Секретная командировка - Страница 36

Экс-комиссар внутренних дел Череповецкого уезда спокойно прошел на перрон, скинул с плеча вещмешок и принялся сворачивать козью ножку. Интересно, откуда он взялся?[11]

– Может, амнистия была?

Если амнистия и была, то мы о ней не слыхали. Надо будет Есина спросить, уж он-то должен знать!

Поезд увез ребят в Москву, а я потихонечку поковылял в больницу, которая мне порядком осточертела.

Лежать прискучило. Читать нечего, поговорить не с кем. И радио ещё не придумали, не говоря уж про телевизор. Мои соседи – охотник Никита, у которого нога попала в чужой капкан, и её пришлось отрезать по колено, только плакал и жаловался, что нога у него болит, а доктора, суки такие, ничего не хотят сделать. Второй – старообрядец Евфросин, ни на что не жаловался, а только молился. Если бы молился чуть-чуть погромче и почетче, я бы присоединился, но он только бормотал «бу-бу-бу», так что было ничего не понять.

Спать не хотелось, выспался, потому лежал, и думал о себе, любимом, и о той ситуации, в которой оказался. Интересно, если бы я погиб здесь, то оказался бы в своем теле там? В привычном теле, в своей привычной должности, в привычной среде? Там, где существуют нормальные бритвы, водопровод и канализация, интернет, электричество работает без перебоев, и не нужно думать – удастся ли растянуть паек на два дня, потому что весь завтрашний хлеб мы пожертвуем в пользу бойцов Красной армии. Конечно, хотелось бы обратно, в двадцать первый век, но экспериментировать с собственной смертью не хочется. Отправлюсь или не отправлюсь назад, в собственное тело, не уверен, а идти вечно искать ничто не хочется.

Что же касательно восемнадцатого года. Для меня он уже свершился, слабо верю, что если я попытаюсь что-то сделать, то это получится. Рвануть к Ленину или Феликсу Эдмундовичу, закричать – не так нужно сделать, а по-другому! Допустим, не расстреляют, в психушку не отправят, выслушают и спросят – а как нам быть дальше, дорогой товарищ? Вот, вы скажите, а мы вас не только выслушаем, но и сделаем так, как скажете, если сумеете доказать, вы правы. Ну, для начала, как нам закончить гражданскую войну в минимальные сроки? Попросить чехословаков побыстрее убраться с нашей территории, англичан и американцев уйти из Архангельска? А в Сибири уже адмирал Колчак? А, пока ещё Директория? Ну так подождите, скоро Колчак объявится. Думаете, добровольно договоримся? Нет? Если нет, нужна армия, а это мобилизация, это продовольствие. Отменить государственную хлебную монополию на зерно? Повысить закупочные цены на хлеб? Так мы рады бы, дорогой товарищ, но где деньги взять? Можно, конечно и напечатать, но чем обеспечить? В этом случае германская гиперинфляция шуткой покажется. Вот, сейчас прорабатывается вопрос о введении продразверстки, станет полегче, а до нэпа мы покамест не доросли, потому что для введения продовольственного налога надо сократить количество едоков, а как их сократишь, если крестьяне, мобилизованные в армию, не вносят свой вклад в создание ВВП, а только потребляют. Отменить «красный террор»? Да без вопросов. Но где гарантия, что после этого не вспыхнут новые восстания, и нашу власть не сметут? Создать новый Уголовный кодекс? Вот тут – без вопросов. Есть у вас проект, хоть на коленке написанный? Нет? Н-ну, а мы-то думали… И Интернета под рукой нет, чтобы скачать.

А дальше, по нарастающей – восстановление экономики (земля-труд-капитал!), борьба с преступностью, безнадзорностью и все прочее.

И ещё, у меня не было стопроцентной гарантии, что, если бы я что-нибудь и придумал, это «что-то» не сработало бы с точностью до наоборот. Это, как сейчас говорят, что товарищ Сталин напрасно создал колхозы, ограбив свою страну! Ну, кто спорит, что раскулачивание это плохо, что заставлять колхозников трудиться за трудодни, это хорошо? Мои мать с отцом начали получать зарплату лишь при Хрущеве, а паспорта получили только в семьдесят седьмом году. Только покажите мне такого умника, который бы мог сказать, а что должен был сделать товарищ Сталин, чтобы поднять промышленность? Или её не надо было поднимать, а ждать, пока все само собой не образуется. Даже и спорить не стану. Возможно.

Так что единственное, что я могу предложить самому себе – работать там, куда тебя поставили и делать свое дело добросовестно. Если чекист – то будь добр, на своей должности, на своем месте, в своей губернии защищай государство от внутренних и внешних врагов, но честных граждан к стенке не ставь, липовые дела не шей. Покамест у меня это получалось. По крайней мере, не расстрелял ни одного безвинного. Кто знает, может реальный Вовка Аксенов, в чьей шкуре я оказался, уже нашел бы в городе Череповце какой-нибудь «Союз меча и орала» и поставил к стенке не тридцать семь человек, как в Кириллове, а человек сто или двести. А ещё мне вспомнилось, что в той истории Череповецкий судоремонтный завод сгорел именно во время гражданской войны. И это был сильный удар по экономике не только города, но и губернии. Конечно, это вам не современный металлургический комбинат (который ОАО «Северсталь»), но для того времени он значил ничуть не меньше, если не больше. Если сегодня работяга уволится с завода, есть и другие, а в те времена?

Стало быть, хоть небольшое, но вмешательство в историю я совершил.

Вспомнилась акушерка Галина Ивановна и её практика «малых дел». Вот бы и нам так, чтобы каждый на своем месте стал добросовестно выполнять свои обязанности, так ведь и коммунизм мы в состоянии построить.

В больнице я пролежал целых три недели! Наконец, когда мне уже до тошноты надоели и эти стены с потрескавшейся штукатуркой, и койка с тощим матрасом, на которой лежало два поколения больных, и застиранное белье, и все прочее, явился начальник губчека.

При появлении руководства я немедленно соскочил и сделал вид, что собираюсь встать по стойке «смирно». Начальник хотя и сделал вид, что он далек от буржуазных предрассудков, но, судя по всему, ему понравилось.

– Как здоровье, Владимир Иванович? – поинтересовался Есин.

– Здоров, – бодро отрапортовал я. – Готов к труду и обороне!

Николай Харитонович, естественно, понял все буквально, кивнул.

– Ну, если готов, тогда на улицу выйдем, поговорим. Только, – заботливо сказал нач-губчека, – шинельку поверх халата набросьте, холодно.

И впрямь, октябрь нынче выдался мокрым и холодным, каким обычно бывает ноябрь. Я послушно надел шинель, всунул ноги не в больничные «чуни», а в сапоги и вышел во двор вслед за начальником, а тот уверенно направился к скамье, на которой мы сиживали с Полиной (тогда ещё с Капой).

Есин критически осмотрел мокрую скамью, садиться не стал. Вытащил из кармана пачку папирос, закурил, обдавая меня терпким и противным дымом. Я отошел в сторонку, чтобы не вдыхать.

– Давно хочу спросить, но стесняюсь, – начал я.

– Так спрашивайте, – удивился начальник.

– Странное дело, курите вы, вроде бы, папиросы, а дым, словно махорочный.

Есин слегка хохотнул, махнул рукой.

– Да тут все просто, Владимир Иванович. Есть у меня машинка для набивания гильз и запас гильз, ещё в шестнадцатом году приобрел.

Видя мое удивленное лицо, Николай Харитонович пояснил:

– Если покупаешь готовые папиросы, то пачка обходится в десять копеек, а если отдельно табак и гильзы, то получается две копейки за пачку. Мда, папиросы лучше в портсигар складывать, – сказал Есин, осматривая свою изрядно помятую пачку. – Надо бы портсигар завести, да все недосуг. Я когда гильзы набиваю их в старую пачку складываю. – Затянувшись, Николай Харитонович вновь усмехнулся: – Заметно, что вы человек некурящий. А что, ваш отец готовые папиросы покупал или самокрутки курил? Ах, извините, Владимир Иванович.

Да, у моего Володи Аксенова отец умер давным-давно, когда тот был ещё маленьким, мог не запомнить, что именно тот курил.

– В октябре у нас такая заваруха была, что некогда было папиросы набивать, так курил. Табак с собой постоянно таскал, а желающих на дармовщинку покурить всегда много. Машинка у меня есть, гильзы остались, так я в них махру набиваю. Несолидно как-то, чтобы начальник чека самокрутки крутил, да и не нравятся мне они.