Секира света - Страница 36

— А это что такое? — спросил киммериец.

— Нужно очень хорошо следить за всем, что исходит с тела — срезанные ногти, волосы, слюна, кровь, пот и все такое, чтобы оно не попало в руки врага. Потому что, если этот враг водится с настоящим чародейством, он может это использовать, чтобы причинить человеку вред или даже убить его. Если вы узнали, что противник заполучил что-нибудь такое с вашего тела, смотрите — верните это назад, чтобы Гонга мог снять чары. Если же невозможно вернуть утраченное, дайте ему по крайней мере образец, пусть попытается создать вам защиту.

Конан пожал плечами. Когда Фалко поинтересовался, о чем речь, киммериец ему объяснил и добавил:

— Заботиться о таких вещах — то же самое, что постоянно опасаться быть отравленным. Определенные меры предосторожности следует принимать всегда, но чрезмерная осторожность превращает мужчину в скулящего труса. — Он рассмеялся. — Жизнь — одна большая опасность, и когда-нибудь всякий умрет. Я предпочел бы встретить смерть в честном бою, чем долгие годы сидеть и в ужасе от нее прятаться.

Он повернулся к Сакумбе:

— Я говорил о могущественном чародействе. По сравнению с ним твоя «магия тела» — все равно что червяк перед питоном. Однако до сих пор нам троим постоянно удавалось перехитрить его и даже подергать за нос, так что сейчас эти великие колдуны от злости выскакивают из собственной шкуры. Моя история, похоже, не слишком тебя напугала. Может быть, у тебя даже появилась охота примкнуть к нам? Каким-нибудь образом я пробью себе дорогу к морю и к Бэлит. И, без сомнения, заберу с собой кучу добычи от стигийцев.

Хотя Сакумба был пьян, торгашеский дух в нем не дремал.

— Сейчас не стану давать тебе клятву братства, — пробормотал он после краткого раздумья. — Однако… почему бы и нет? По крайней мере, мы можем осмотреться. Для этого мы и залезли на эти голые отвесные горы, не так ли? Правильно. Очень хорошо. Хо, хо, хо! — Он гулко рассмеялся. — Компания туристов с экскурсией, да и только! Посетите достопримечательности Стигии! Не упустите единственную возможность! Хо, хо, хо!

Двумя днями позже Конан со своим большим отрядом достиг Турхана Заоблачного.

Воины вскочили от недавно зажженных лагерных костров и схватились за оружие, но тут некоторые узнали Дарис, и поднялся ликующий крик. Гибкие коричневые фигуры помчались навстречу девушке и ее спутникам. Сверкала сталь, развевались султаны на головах, хлопали на ветру знамена. И над склонами, поросшими травой, над лагерем и руинами древнего города сверкал в лучах заходящего солнца храм Митры.

— Мой отец здесь, — обратилась Дарис к Конану. Ее лицо сияло. — И армия, которую он сумел собрать вокруг себя. То, что мы здесь видим, — это только часть от нее, потому что большинство сейчас разошлось, чтобы собрать хворост и воду. Их созовут сигналом трубы. Совсем недавно они вернулись с победой из огромной битвы, когда стигийцы слишком близко подошли к этому священному месту. Эти псы с воем обратились в бегство, когда понесли слишком большие потери. О Конан!

В невольном порыве она обхватила его руками за шею. Потом опомнилась и выпустила его. Глаза ее стали грустными.

Бок о бок поднялись они вверх по склону. В этот момент из храма вышел рослый седоволосый человек с резкими чертами лица. И когда Дарис бросилась к нему, Конан понял, что это Авзар.

В большой палатке, возле еще хорошо сохранившейся части храма, горела лампа, в свете которой оживленно беседовали двое. Желтоватый свет падал также на оружие, сложенное на полке, на кучу овчин, несколько простых предметов меблировки, кувшин вина на столике и два рога, которые оба собеседника как раз подносили к губам. Полог палатки был откинут, так что был виден клочок неба и вершина горы. Рассеянные тут и там лагерные костры соперничали со звездами. Прохладный ветерок приносил легкий запах дыма, обрывки песен. Где-то вдали слышалось рычанье льва.

Авзар поднялся. После короткого колебания Конан последовал его примеру, когда в палатку вошел третий. Это был старый человек маленького роста и очень темнокожий для тайянца. Его голубое одеяние было поношенным. На груди у него висело очень древнее украшение искусной работы: золотое солнце в венке лучей из ляпис-лазури. Авзар низко склонился перед этой пекторалью и благоговейно описал знак. Однако каким-то шестым чувством Конан чуял, что неуловимое могущество и достоинство старца зависит не только от этого символа.

— Парасан, о верховный жрец Митры, добро пожаловать, — приветствовал старика Авзар. — Мы надеялись, что вы сможете прийти раньше.

Верховный жрец улыбнулся, хромая, подошел к подушке. Конан забрал его посох и прислонил к стене палатки. Авзар протянул гостю вино, но не в роге, которого было бы довольно для воина, а в хрустальном кубке — одном из немногих свидетелей былого.

— Я полагал, что вам обоим нужно очень многое обсудить, — сказал Парасан.

— Это так, но вам-то разве не стоило это послушать? — спросил киммериец. После прибытия Конан успел немного познакомиться с прелатом и поразился удивленному взгляду старика, прежде чем тот успел спрятать свое удивление под торжественным выражением лица.

— Я думаю, подробности могут подождать, — ответил старик. — Вы оба… ну, Авзар, я ведь тоже растил девочку. Полагаю, вам не стоит больше беспокоиться о Дарис и хватит заниматься делами этого мира, потому что нам следует обратить свои взоры к вещам не вполне земным.

Авзар уселся, хмуря лоб.

— Я кровно обязан Конану, — сказал он. — Он освободил Дарис и с честью привел ее домой, когда… Ну, то, что она мне поведала, служит лишь к чести Конана. По большей части мы с ним беседовали о его приключениях и моих военных планах.

Киммериец покраснел от смущения. Парасан поднял руку:

— Нет нужды облекать в слова то, о чем я догадываюсь. Дарис может найти утешение в своей гордости. Без нее Конан никогда не дошел бы до нас. Она принесла нам то, о чем говорило пророчество, Авзар.

Северянин ощутил, как холод пробежал по его спине. Он не понимал, о чем идет речь, и не думал, что ему все это понравилось бы, узнай он объяснение происходящему. Он склонился на своей подушке и попытался быть вежливым, однако его голос звучал хрипло и немного резко.

— Что вы хотите этим сказать? Я рассказывал Авзару, как случай привел меня сюда, и ничего больше. Я желаю вам всем всего самого лучшего, и, возможно, я мог бы и дальше какое-то время быть вам полезным в качестве платы за некоторые вещи, которые мне еще понадобятся, но ничто меня не остановит — я должен вернуться как можно скорее к даме моего сердца.

Мудрые, почти светящиеся глаза Парасана впивались в глаза киммерийца и не выпускали их.

— Ты действительно веришь, что все это был всего лишь случай, Конан? — спросил верховный жрец так же кротко, как прежде. — Я знаю это лучше, и притом я уже не раз узнавал, что вам довелось пережить. Два бога находятся в непримиримой вражде. Мы, смертные, не просто орудия в их руках — нет, мы должны побеждать или терпеть поражение по нашим силам, чтобы Вселенную не разорвали на части столкновения обоих божеств, но их воля все же определяет все. Будет ли процветать и развиваться оплот Митры в мире и согласии, чтобы нести свет, или же змея раздавит его, и ее колдуны беспрепятственно распространят свою власть на всю землю, чтобы создать свою Империю Зла? Решить это — наша задача.

Конан хотел было возразить, но Парасан не дал ему вставить ни слова:

— В последнее время я молился еще больше, чем обычно, и приносил Митре чистые, бескровные жертвы, которые его радовали, и молил я его дать мне знак. В вещих снах и видениях он подарил мне его. До сих пор значение его оставалось для меня загадочным, но вот, когда пришел ты, я пал перед алтарем в странном забытьи, и ближайшее будущее стало для меня открытым. Теперь у меня нет больше сомнений. Ты — тот, кто вознесет Секиру Варуны.