Счастливый костюм - Страница 1

Он сидел за столом, погруженный в теоретические основы электротехники, и штудировал двенадцатую главу – «Реактивные катушки и трансформаторы с железными сердечниками», когда откуда-то позвонила мама:

– Игорек, это ты? Ты дома? Немедленно приезжай! Дивная вещь! Ты помнишь Названова в этой пьесе… Мы еще смотрели по телевизору, тебе понравилось?… Совершенно то же самое, точка в точку!

Игорь заложил пальцем «Теоретические основы», поморщился от слишком резкого материнского голоса в трубке и пожал плечом.

– Но, мамочка, я совершенно не собираюсь в театр.

– Ах, да не в театр же, боже мой! В магазин. Сядешь на шестой номер, доедешь до дома е кариатидами, встанешь к ним лицом и по левую руку… Я не могу больше говорить: мне стучат, потому что я говорю из телеви… Ум за разум заходит! Из автомата… Гражданин, не стучите, это же не какая-нибудь пустяковая любовная болтовня, это серьезный разговор. Я вызываю своего ребенка в магазин, я не могу заглазно купить ему костюм за такие деньги!..

Тут Игорь наконец понял, что речь идет о покупке костюма, и крикнул в трубку:

– Сейчас приеду!

Костюм действительно оказался хорошим, сшитым будто по мерке и, главное, ярко-синего модного цвета. Вечером Игорь решил обновить покупку и пойти в новом костюме к приятелю. Он одевался перед зеркалом, и мама помогала ему, потому что ей еще раз хотелось убедиться, что обновка сидит превосходно и большие деньги заплачены не зря.

Игорь смотрел на себя в зеркало и сдержанно улыбался. Неудобно же было в самом деле сказать про себя хотя бы и при одной только маме: «Ах, хорош!», тем более, что мама, очевидно с воспитательной целью, часто повторяла ему, что он некрасив. Да, конечно, если строго разбираться, у него маленькие, неопределенного цвета глаза, худое, узкое лицо, большой рот. Но почему-то раньше девочки на него не заглядывались, а теперь заглядываются. Впрочем, маме лучше об этом не говорить, а то она сейчас же начнет читать мораль, как надо порядочным мальчикам обходиться с порядочными девочками, и так далее, и тому подобное, и наведет тоску.

Но на этот раз мама сама сказала:

– Хорош! Ах, сыночка, совсем ты у меня взрослый, того и гляди, невесту в дом приведешь.

– Ну, вот еще! – Игорь улыбнулся. – Пока что не собираюсь.

– И не надо, родной! Можно погулять, потанцевать, даже пофлиртовать – мама иногда употребляла вышедшие из моды выражения, – но связывать себя с этих лет – 'Ни в коем случае! И потом в твоем, в сущности, еще детском возрасте характер не определился, вкусы изменчивы. Нынче тебе понравится одна и покажется, что краше ее нет никого, и если она не будет твоей, ты станешь несчастнейшим человеком на свете. И ты даже будешь готов просить ее руки и сердца…

«Опять древнегимназические выражения, – подумал Игорь, – просить руки… При чем тут рука?»

– А через неделю ты встретишь другую, которая будет в тысячу раз лучше первой, и тебе будет даже смешно, что ты мог увлекаться той. А уж если ты себя свяжешь…

Из спальни послышался густой, заспанный голос: – Ух, матушка, какую ты, извини меня, ахинею плетешь, даже слушать тошно! Сегодня он увлечется одной, вскружит ей голову, завтра увидит лучше, стало быть, ту побоку. А послезавтра встретит раскрасавицу, лучше тех двух, вместе взятых, – значит опять новая любовь? Прежде про такую смену любвей говорили: меняет как перчатки. Нынче мы к перчаткам бережнее относимся, а уж к людям полагается и подавно. Гляди, сделаешь ты из мальчишки дон Жуана.

– При чем тут Жуан? – сухо сказала мама. – Я просто учу ребенка, как надо жить. – Она выразительно посмотрела на сына. Они совсем забыли, что папа вернулся с работы и отдыхает.

– Что-то не помню, чтоб у нас с тобой так жизнь складывалась, – сказал папа, и слышно было, как он ворочается на кровати. – Нам с тобой было по двадцать лет…

– Положим, мне было меньше, – холодно произнесла мама.

– Ну и хорошо, если меньше, – миролюбиво согласился папа. – Но вот мы живем вместе уже скоро тридцать лет, а ведь я не искал ничего лучшего и не кидался по сторонам.

– Вам никто не запрещал кидаться! – отрезала мама и обменялась высокомерным взглядом со своим отражением в зеркале.

Игорь очень любил свою мать, но он также любил и отца, а сейчас он будто со стороны посмотрел на обоих и подумал, что отец, несомненно, проявил выдержку и силу воли, раз и навсегда остановившись на своем выборе. Он, конечно, мог найти что-нибудь поизящнее, и чтоб нога не тридцать девятого размера, и чтоб характер получше… Но, поймав себя на таких мыслях о своих родителях, он нахмурился, почувствовал себя виноватым, обнял мать и поцеловал в щеку.

А она это поняла по-своему: сын согласен с ней, а не с отцом – и улыбнулась не без кокетства:

– Твоему папке просто повезло в жизни, вот он и не кидался по сторонам! – И добавила уже серьезно: – А костюм, сыночка, береги. Он денег стоит, да и хорош. Такой прекрасный материал не каждый день встречается. Не закапай чем-нибудь, не наставь пятен, об стенки не обтирайся. Придешь, вычисти щеточкой и повесь. Это вещь!

– Я знаю. Спасибо, мамочка, – сказал Игорь.

В этот же вечер, чувствуя себя неотразимо красивым в новом ярко-синем костюме, он познакомился с Маней и тут же влюбился в нее. Маня была маленькая, ему по плечо, говорила тоненько и смеялась, блестя белыми, хотя и редковатыми зубками. У нее были черные кудряшки и тонкая талия, затянутая широким поясом. Она с откровенным восхищением смотрела на Игоря, а он чувствовал себя безусловно достойным любви и, в свою очередь, влюбленным. И, конечно, если бы Кто-нибудь сказал ему, что он влюблен в себя, а не в Маню, он ответил бы, что это глупости.

С первого же вечера он пошел проводить ее, а на третий вечер поцеловал. Она прошептала: «Ой, Игорь, не надо…», но так неубедительно и беспомощно, что он поцеловал ее еще раз и повторял это с одиннадцати вечера ровно до двенадцати ночи, по часам со светящимися зелеными стрелками. Он обещал маме вернуться домой не позднее половины первого.

Так продолжалось два месяца. Он уже ходил на свидания с Маней в старом костюме и даже в линялом свитере и выгоревших Лыжных штанах. Мане нравилось все, что бы он ни надел, но все-таки ярко-синий костюм оставался самым любимым. Еще в начале их знакомства Игорь сказал:

– Это счастливый костюм. Я в первый раз надел его, когда мы встретились.

Но теперь он берег его и надевал только в театр.

В театре Маня познакомила его со своей давней школьной подружкой Аней. Игорь посмотрел на Аню и заметил, что у нее густые рыжеватые волосы и толстенькая, но довольно складная фигурка. Ее улыбку он нашел несколько слащавой, а лицо обыкновенным, незапоминающимся. Но в следующем антракте, когда Аня подошла к ним со своей сладкой улыбочкой и посмотрела ему прямо в глаза, он подумал, что ее рыжеватые волосы, пожалуй, лучше черных кудряшек и что Мане следовало бы немного пополнеть, чтобы платье облегало ее так же, как и Аню, а не болталось, как на вешалке.

После окончания спектакля в гардеробе, помогая девушкам одеваться, Игорь подумал, что меховая шубка Ани гораздо элегантнее, чем суконное пальто Мани.

Они шли из театра втроем: он посредине, девушки по бокам. Они дошли до того дома, где жила Маня. У крыльца она вопросительно и тревожно поглядела на Игоря.

– Спокойной ночи! – сказал он безукоризненно вежливо и, оставив Маню у подъезда, взял Аню под руку. – Пошли?

Они шли медленно, и Аня пожаловалась, что ей холодно. Он решительным жестом расстегнул пальто и накинул на нее одну полу. Она погладила лацкан его пиджака.

– Красивый костюм.

– Это счастливый костюм, – томно и разнеженно произнес Игорь. – Сегодня я в нем, и я встретил вас.

Он пришел домой поздно. Зеленые стрелки показывали три. Мать открыла ему, приложила палец к губам:

– Шшш! Наконец-то, – слава богу! – и прошла к нему в комнату. Он иногда делился с ней своими впечатлениями, и она гордилась этим.