Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938-1945 - Страница 6

Фон Папена же даже длинные руки Гейдриха не достали. Предположение, что попытка покушения на его жизнь в Анкаре, которую приписывают русским, была в действительности делом Гейдриха, подкрепляется одним довольно странным фактом. Гейдрих снабдил исполнителя покушения так называемой «дымовой бомбой»; агент должен был исчезнуть с места происшествия после взрыва, под прикрытием дымовой завесы. В действительности же бомба оказалась обычной, предназначенной для ликвидации исполнителя вместе с жертвой, дабы избежать опасности, что тот может заговорить, если бы был схвачен. Покушавшийся под свою ответственность решил поступить по-другому – устроить дымовую завесу, а потом воспользоваться пистолетом. Такое решение стоило ему жизни, зато фон Папен был спасен. Следует, однако, подчеркнуть, что причастность Гейдриха к покушению мною только предполагается: было ли так на самом деле, видимо, теперь уже не узнать.

Какую основную цель преследовал Гейдрих? С полной достоверностью сказать об этом не может никто, так как он не говорил об этом даже с самыми близкими ему людьми. Правда, под влиянием выпитого язык у него иногда несколько развязывался, и из его рассуждений становилось ясным, что он стремился стать не более и не менее как «выдающейся личностью в третьей империи». А однажды он даже высказал мысль, что должности фюрера и канцлера рейха должны быть разъединены, причем фюреру должна быть отведена представительская роль как президенту страны. Канцлером же должен был стать человек, обладавший реальной властью, и именно на этом посту Гейдрих и собирался потрудиться.

Надо сказать, что Гейдрих не был бесплодным мечтателем. Он не играл с подобными идеями, но планомерно шел от одной задачи к другой, тщательно разрабатывая их не хуже Генерального штаба. Первым шагом к посту канцлера он считал должность министра внутренних дел, что дало бы ему возможность объединить полицию безопасности и обычную полицию под своим контролем. Гиммлер, как он считал, мог бы остаться рейхсфюрером СС, не командуя уже ни полицией, которая будет подчиняться министру внутренних дел, ни войсками СС, которые в военное время войдут в состав вермахта. Таким образом, позиция того станет малозначимой. Одним прыжком в кресло министра внутренних дел не прыгнешь, это было ему предельно ясно. Поэтому он поставил перед собой задачу показать свои административные способности в решении общественных проблем, для чего необходимо было занять пост, к примеру, заместителя рейхспротектора Богемии и Моравии.

В связи с этим Гейдрих представил Гитлеру докладную записку, в которой изложил свои соображения, будто бы рейхспротектору барону фон Нойрату, мол, трудно в одиночку исполнять там свои обязанности. Гитлер, который и без того старался при возможности продублировать важные посты, легко с ним согласился, и Гейдрих получил назначение.

Свои обязанности в Богемии и Моравии Гейдрих стал исполнять продуманно и умело. Действительности не совсем соответствует мнение, что он стал осуществлять здесь массовый террор, благодаря чему был проклят чехами и получил прозвище «кровавая собака». Совсем наоборот, он довольно успешно провел отделение интеллектуальных слоев общества от рабочего класса и крестьянства, в результате чего добился расщепления чешского общества. Он намеревался изолировать или по меньшей мере обезвредить верхушку этого общества, которая, как он считал, была пропитана национализмом и протагонизмом, и одновременно – путем улучшения экономического положения в стране – побудить рабочих и крестьян выступить за поддержку режима. Фактически ни чешское крестьянство, ни рабочие, как и в большинстве индустриальных стран, в том числе и в самой Германии, не имели особых причин для недовольства, поскольку им неплохо жилось в условиях относительного процветания.

Это-то и сделало Гейдриха особо опасным в глазах чешских лидеров. Не только ненависть, но и понимание, что благополучное положение в стране может отделить от них народ, привело их к решению об устранении Гейдриха. И особой трудности это не представило, так как Гейдрих ездил по стране без полицейского эскорта в открытой автомашине, что свидетельствовало о его мужестве и безрассудстве. Покушение на него было проведено вполне успешно, благодаря помощи британской секретной службы.

Чешский народ не воспринял устранение Гейдриха как сигнал к началу саботажа и партизанской войне, а также другим действиям подобного рода. И даже наоборот, чехи послушно работали на Германию до самого конца. Производство сельскохозяйственной продукции там было не ниже, чем в самом рейхе, производительность труда промышленных рабочих не уступала показателям немецких рабочих. Чехи не вели и никакой подпольной борьбы, не желая рисковать, будучи уверенными в скором крахе национал-социализма. Правда, чехи все же восстали, но это случилось уже тогда, когда немецкие войска стали отходить из Богемии и Моравии.

Думаю, что давать окончательную оценку Гейдриху еще рано. Он, без сомнения, был выдающейся личностью и лидером – и не только с точки зрения национал-социализма, но и тоталитарного государства. В качестве исторического аналога, пожалуй, можно говорить о Цезаре Борджии. Оба не признавали никаких этических ценностей, оба стремились к власти, обладали холодным интеллектом и холодной душой, оба отличались расчетливостью и амбициозностью и имели эффектную внешность падшего ангела. Возможно, Гейдрих и испытывал иногда чувство вины, но это проблематично. Будучи далеким от христианского понимания этики, он был склонен к наиболее элементарным и инстинктивным чувствам. Не государство, а власть – его личная власть – была его Богом. Он являл собой тип человека, характерный для эпохи Цезаря, когда не возникал вопрос об объекте власти, так как она сама воспринималась как объект. Он был далек от идеологий и не забивал себе голову моральными ценностями, рассматривая их лишь как инструмент руководства и управления массами. Все в его мыслях было подчинено захвату и использованию власти. Истина и добродетель не имели для него никакого значения. Их он тоже рассматривал в качестве инструментов для приобретения еще большей власти. Все было правильным и хорошим, что служило этому делу. Политика тоже была для него не более чем ступень на пути к власти. Размышлять о правомерности той или иной акции он считал просто глупым и подобными вопросами даже не задавался.

В результате вся жизнь этого человека представляла собой непрерывную цепь убийств – убийств людей, которых он невзлюбил, соперников в борьбе за власть, людей, находившихся к нему в оппозиции, а также тех, кому он не доверял. К убийствам добавлялись интриги, не менее тяжкие, чем убийства, и проводившиеся с дьявольской изощренностью. Человеческая жизнь в глазах Гейдриха не представляла никакой ценности, и если кто-то вставал на его дороге к власти, то был приговорен. Он был, по сути дела, нигилистом в самом широком понимании этого слова. Его преступления не были импульсивны, а диктовались точнейшим расчетом, на который не оказывали никакого влияния душевные порывы или угрызения совести. Недаром Гитлер называл Гейдриха «человеком с железным сердцем». Обычный человек никогда не сделал бы столько зла, как Гейдрих: на подобные чудовищные преступления способен лишь человек, обладающий незаурядным интеллектом.

Считать Гейдриха гением и тем более идеализировать его опасно, так как это может побудить кого-нибудь последовать его примеру. К тому же следует учитывать и тот факт, что он совершал преступления не во имя великого дела, а в своих личных интересах. Империя как таковая его интересовала мало, в ней ему нужна была только власть. Он не намеревался служить немецкому народу, стремясь удовлетворить лишь свое желание иметь авторитет.

В характере Гейдриха также отмечались патологические отклонения. Его чрезмерные амбиции, например, могут рассматриваться, используя современный псевдонаучный жаргон, как проявление своеобразной компенсации чувства собственной неполноценности, поскольку он знал, что его прошлое не считалось безупречным по национал-социалистским стандартам. Его нордический комплекс был, по всей видимости, также вызван этим обстоятельством. Вокруг себя он хотел видеть только людей чисто германского типа и всегда старался подчеркнуть свой нордический физический облик. Пожалуй, только разрез его глаз вызывал слегка неприятное ощущение. Это обстоятельство довольно часто истолковывалось как наличие в нем крови далеких монгольских предков.