Седьмое Правило Волшебника, или Столпы Творения (др. изд.) - Страница 28
Все правильно: два человека торопятся по делам. Ведь при смерти мать…
К тому же скачка на лошади с закрытыми попоной коленями обещала быть более комфортной, чем путешествие пешком. На лошади будет тепло, и ночь пройдет более сносно. Для Бетти, привыкшей постоянно отвлекаться по сторонам – естественно, на все съестное, – у них была приготовлена длинная веревка.
Дженнсен не знала, сколько Себастьян заплатил за лошадей и упряжь, да это и не волновало ее. Это были деньги убийц, и ей хотелось от них отделаться. Единственное, что имело для нее значение – быстрее уехать.
Хозяин конюшни придержал тяжелую дверь, и они выехали в холод ночи. Лошади, обрадованные возможностью поразмяться, несмотря на позднее время, энергично двинулись по улице. Повернув голову, Расти удостоверилась, что Бетти бодро трусит за ними по обочине.
Прошло немного времени, и они оставили позади последний городской дом. Редкие облака ползли по небу, то и дело загораживая восходящий месяц, однако он светил достаточно ярко, чтобы превратить покрытую снегом дорогу в шелковую ленту, скользящую меж темных деревьев.
Неожиданно веревка натянулась. Дженнсен посмотрела через плечо, ожидая увидеть, что коза пытается дотянуться до молодой веточки. Но все оказалось по-другому: Бетти сопротивлялась дальнейшему движению, упиралась, пританцовывая, ее копытца оставляли в снегу глубокие рытвины.
– Бетти, – грубо прошептала Дженнсен, – ну же, вперед! Что такое? Вперед!
Что такое для лошади – вес козы? И Бетти потащилась по заснеженной дороге, несмотря на все свои протесты.
В тот момент, когда лошадь Себастьяна, переступив, чуть толкнула Расти, Дженнсен поняла, в чем дело. Они догоняли шедшего по дороге мужчину. Его темная одежда сливалась с тенями деревьев, поэтому они и заметили его не сразу. Лошади не любят сюрпризов, и Дженнсен похлопала Расти по шее, дав понять, что мужчину не стоит бояться. Однако Бетти ничто не убеждало, и она постоянно меняла направление движения, насколько позволяла веревка.
Дженнсен, наконец, разглядела путника. Это был тот самый крупный блондин, с которым они столкнулись в таверне, предложивший угостить их выпивкой. Проезжая мимо, Дженнсен остановила на мужчине свой взгляд. Как бы холодно сейчас ни было, ей почудилось, будто приоткрылась дверь в бесконечно стылую вечную ночь преисподней.
Незнакомец и Себастьян на ходу обменялись кратким приветствием. Поравнявшись с мужчиной, Бетти ринулась вперед, натянув веревку и стремясь как можно быстрее увеличить расстояние между ними.
Grushdeva du kalt misht.
Дженнсен прерывисто вздохнула, как после приступа удушья, и обернулась, глядя широко раскрытыми глазами на мужчину. Ей показалось, будто эти слова произнес он. Но это было невозможно: странные слова звучали у нее в голове.
Себастьян ничего не заметил, а она не стала ему рассказывать, чтобы он не принял ее за сумасшедшую.
С полного согласия козы Дженнсен пришпорила лошадь.
Перед тем как скрыться за поворотом, она в последний раз обернулась. В лунном свете было видно, как странный мужчина, глядя на нее, ухмыляется.
Глава 13
Когда мать позвала его, Оба скидывал с сеновала охапки сена.
– Оба! Где ты? Спускайся!
Оба скатился с лестницы и быстро стряхнул с одежды солому, приводя себя в порядок, прежде чем предстать перед сердитым взглядом.
– Что случилось, мама?
– Где мои лекарства? И твои тоже? – Ее свирепый взгляд скользнул по полу. – Я вижу, ты до сих пор все еще ковыряешься с сеном. Я не слышала, как ты пришел домой вчера вечером. Что тебя задержало? Посмотри на этот столб в ограде! Ты до сих пор его не закрепил? Что ты делал все это время? Неужели я должна напоминать тебе о каждой мелочи?
Оба не знал, на какой из вопросов ему следует отвечать в первую очередь. Мать всегда так поступала, сбивая его с толку, прежде чем он ответит ей. Если он говорил, запинаясь, она оскорбляла и высмеивала его. Но после всего случившегося прошлой ночью ему казалось, что при встрече с матерью он будет чувствовать себя более уверенно.
Однако при свете дня перед матерью, похожей на грозовую тучу, перед ее свирепой атакой, он привычно ощущал себя униженным, маленьким и никчемным. Вернувшись домой, он почувствовал себя большим. Важным. А теперь как будто съеживался. Ее слова по капле убивали в нем силу.
– Знаешь, я был…
– Ты бездельничал! Вот что ты делал – бездельничал! Я жду здесь лекарство, у меня болят колени, а мой сын Оба-придурок пинает камни на дороге, забыв, зачем я его послала.
– Я не забыл…
– Тогда где мои лекарства? Где?!
– Мама, я не принес их…
– Я это знала! Я знала, что ты потратишь деньги, которые я тебе дала. Я работала, как лошадь, а ты потратил их на женщину! Ты распутничал, вот чем ты занимался, распутничал!
– Но, мама, я не тратил их на женщину.
– Тогда где мои лекарства? Почему ты не принес их, как я тебя просила!
– Я не смог, потому что…
– Ты говоришь, что не смог, придурок! Тебе только и нужно было сделать, что сходить к Латее…
– Латея мертва.
Ну вот, он сказал это. Все было кончено, и к тому же при свете дня.
Мать широко раскрыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Никогда раньше ему не приходилось видеть ее столь немногословной, столь потрясенной. Ее челюсть просто отвисла. Обе это понравилось.
Он достал из кармана монету, которую решил вернуть, чтобы мать видела: он не истратил ее деньги. Не нарушая столь редкое в этом доме молчание, он передал монету ей.
– Латея… мертва… – Мать уставилась на монету, лежащую на ладони. – Что значит мертва? Она заболела?
Оба покачал головой. В нем росла уверенность.
– Нет, мама, ее дом сгорел, а она погибла в огне.
– Ее дом сгорел… – Брови матери поползли навстречу друг другу. – Откуда ты знаешь, что она умерла? Латея не из тех, кого можно застать врасплох при пожаре. Она – колдунья.
Оба пожал плечами:
– Когда я пришел в город, услышал шум. Люди бежали к дому Латеи. Ее дом был охвачен пламенем. Вокруг собралась огромная толпа, но огонь был столь силен, что не было никакой возможности что-либо спасти.
Последнее было до некоторой степени правдой. Он вышел из города и направился домой, потому что посчитал: если до сих пор никто не обнаружил пожар, то, возможно, его не обнаружат и до утра. Он не хотел быть тем, кто первым закричит «Пожар!». Исходя из случившегося, это могло показаться подозрительным, в особенности с точки зрения его матери. Она была чертовски подозрительной женщиной (одна из ее отвратительных черт!). И Оба собирался рассказать ей историю, которая подойдет к любому пожару: пылающие руины, обгорелое тело…
Однако, возвращаясь домой – чуть позже того, как Дженнсен и ее попутчик Себастьян обогнали его, – он услышал крики людей, возвещавших о пожаре в доме Латеи. Оба бежал по темной дороге вместе с остальными. Так что причин подозревать его в чем-либо не было.
– Возможно, Латея избежала огня, – голос матери звучал так, будто она пыталась убедить скорее себя, чем его.
Оба покачал головой:
– Я остался, надеясь, как и ты, мама. Я знаю, ты бы хотела, чтобы я помог ей, если у нее беда. Я хотел сделать все от меня зависящее. Поэтому и опоздал домой.
Это, впрочем, тоже было правдой лишь частично: он стоял вместе с толпой, глядя на огонь, прислушиваясь к разговорам. Он жадно впитывал догадки, сплетни, предположения.
– Она – колдунья. Огонь не может застать врасплох такую женщину.
Мать высказала подозрение. Оба это заметил.
– Когда огонь горел уже не очень сильно, мужчины забросали его снегом и смогли пробраться через дымящиеся деревяшки. И нашли кости Латеи.
Оба вынул из кармана обгорелую кость, протянул матери. Она глядела на это безжалостное доказательство, но так и не взяла его. Удовлетворенный произведенным эффектом, Оба положил свое сокровище обратно в карман.
– Она находилась в центре комнаты, одна рука поднята над головой, будто она пыталась пробраться к двери, но задохнулась от дыма. Люди говорят, что от дыма люди падают, и тогда огонь берется за дело. Видимо, это и произошло с Латеей. Ее свалил дым. И когда она лежала на полу, огонь спалил ее до конца.