Считаные дни - Страница 47

Они едут вдоль фьорда, уже приближаются, Иван это чувствует. Дорога становится узкой, зачастую, когда им навстречу попадаются другие машины, они вынуждены съезжать в тесные дорожные карманы на обочине. Слева видна гора, такая высокая, что вершину едва можно разглядеть. Ивану кажется, будто на него что-то давит, словно каменная масса прижимает его, но с другой стороны нет ничего, кроме фьорда, только ледяная бездонная темнота. Иван слышит собственное дыхание, запах от сидений становится все более отчетливым, он смешивается с ароматом лосьона после бритья одного из полицейских, а потом — тихий, но заметный стук под днищем автомобиля.

«Да что за черт», — ворчит водитель, второй отрывает взгляд от телефона. «В чем дело?» Тот, что ведет машину, отрывает руки от руля. «Взгляни, — говорит он, — ты видишь, как ее ведет?» «Пассат» заносит влево, в сторону дорожного ограждения, полицейский хватается за руль и быстро выправляет машину. Еще бы секунда, думает Иван, одна или две, машина бы слетела с дороги, через низкое ограждение и дальше вниз к фьорду, и крыша бы первой коснулась поверхности воды.

«Вроде что-то подобное было, — говорит полицейский на пассажирском сиденье, — когда мы выезжали с парома, вот тогда, ты прав, что-то такое было». Перед ними открывается и тянется вдаль дорога, они уже почти на месте: слева — заправка «Шелл», справа — пляж, полиэтиленовый пакет порхает над песком почти у кромки воды. «Послушай, — говорит тот, что за рулем. — Слышишь?» И теперь уже стучит где-то правее под днищем. «Мы, черт побери, прокололи колесо». Перед ними едет автобус. Он не следует за потоком автомобилей, которые сворачивают влево, к центру, а продолжает двигаться прямо до площади с администрацией коммуны. «Пассат» едет за ним и сворачивает на площади справа от автобуса. Полицейский за рулем ставит машину на ручник. «Черт», — ругается он, потом отстегивает ремень и поворачивается к заднему сиденью. Иван видит все это сквозь полуприкрытые веки, и ему удается скользить глазами, он следит за тем, чтобы его нижняя челюсть была неподвижной, а дыхание ровным и отчетливым. Потом он слышит звуки, как открываются две двери, громкий стон с одной стороны, затем голос: «А мы сможем доехать до тюрьмы? Дотуда же не больше километра?» Голос второго: «Тогда мы на ободе поедем, колесо полностью спущено».

Иван осторожно открывает глаза. Через узкую щелочку ему едва видны полицейские, которые стоят спиной к нему, склонившись у колеса. «Да, придется менять колесо прямо здесь, как считаешь?» — вздыхает тот, что ехал на пассажирском сиденье, мужчина с лысиной и мобильным телефоном, он запускает руку в карман форменных брюк, из которого достает коробочку снюса, пара наручников прикреплена к ремню, они свободно болтаются у его бедра. «Стедье-то выехал на задание, — говорит полицейский, который вел машину, — а этот на заднем сиденье спит как младенец, так что ничего страшного».

Это они о нем говорят. Что его нечего бояться и считаться с ним не стоит.

Тошнотворный запах кожи. Иван скользит взглядом влево. Автобус работает на холостом ходу, обе двери открыты. Пассажиров в нем нет, шофер, крепко сложенный лысый мужчина, достает из багажного отделения детскую коляску. Молодая женщина стоит рядом и разговаривает с ним, она жестикулирует обеими руками, пока водитель пытается расправить коляску, табличка с именем прикреплена между колесами, там написано «Йоханнес». Девушка показывает на кнопку где-то сбоку, водитель автобуса нажимает ее, пытаясь разложить коляску, но ее заклинило. «Давай мы тогда сами, — продолжает один из полицейских рядом с машиной, — тут дел-то на пять минут, справимся же?» Девушка наклоняется к коляске и нажимает на что-то сбоку, водитель автобуса ставит коляску на спинку, он поддергивает форменные брюки, прежде чем опуститься на корточки, девушка склоняется рядом, вытягивает вперед руку и что-то показывает, ее длинные волосы спадают вдоль щек.

Вот тут-то он ускользает. Иван беззвучно отстегивает ремень безопасности, так же бесшумно открывает дверь машины и выбирается наружу. И пока он медленно идет по направлению к автобусу, представляет себе, как они пустятся его догонять: громкие крики, две руки, хватающие его за плечи, возможно, выстрел из пистолета в ногу, и как будто он уже чувствует внезапную пронизывающую боль. Но ничего этого не происходит, не происходит ничего вообще, только раздраженные голоса двух полицейских слева у него за спиной — в четырех-пяти метрах. Водитель автобуса и молодая женщина, повернувшиеся спиной к нему на корточках перед детской коляской. «Никогда такого раньше не было, — говорит девушка. — Совершенно заклинило; может, она сломалась в пути?» Иван проходит мимо них, поднимается в пустой автобус, на приборной доске слева от коробочки пастилок лежат солнечные очки в желтой оправе, Иван ощущает очертания тела шофера, когда проваливается в мягкое водительское сиденье, и тепло.

А они могут говорить, что хотят, — те, кто утверждает, что он только портит все вокруг, что у него кишка тонка, но когда автобус трогается с места и выезжает с площади перед администрацией коммуны, именно он сидит за рулем; руки Ивана спокойно лежат на огромном руле, он старается не смотреть в зеркало, но внимательно следит за проезжей частью перед огромными передними колесами, и они должны были бы видеть его, все те, кто утверждает, что он ни на что не годится, и Бо, и Наталия, и инструктор по вождению, который ворчал насчет теории — что практические навыки ни к чему, если ты провалил теоретический тест, но автобус послушно едет через центр, Ивану и не требуется никакой теории, вычислять соответствующий тормозной путь автомобилей А и Б, к черту все это, возможно, кто-то там и кричит, но Иван не оглядывается, он едет мимо гостиницы и магазина «Куп», аккуратно притормаживает перед пешеходным переходом у студенческого центра и пропускает пожилого мужчину с ходунками, минует школу, во дворе которой гуляют и играют дети. Какая-то девочка сидит на самой вершине лестницы и машет шапочкой, у церкви навстречу ему попадается автобус, который едет со стороны горы, водитель поднимает руку, и Иван приветствует его в ответ, и теперь понимает, что он держит все под контролем, что можно выдохнуть, и только на первых поворотах, которые змеятся вверх по склону горы, он замечает какое-то движение в зеркале заднего вида: сначала только две пухлые ручки, молотящие воздух, затем ребенок, которому эти ручки принадлежат. Маленький мальчик пристегнут к детскому сиденью; светло-синий спавший сверток, который мгновенно открывает глаза; серьезный взгляд напуганного двухлетнего малыша, смотрящего в зеркало прямо на Ивана.

%

Ведет машину Юнас. Ингеборга сидит на пассажирском сиденье, и хотя она приняла душ, воспользовавшись его мылом и шампунем, пахнет она по-своему. Ее влажные рыжие кудряшки рассыпались по воротнику анорака, и вся машина наполняется ее собственным запахом и ее присутствием. Они отправляются на горную прогулку. Это было предложение Ингеборги, но именно Юнас сегодня о нем вспомнил. Ему бы следовало отказаться от этой мысли, Ингеборга сегодня не в форме, это совершенно очевидно, или она слишком вежлива, чтобы признаться в том, что на самом деле ей просто не хочется.

Дорога простирается перед ними пологой полосой через гору. По ней спускается какой-то мужчина с немецкой овчаркой на поводке. Когда они приближаются к нему, он делает шаг в сторону на гравий и тянет за собой собаку, кажется, будто он что-то ей говорит. Ингеборга сидит, разглядывая окрестности в боковое окно. Руки лежат на коленях, короткие, обкусанные ногти, запястья узкие. Минувшей ночью Юнас вдруг почувствовал прилив внезапной нежности, когда сидел на корточках и осторожно стягивал с нее туфли. Она свалилась от усталости в кровать, как только они вошли в дверь. Он не рискнул снять с нее что-либо еще, кроме туфель и зеленого пальто, и даже просто расстегивая его, он опасался, что переходит границу. И он попробовал лечь на двуспальном диване. Укутав ее в одеяло, он взял с собой покрывало и лег на диван, но тот оказался слишком коротким, широкие края по сторонам не позволяли ему вытянуться во весь рост, у него затекала шея, в какой бы позе он ни пытался заснуть. В конце концов Юнас перебрался обратно на кровать. Он примостился совсем с краешку, повернувшись к ней спиной, занял не слишком много места, и прошло немало времени, прежде чем он все-таки уснул. Один раз он проснулся, почувствовав, что она подкатилась к нему почти вплотную, ее рука легла на его грудь поверх футболки. Юнас не позволил себе убрать ее — бледная узкая девичья рука, он обратил внимание на ногти — короткие и обкусанные.