Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938-1945 - Страница 14

Начиная с 1943 года поражение Германии стало для Шелленберга очевидным, и он пришел к выводу, что только сепаратный мир с западными державами может уберечь страну от полного уничтожения. Однако его позиция была не слишком-то сильной, чтобы повлиять на политику государства. И вот, чтобы укрепить ее, он постарался объединить все прогрессивные силы секретных служб в некое подобие корпорации под своим контролем. После ожесточенной борьбы он в начале 1944 года достиг своей цели, когда военная разведка, которой до того командовал адмирал Канарис, перешла в подчинение Главного управления имперской безопасности.

К этому времени ему стало ясно, что без поддержки хотя бы одного из лидеров Третьего рейха ему не обойтись, и он остановил свой выбор на Гиммлере, на которого мог оказать свое влияние. Выбор им Гиммлера в качестве главы партии мира, а следовательно, и оппонента Гитлеру, оказался, однако, не совсем удачным, что окончилось трагедией для карьеры Шелленберга. Всю свою энергию он направил на превращение Гиммлера в инструмент достижения своих политических целей, и временами казалось, что он находится в шаге от успеха. Но в самый последний момент Гиммлер проявлял нерешительность и снова начинал бормотать об «окончательной победе». Раз за разом планы Шелленберга рушились в результате политического непостоянства и личной слабости рейхсфюрера СС. Последнее его усилие по достижению сепаратного мира было связано с посредничеством графа Бернадотта, но и оно успеха не имело.

Были бы его усилия более успешными, если бы он остановил свой выбор на другом нацистском лидере – например Геринге, дружбой которого, как утверждалось, Шелленберг пользовался, – проблематично. Намерение Германии установить мир с Западом пришло слишком поздно и то лишь после того, как союзники твердо заявили, что будут добиваться безоговорочной капитуляции противника.

О том, что он искренне старался достичь мира путем переговоров, свидетельствует целый ряд его действий, не имевших прямого отношения к его непосредственным обязанностям как начальника внешней разведки. Как только поздним летом 1943 года он услышал о намерениях нацистского руководства оккупировать Швейцарию, то сразу же вмешался, доказывая, что с военной, политической и экономической точек зрения это было бы большой ошибкой. Одновременно он проинформировал своего швейцарского коллегу полковника Массона, начальника федеральной секретной службы Швейцарии, о том, что затевалось. (Имеются доказательства, что и военная разведка адмирала Канариса придерживалась такого же мнения.) Шелленберг преследовал цель понудить Швейцарию к проведению защитных мер, что потом использовал как контраргумент против намерений Гитлера. Его действия помогли убедить фюрера в необходимости отмены намечавшегося плана.

В 1944 году нейтралитет Швейцарии вновь подвергся опасности нарушения со стороны Германии. Немецкий пилот, проводивший испытание нового типа самолета, перелетел в Швейцарию и был там интернирован, а самолет конфискован. Гитлер, опасавшийся, что секрет разработки нового самолета попадет из Швейцарии в руки западных держав, отдал распоряжение о немедленном уничтожении опытного экземпляра. Задача эта была поставлена перед ставшим к тому времени широко известным освободителем Муссолини[45] Отто Скорцени[46]. Когда началась подготовка к осуществлению этой операции и Скорцени ожидал личных указаний Гитлера на ее начало, о плане стало известно Шелленбергу. Он вновь вмешался, взявшись за решение проблемы без применения силы, и добился отмены операции. С помощью своего швейцарского коллеги он договорился, что уничтожение самолета будет произведено швейцарцами на аэродроме Дюбендорф, пообещав передать им в качестве своеобразной платы десять истребителей типа «мессершмитт». Договоренность была осуществлена, в результате чего жители Цюриха были избавлены от визита героя операции в Гран-Сассо.

Эрнст Кальтенбруннер, ставший шефом австрийской СС еще до присоединения Австрии к Германии в 1938 году, тесно сотрудничал с Гейдрихом.

После смерти Гейдриха 24 июня 1942 года Гиммлер постарался назначить его преемником человека, который не был бы столь опасен для него, как Гейдрих.

И выбор его пал на аутсайдера, шефа СС и полиции Вены Кальтенбруннера, хотя тот не имел никакой полицейской подготовки да и протекции и чьей-либо поддержки.

Молодой юрист из Линца только один раз привлек к себе внимание, когда в 1936 году в результате ареста всего нелегального руководства СС в Австрии оказался самым старшим по чину. Поэтому он автоматически стал несколько позже главой СС и полиции в так называемой Остмарке (Восточной Австрии), но пост этот был чисто номинальным и особого значения не имел. Вследствие этого назначение его главой организации, ставшей благодаря усилиям Гейдриха одной из самых важных в Третьем рейхе, оказалось полной неожиданностью для всех.

Вряд ли целесообразно, да и возможно, дать здесь окончательную оценку Кальтенбруннеру, хотя, без всякого сомнения, союзники сильно переоценили его влияние на судьбы Германии.

До вступления в эту должность у Кальтенбруннера не было никакого опыта политической работы, и он был вынужден опираться на помощь и советы своих сотрудников – Мюллера и Небе, начальников управлений соответственно гестапо и уголовной полиции. Пользуясь этим, те творили практически все, что хотели. Однако они были достаточно опытными и умными людьми, чтобы, получая его санкции на проведение наиболее важных и ответственных мероприятий, возлагать тем самым полную ответственность за них на него. Кальтенбруннер не проявлял большого интереса к выяснению деталей работы собственной организации, учитывая лишь то обстоятельство, что контроль за деятельностью внешней и внутренней разведывательных служб предоставляет ему возможность вмешательства в политические события большой важности. Хотя инструмент для этого и был в его руках, он не обладал достаточными знаниями и навыками, чтобы использовать его с наибольшей эффективностью. К тому же Шелленберг, опасавшийся, что у Кальтенбруннера может возникнуть желание избавиться от него, тяготел к Гиммлеру и использовал любую возможность для маневра между ними.

После сталинградской катастрофы у Кальтенбруннера не осталось иллюзий в отношении международного положения Германии и дальнейших перспектив. Доклады Шелленберга, беседы с подчиненными и информация друзей укрепили в нем убеждение, что достижение победы стало невозможным и что ведение переговоров с западными державами о заключении мира остается единственным выходом из создавшегося положения. Тем не менее, все попытки побудить его к решительным действиям в этом направлении ничего не дали: он продолжал оставаться пассивным, пребывая в состоянии летаргии.

Что же обусловило нерешительность Кальтенбруннера и не дало ему возможность поддержать всеми силами движение к миру, пока не стало слишком поздно? Причина этого, несомненно, лежала в его личной привязанности к Гитлеру. И дело заключалось не просто в его лояльном отношении к фюреру. Тот оказывал на Кальтенбруннера почти гипнотическое воздействие, подавляя его верой в собственные проницательность и предвидение. В результате этого Кальтенбруннер переставал верить самому себе и, когда ему говорили о необходимости прекращения войны любыми средствами и даже против воли Гитлера, продолжал колебаться из стороны в сторону. Лишь на последней фазе войны он понял четко, отбросив все сомнения, что Гитлер ведет Германию к неминуемой катастрофе, и стал прилагать усилия к достижению мира. Но было уже слишком поздно.

Очень редко личность исторического значения оценивается столь противоречиво, как это имеет место с эксцентричной фигурой адмирала Вильгельма Канариса, шефа немецкой военной разведки. За рубежом существовало широко распространенное мнение, что он не имел никакого отношения к преступлениям национал-социализма, будучи левым по своим убеждениям. Друзья предпочитали видеть в нем некоего духовного лидера оппозиционного гитлеризму движения и мученика, павшего в борьбе против нацистов. Некоторые немцы, не согласные ни с той, ни с другой оценкой, клеймят его как предателя своей родины, несущего определенную ответственность за поражение Германии в войне. Кто же из них прав, и какая из оценок является более справедливой?