солдат и оторопел. Отродясь не видывал, чтобы из одного туловища два человека росло. Обмирает он от страха, но виду не подаёт.

— Как вас звать–величать, — спрашивает. — Что в лесу поделываете.

— Зовут нас Степан и Гаврила, — отвечают те. — А в чаще мы от глаз людских прячемся, да горя мыкаем. Сам видишь, какими уродились.

— Понимаю, — покивал головой Солдат. — Нелегко, поди.

— Прослышали мы, — продолжают хором Степан с Гаврилой, — что есть в дальних краях страна Сиам, там таких как мы полным–полно. Не знаешь, где такая? Дорогу–то спросить не у кого. Народ, нас увидев, или бежит, или прочь гонит.

— Что ж, — думает Солдат, — повеситься я всегда успею, а тут, глядишь, перед смертью доброе дело сделаю.

— Отведу я вас, — говорит страдальцам. — И дорогу разведаю, и в обиду не дам.

Год, другой они скитались, но выполнил Солдат своё обещание. Привёл Степана с Гаврилой в страну Сиам. А там, на кого не глянешь, один с другим сросся. И мужики, и бабы. Приняли сиамцы братьев, как родных, да и Солдата нашего не забыли. Насыпали ему полный ранец золотых монет.

— Увидишь, — просят, — ещё таких, как мы, веди сюда.

Так и принялся Солдат по миру странствовать. Как встретит сросшихся, прямиком в Сиам отведёт. Много добра людям принёс. Спасибо ему.