Секрет двух полюсов - Страница 1

Приобретя в рассрочку «безан» новейшего выпуска, он сразу приступил к выполнению своего плана, задуманного еще до того, как физик подарил ему рулон желтоватого ионизированного пластика. Поставив машину во дворе, он принялся тщательно обклеивать ее, уродуя красивые обтекаемые формы. Всю, от фар до багажника. Ребятишки со всего двора обступили чудака, на все лады обсуждая невиданное зрелище. Что делает дяденька?

На вопросы он не отвечал, только скалил зубы, совсем как орангутанг в зоопарке.

К ребятишкам по одному присоединились взрослые, но и они не могли разгадать суть происходящего, а он по прежнему безмолвствовал.

Он закончил свое дело уже ближе к вечеру. Пососал палец, который поранил, когда разрезал пластик. Затем, отойдя на два шага, обошел «безан», любуясь делом рук своих, сел за руль и отогнал машину в подземный гараж, где одна ячейка по решению компании принадлежала ему.

Детство свое, проведенное в доме Ньюморов, Линда Лоун вспоминала, словно длинный кошмарный сон. Кончившийся наконец, такой сон оставляет надолго тягостное чувство, хотя неприятные события подчас чередуются в нем с чем-то светлым, радостным, пусть и не поддающимся точному определению. Может быть, именно в этом чередовании притягательная власть снов?

Мать Ньюмора, впрочем, относилась к ней хорошо. Да и Ньюмор-старший, в редкие свои прилеты из дальнего космоса, не делал никакого различия между нею и сыном.

И все-таки детство оставило в душе глубокую ссадину, которая не проходила с годами. Причиной тому был Ньюмор-младший, которого в семье звали Ньюм.

Как только девочка после катастрофы, постигшей их семью, поселилась в богатом доме Ньюморов, их весьма дальних родственников, мальчишка стал для нее злым гением. Она часто плакала из-за него втихомолку, хотя Ньюм никогда не таскал ее за рыжие косички и вообще не занимался рукоприкладством. Но как-то так у него выходило, что в любой детской шалости, в ненароком разбитой чашке саксонского фарфора, в сломанной розе на клумбе, в воде, налитой в шляпы гостей, оставленные в гардеробной, – во всем этом была виновата Линда.

Взять хоть ту же злополучную чашку. Хотя уже столько лет прошло, впечатления детства были живы в памяти Линды, и она готова была «прокручивать» их до бесконечности. Особенно тот эпизод, врезавшийся как заноза.

…Они вдвоем играли в саду, потом вернулись в дом, и Ньюм стал показывать ей, как матросы танцуют джигу. У него танец получался хорошо, он вообще с детства был талантлив, и репетиторы в один голос прочили ему блестящее будущее, особенно в точных науках.

– Теперь ты! – сказал он и, взяв Линду за руку, вывел ее на середину комнаты.

Поначалу дело не клеилось.

– Прыгай, прыгай повыше! – покрикивал Ньюмор, входя в роль учителя танцев и увлекаясь ею, как и всем, за что он брался. – Так, а теперь хлопок и прыжок в сторону.

Когда девочка подпрыгнула, исполняя рискованное па, Ньюмор, направляя, подтолкнул ее. Паркет был скользок как лед, и она, не удержавшись, упала, задев эту чертову тумбочку…

На грохот в комнату вошла мать Ньюмора. Несколько секунд она молчала, оценивая ситуацию.

Линда и Ньюмор стояли рядом, потупив глаза.

Мать Ньюмора нарушила молчание:

– Опять подрались?

Мальчик покачал головой.

Женщина перевела испытующий взгляд на Линду:

– Это ты сделала?

– Я… – прошептала Линда.

Мать Ньюмора с сожалением посмотрела на осколки фарфора, усеявшие пол.

– Этой чашке, девочка, было четыреста лет… – вздохнула она. – Расскажи, как это случилось?

– Я танцевала, мама… Вернее, училась танцевать джигу… А пол скользкий… – начала пояснять Линда и, не договорив, умолкла: она сама почувствовала, что ее слова звучат неубедительно, падают в пустоту.

Мать покачала головой.

– Линда права, пол скользкий, как каток, – неожиданно вступился за нее Ньюм. В доказательство своих слов он разбежался и проехался на ногах до самого окна.

– Трудный ребенок, – сказала мать, неизвестно кого имея в виду.

Ньюм, облокотившись, уставился в окно, словно все происходящее перестало его касаться.

Наконец, произнеся еще несколько приличествующих случаю сентенций, мать Ньюмора удалилась, чтобы отдать Робу приказание вымести из комнаты осколки.

Когда дверь закрылась, Линда с облегчением вздохнула. Ньюмор отвернулся от окна. Она исподлобья бросила взгляд на его плутоватые глаза, на губы, готовые, как ей показалось, растянуться в улыбке. Небрежным жестом Ньюмор взлохматил волосы, и без того торчащие в разные стороны.

– Тоже мне заступница выискалась, – протянул он. – А мне, может, не надо, чтобы за меня заступались.

– А что тебе надо, Ньюм? – тихонько спросила Линда.

– Мне нужно, Рыжик, чтобы ты всегда говорила правду. Разве я могу дружить с девчонкой, которая врет?

Линда шагнула к нему, отвернулась, пряча заблестевшие глаза. За слова о дружбе она могла простить ему все на свете… Но чем же он недоволен? Ведь она всю вину взяла на себя.

Ньюм заглянул ей в глаза и процедил:

– Трусиха.

– Нет! – вздрогнула она от оскорбления.

– А почему не сказала маме правду?

– Что я должна была сказать ей?

– Что я толкнул тебя.

– Я думала, ты не нарочно…

– Ах, ты думала, что я не нарочно!.. – протянул Ньюмор. – А я сделал это нарочно, нарочно, нарочно! – запрыгал он на одной ноге, разом утратив напускную серьезность.

– Неправда.

– Нет, правда.

– Зачем ты это сделал?

– Мне так захотелось. Ну, что же ты стоишь? Ступай, пожалуйся маме! – он толкнул носком осколок драгоценной чашки. – А то накажут!

Она пожала плечами:

– Я не боюсь наказания.

– Все равно ты трусиха! – воскликнул Ньюмор. – Побоялась сказать маме правду.

Дверь отворилась, и их разговор оборвался. В комнату, неуклюже покачиваясь, вошел робот. Мать звала его «статуя командора», вероятно, за величественную осанку и высокий рост.

Линда знала, что иметь робота может позволить себе только очень состоятельная семья, настолько дорого обходилась робоприслуга. В семействе Лоунов, например, никаких роботов не было и в помине, даже когда отец – программист вычислительного центра – зарабатывал неплохо. А потом, когда дела пошли все хуже и хуже, стало вовсе не до роботов.

После того как родители Линды погибли в авиационной катастрофе, девочка осталась одна.

В семье Ньюморов Линда быстро привыкла к роботам, полумашинам-полусуществам, добродушнейшим созданиям, которые, несмотря на кажущуюся неловкость, умело и четко выполняют команды по дому. Таким был и самый старый робот, «статуя командора», который неизвестно в силу каких причин пользовался особой нелюбовью Ньюмора-младшего.

Роб кивнул детям, затем, скрипнув, опустился на колени и принялся собирать осколки.

– Роб, ты помнишь потоп? – спросил Ньюм.

– Потоп? – переспросил Роб, и его сильные руки-клешни застыли в воздухе. Подобные непонятные вопросы, не связанные с конкретной командой – «подай то, принеси это», – всегда выбивали его из колеи, и мальчишка знал это.

– Всемирный потоп, – невинно подтвердил Ньюм.

Робот честно пошарил по подвалам своего запоминающего устройства.

– Не помню, – честно признался он после паузы, длившейся добрых несколько минут.

– Странно, ты должен помнить его.

– Почему должен? – забеспокоилась «статуя командора».

– Да потому, что ты допотопный! – рассмеялся Ньюмор и фамильярно толкнул в крутое плечо Роба, который продолжал стоять на коленях.

– Перестань, Ньюм, – не выдержала Линда.

Поняв, что мальчик над ним, по обыкновению, посмеивается, робот снова принялся за работу.

Честно говоря, это была старая, очень старая конструкция. Однако отец настрого запретил менять старых роботов на новые модели, которые видоизменялись чуть ли не каждый месяц: конкурирующие фирмы страны наперебой предлагали их богатому потребителю.