Секрет миссис Смитон - Страница 61

— В тех обстоятельствах это была безрассудная игра чувствами молодых людей, которые на фронте жертвовали жизнью ради своей страны, — и ее репутация пострадала. Я точно знаю, что двое вдовушек посчитали своим долгом отвести девушку в сторонку и сурово отчитать ее. Вкратце, они посоветовали ей выбрать кого-то одного и пойти с ним под венец, давая понять остальным обожателям, что им тут больше делать нечего.

Лоуренс сделал широкий жест.

— Маркус подвернулся очень кстати. Я действительно думаю — да простит меня Бог, если я не прав! — но мне кажется, что она считала Маркуса добрым и доверчивым человеком, который разрешит ей поселить в их доме Виолетту и ровным счетом ничего не заподозрит. Я бы не сказал, что он ей не нравился. Они…

Лоуренс снова замолчал и уставился на огонь в камине.

— Чертовски славный парень, он заслуживал лучшего, — пробормотал он, с видимым усилием пытаясь взять себя в руки. — Он ничего не знал. Думаю, и не догадывался, и вряд ли кто-нибудь сказал ему. И я благодарен Богу за это.

Лоуренс глубоко вздохнул.

— Но после войны и его смерти Оливия послала к черту все условности. Для нее было в порядке вещей жить вместе с кем-нибудь. После войны многие женщины остались одни, но очень немногие из них справлялись с одиночеством и послевоенной разрухой, разделяя с кем-то жилье и расходы. Но Оливии, похоже, хотелось, чтобы все знали о ее чересчур близких отношениях с мисс Доусон. Люди просто не хотели это знать, а она настаивала на том, чтобы все приняли их отношения. Это было непростительно. Хотя бы потому, что бедняжка Виолетта ужасно страдала из-за сплетен и общей враждебности. Оливия всегда была эгоисткой, она просто не заботилась о чувствах других людей. Как бы там ни было, ей нравилась ее жизнь. Я вмешался только ради памяти Маркуса.

Смитон побледнел, его глаза яростно блестели. Надтреснутым голосом он произнес:

— Она выставила моего брата полным дураком, поэтому я и вмешался. Я не мог позволить, чтобы люди нашептывали друг другу, будто бедный старый Маркус, должно быть, был слеп и не видел, что творится у него под носом!

Были даже такие… — Смитон запнулся, но взял себя в руки и продолжил, — кто считал этот брак чистой воды игрой на публику, удобной для обеих сторон, чтобы те могли следовать своим сексуальным пристрастиям не опасаясь огласки.

Макби, который сам высказывал Винни и Мередит подобное предположение, тактично промолчал. Смитон, к счастью, не заметил смущения своего гостя.

— Я так хотел что-нибудь сделать для моего бедного брата, хотел заставить его жену относиться с уважением к его памяти там, где жил он и где живут его друзья, защитить его репутацию от ее выходок. Она сама в первую очередь должна была об этом подумать! Кто угодно поступил бы так, но только не Оливия, о нет! Я объяснил ей, что если она собирается так жить с этой Доусон, то пусть живет, но только не в Англии!

Он расслабился и откинулся на спинку кресла.

— Тогда они уехали во Францию. Вы знаете, как это произошло. Пробыв там некоторое время, они решили вернуться, не знаю уж почему. Я бы предположил, что французская деревенская жизнь показалась Оливии чересчур пресной: она привыкла к Лондону, а там ей некому было пускать пыль в глаза, — Смитон фыркнул но вдруг смягчился:

— Во Франции, по дороге домой, произошел несчастный случай, в результате которого Виолетта Доусон погибла. Оливия возвратилась одна, поселилась в Парсло-Сент-Джон и, насколько мне известно, больше ни с кем не общалась. Шли годы. Я начал думать — так всегда бывает, когда стареешь, — что был слишком суров к ней. Тогда я был опечален смертью Маркуса, и это сделало меня несправедливым. В конце концов, она ведь пережила двойную утрату — сначала Маркус, потом Виолетта. Я начал задумываться о том, как ей, наверно, одиноко. Думал, мне удастся все уладить, исправить. Написал ей и предложил встретиться, но она наотрез отказалась. По ее поручению адвокат сообщил мне, что любые попытки сближения с моей стороны нежелательны. Вот как это было. Попытался все исправить, но мне не позволили.

Все трое какое-то время сидели молча, потом Макби спросил:

— Скажите, вас удивило ее завещание?

Лоуренс удивленно посмотрел на него.

— Я о нем ничего не знаю. Они с Маркусом еще во время войны составили завещания — так многие делали, — кто остается в живых, тот получает все. Я, как свидетель, заверял оба документа, так что знал об этом. Вторым свидетелем, само собой разумеется, была Виолетта. Позднее Оливия наверняка должна была составить новое завещание. Она была состоятельной женщиной и могла с полным правом распоряжаться своими деньгами. Все пошло на благотворительность, не так ли?

— Большая часть, за исключением небольших сумм, работавшей у нее челяди, и нескольким людям, которые были к ней добры.

— Рад слышать, что хоть кто-то был добр к ней, я, например, не был, — ответил Лоуренс.

Обед удался на славу: ароматный суп с сельдереем, бифштексы под острым соусом, восхитительный абрикосовый пирог. После завершения трапезы, когда они расположились у камина, потягивая ликер, к ним присоединилась миссис Смитон и разговор снова зашел об Оливии.

— Мы встречались два или три раза, — начала миссис Смитон. — Она была очень… — она покачала рукой, — очень обидчивой. С ней нельзя было ни о чем спорить. Как скажет, так и сделает, и никогда не меняла своих решений. Я ее тогда жалела, она была очень несчастна. Что-то с ней было не в порядке. Я пыталась поговорить с ней, предлагала ей свою дружбу, но она не захотела. Мне даже подумать страшно, как она жила все эти годы совершенно одна в этом огромном доме в Парсло-Сент-Джон. Это так странно! И еще меня всегда удивляло, почему она перестала водить машину.

— Это все из-за той чертовой аварии, — сказал ее муж. — Смерть Виолетты, должно быть, пошатнула ее уверенность в своих силах.

— Я не это назвала странным, — заметила Мирей.

У Макби вдруг по спине пробежал мороз, будто откуда-то дунуло сквозняком. То ли сквозняк, то ли игра воображения, но, похоже, Мирей готова была сообщить им нечто, чего им, возможно, лучше бы и не знать.

— Я прочла некролог, — сказала Мирей, — и вырезала его из газеты. Там написано, что Олли любила ездить в запряженной пони двуколке.

— Все правильно, — ответил Макби, — последнего пони она уже не запрягала, а держала просто как домашнее животное. Когда он… когда он умер, она похоронила его на лугу под старым каштаном недалеко от дома.

Мирей покачала головой:

— Но она однажды сказала мне — я отчетливо это помню, — сказала, что у нее аллергия на лошадей.

— Что? — встрепенулся сэр Бэзил. Он задремал, сидя у камина, а теперь как-то разом проснулся. — Так и было, Мирей, вы уверены?

— Да, уверена! Однажды наши друзья хотели устроить небольшой прием, что-то связанное с лошадьми, показательные выступления с дрессурой… Не помню точно, что именно, но не скачки. Как бы там ни было, но я решила предложить Оливии принять в этом участие, но она наотрез отказалась, мол, это совершенно исключено: ей нельзя даже находиться рядом с лошадьми, у нее тут же начинается ужасная сыпь, — Мирей демонстративно почесала руку, — аллергия. И это не было простой отговоркой, чтобы не пойти с нами, именно из-за своей аллергии она и стала интересоваться автомобилями. От лошадей же у нее появлялись на теле большие припухлости, чесались и слезились глаза, крайне неприятно. Я просто не могу себе представить, как она ездила в запряженной пони двуколке.

Днем небо прояснилось, и Мередит с Мойрой решили пойти прогуляться, но снаружи им не очень-то понравилось — сыро и под ногами хлюпает. Не солоно хлебавши они вернулись и, усевшись у камина, принялись пить чай со сдобными булочками.