Сейф - Страница 8

Кранке подумал: скорее бы прибыл самолет с Крауссом. Гауптштурмфюрер согласится на все условия американцев, вероятно, сначала они не очень расщедрятся, но со временем сумеют по-настоящему оценить его опыт, ум, работоспособность.

Какое счастье, что в его руках документы «Цеппелина». Конечно, Краусс с удовольствием завладел бы ими, но дудки! Кроме штурмбанфюрера в этих документах заинтересованы влиятельные лица из РСХА, а они знают: доверить их одному Крауссу — все равно, что немедленно распрощаться с ними, этот ловкач сразу даст деру.

Сначала Кранке удивлялся: почему Краусс не забрал его с собой в Берлин, улетая «юнкерсом». Там, в главном управлении имперской безопасности, он спокойненько забрал бы у гауптштурмфюрера документы «Цеппелина». Однако тогда пришлось бы отдать их в канцелярию, а если бы даже удалось миновать официальные каналы, то как вывезти секретные бумаги из Берлина? Практически это исключалось, и Краусс действительно выбрал наилучший вариант. Кто же удивится русскому самолету под Штокдорфом, в тылу красных, да и вообще, им с Валбицыным хватит нескольких минут, чтобы сесть в него, — никто не успеет даже опомниться, как «кукурузник» снова поднимется в воздух.

Скорее бы!

Кранке почувствовал, что его охватило нетерпение. Созерцание природы уже не успокаивало, и он раздраженно посматривал на Валбицына, растянувшегося на диване в ботинках. Впрочем, он прав, что не разулся: в любую секунду может возникнуть критическая ситуация, и они оба должны быть готовы к опасности. Но зачем класть грязные ботинки на диванные подушки? Скотина проклятая, хамло неотесанное, и если бы не твой опыт в изготовлении документов...

Видно, Валбицын подсознательно почувствовал, какие именно мысли волновали Кранке, но и не подумал снять ноги с дивана, напротив, устроился удобнее и нахально уставился на гауптштурмфюрера. Знал бы Кранке, что думает о нем урожденный русский дворянин Кирилл Валбицын. Может, не любовался бы окрестностями, закрутился бы чертов шваб, как муха в кипятке. Щеголь в эсэсовском мундире, видевший окопы лишь в кинозале. Кстати, где ваш черный мундир, уважаемый? Сбросили, спрятали или даже сожгли, но вряд ли вам это поможет, если не попадете к американцам.

Валбицын улыбнулся иронично. Ну хорошо, удастся вам, гауптштурмфюрер, добраться до американцев, а дальше? Думаете, станут целоваться с вами? Люди они опытные и практичные, быстро разберутся, что к чему, а на черта им нужны разведчики, не желающие высовывать нос из уютных кабинетов и не привыкшие заниматься черной работой? Там ценят практиков, таких, как он, Кирилл Валбицын. Недаром же его одного среди многих сотрудников «Цеппелина» выбрал Краусс — врангелевского поручика, делавшего успехи еще в царской контрразведке и потом не уступающего лучшим специалистам абвера, а некоторых даже сумевшего превзойти. Это вынуждены были признать и в главном управлении имперской безопасности, откуда бросили Валбицына, так сказать, на передний край, в особую команду «Цеппелина», где занимались всем, что связано с разведкой и диверсиями в русском тылу. Он принимал участие в подготовке секретных акций, изготовлял документы самому Ипполитову-Таврину, имевшему задание уничтожить членов Ставки русского Верховного Командования, и не его, Валбицына, вина, что бездарности, подобные Кранке, провалили операцию.

Жизнь прекрасна и удивительна, размышлял Валбицын, особенно если есть водка или коньяк, а у этого графа фон Шенка явно мудрая голова: бар в библиотеке заполнен до предела, и по крайней мере в ближайшее время у господина Кирилла не будет оснований для грусти...

Не забыть только, когда получат радиограмму от Краусса, прихватить с собой несколько бутылок. Коньяки у Шенка действительно неплохие, и стоит хлебнуть мартеля. Уже само предвкушение наслаждения от первой рюмки, от великолепного запаха коньяка пробудило в Валбицыне невыразимое блаженство, и он решительно поднялся с дивана.

— Уже? — с саркастической улыбкой спросил Кранке.

Валбицын подумал, что, наверно, он дождется того счастливого дня, когда сможет высказать этому ничтожному гауптштурмфюреру все, что думает о нем. Сама мысль о такой перспективе радовала его, и он, вопреки своему желанию, предложил:

— Могли бы составить мне компанию.

— С утра пьют лишь...

— Хотите сказать: русские свиньи? — захохотал Валбицын, но незлобно.

Глаза у Кранке забегали. Еще вчера бросил бы Валбицыну просто в лицо: да, ты и в самом деле — русская свинья, и знай свое место. Хотя и прислуживаешь нам, хотя и выдающийся специалист, никогда не стать тебе на одну ступеньку с немцем, тем более с немецким дворянином, фон Кранке. Не забывай, чего стоит это «фон»!

— Пейте, если хотите, это ваше личное дело, — пробурчал Кранке недовольно. — Но не забывайте, сейчас мы...

Он не договорил, из-за холма, прикрывающего охотничий дом с востока, послышался гул, через несколько секунд он превратился в страшный рев. Кранке метнулся к окну и успел увидеть три самолета с красными звездами на крыльях. Они промчались низко, над самыми деревьями. Казалось, в комнату ворвался не только рев моторов, а и острый запах отработанного бензина — Кранке невольно шагнул за штору, будто с самолетов могли увидеть его.

В дверь осторожно постучали, трижды с интервалами, так деликатно напоминал о себе Георг, старый и вышколенный камердинер графа фон Шенка. Наверно, пришел с какими-то известиями или неотложным делом...

Валбицын оперся ладонями на кресло, чтоб подняться, но удержался и не без удовольствия увидел, как после паузы встал Кранке, чтоб открыть дверь. В комнату проскользнул Георг, именно проскользнул. Он вообще, вероятно, не умел нормально ходить, передвигался, скользя бесшумно, как тень, и его фигура с прижатыми к туловищу локтями воплощала саму угодливость.

Георг остановился на пороге, небось ему не очень понравилось в подвале — сигаретный дым и почти пустая бутылка, — однако ничем не выказал своего неудовольствия и сообщил:

— Господин управляющий Кальтц хочет уйти, и я решил, что вам не помешает знать это.

— Куда? — вскинулся Кранке, и Валбицын подумал, что более глупого вопроса не придумаешь.

— Господин Кальтц хочет возвратиться домой, — объяснил Георг ровным тоном, будто это его вовсе не касалось. — К жене и дочерям.

— И он уже не боится восточных рабочих?

— Господин Кальтц сильнее боится русских солдат, они ведь могут появиться в любую минуту. Он говорит: русские все равно найдут вас и повесят его вместе с вами. А так хоть есть шанс: хочет вместе с семьей приютиться у брата в Манслаутене. Он считает, что смогут добраться туда на велосипедах.

Кранке переглянулся с Валбицыным и едва заметно покачал головой. Тому не надо было объяснять, почему именно так воспринял это сообщение гауптштурмфюрер. Никто не знал о их пребывании в охотничьем доме, разве что Краусс, и никто не должен знать: а можно ли присягнуть, что Кальтц не выдаст их первому попавшемуся русскому солдату? Надеясь хоть как-то выгородить себя...

Гауптштурмфюрер подумал секунду, не более, и сказал тихо и рассудительно:

— Что ж, мы не можем задерживать господина Кальтца. Сейчас каждый поступает, как считает нужным. Пожалуй, господин управляющий прав и должен быть в это тревожное время вместе с семьей. Но прошу вас, Георг, позовите его сюда, необходимо напоследок поговорить с господином Кальтцем.

Камердинер попятился, и дверь бесшумно затворилась за ним. Кранке обернулся к Валбицыну, сделав решительный жест:

— Этого идиота надо!..

— Конечно, — согласился Валбицын. — Но тихо. Без шума...

— Я не смогу.

— По-моему, офицеры СС могут все.

— Я с удовольствием пустил бы ему пулю в затылок. Но, сами понимаете, выстрел привлечет внимание, а это нам ни к чему. Боюсь, что ножом с первого удара...

— Не приходилось?

Кранке покачал головой:

— Только на учениях и с манекеном. А у вас, как мне известно, огромный опыт...

— Мне, так мне... — согласился он. — Всегда найдется козел отпущения!