Дэниел читал отчёты охраны, смотрел записи с камер, и в груди холодело. Джейсон ничего не делал. Сидел или лежал, спал, ел, когда ему приносили еду. Успокаивало лишь то, что он разговаривал и с прислугой, и с охраной. Это было хорошим признаком.
Значили ли несколько слов в день хоть что-нибудь? Или Джейсон опять погружался в безмолвное безумие, пусть и не так быстро, как раньше?
Дэниел прокручивал в голове записи с камер. Джейсон сидит на постели, подвернув под себя ноги, прикрыв глаза, замерший, неподвижный… Живут только руки и пальцы, часами играющие какие-то мелодии или в пустоте, или на покрывале.
Астон мог бы показать эти записи какому-нибудь пианисту и спросить, что играет Джейсон. Его репертуар, если подумать, был не так уж велик. Что он мог бесконечно повторять сейчас? Сводящую с ума «Gnossienne N1», как тогда? Тяжелую, давящую «Everyday»?
Неужели он всё-таки сломался? Только не это… Что угодно, только не это!..
Астон покачал головой. Он не хотел, правда, не хотел…
Потом, когда Дэниел опомнился после произошедшего, он попросил Эдера связаться с врачом, таким, который умеет держать язык за зубами. Он уже решил, что делать с Джейсоном, а от врача ему нужны были только конкретные препараты и дозировки.
Люди, которые похитили Джейсона по его приказу, поделились с ним кое-какой информацией о принципах своей работы. Они были профессионалами в том, что касалось сексуального насилия, и знали, как избежать тяжёлых последствий. В конце концов, иногда даже очень хорошие доктора теряют лицензии, а им ведь надо как-то зарабатывать на жизнь. Астон тогда не стал вдаваться в подробности, но ему сказали, что среди антидепрессантов есть класс веществ, блокаторов и ингибиторов чего-то там, которые, если ввести их сразу после травмирующего события, предотвращают развитие посттравматического синдрома. Как он понял, среди прочего они препятствовали формированию долговременных воспоминаний. Если бы можно было стереть память совсем…
Эти препараты не были панацеей. После предыдущего раза Джейсона всё равно годами преследовали ночные кошмары, и он заработал пару фобий.
Астон знал, что сам виноват в этом, виновата его расчётливая жестокость… и ужасная ошибка. Он сам обезобразил шрамами почти совершенное творение, но эти шрамы сделали Джейсона даже притягательнее – ранимее, необычнее. Они вызывали желание защитить и искупить свою вину, которое так сложно и мучительно вплеталось в любовь к Джейсону, что стало неотъемлемой её частью.
Доктор из Женевы сразу сообразил, чего от него хотят, сказал, что ему нужно свериться со справочниками, и перезвонил через двадцать минут – продиктовать дозировки. Потом он прибыл в Колоньи сам. К тому времени Дэниел уже уехал из дома, так и не дождавшись, когда Джейсон придёт в себя. Ему нужно было срочно возвращаться в Париж: было двадцать четвёртое декабря.
Несколько часов в дороге и праздничный ужин вечером. Он сам не знал, как вынес это.
На следующее утро домашние разворачивали рождественские подарки, а Дэниел, не переставая, думал о Джейсоне и только о нём. Какие подарки ждали в этом году его? Горсть антидепрессантов?
Злость на мстительного и упрямого мальчишку не проходила, но сквозь неё всё сильнее проступало понимание – он окончательно разрушил то, что было между ними… Или всё же нет? Вдруг у него есть шанс? Даже теперь…
Дэниел никому и никогда не простил бы такого низкого, жестокого предательства. Но он, он… Если бы в тот момент, когда они встретились, Джейсон – вместо того, чтобы бросить ему в лицо все те злобные ядовитые слова, – попросил бы прощения, он бы его пальцем не тронул, он бы…
Что толку думать о том, чего не произошло?
Никто из них не стал просить прощения – ни он сам, ни Джейсон… Всё случилось так, как случилось.
Дэниел встал и подошёл к столу, где рядом с открытым, но уже погасшим ноутбуком лежал телефон. Он позвонил Рюгеру и сказал, что хочет переговорить с Дэвисом.
Когда телохранитель через пять минут связался с ним, Астон задал ему пару незначащих вопросов, а потом перешёл к делу:
– У меня есть для тебя особая работа, очень деликатная. И это не приказ, Дэвис, это предложение. Если ты откажешься, я не буду настаивать. Я хочу, чтобы ты возглавил небольшую группу охраны. В твоём подчинении будут четыре человека из службы безопасности, возможно, пять, и ещё прислуга. Вы будете жить в довольно уединённом месте, общение и выезды в город будут сведены к минимуму. Работа несложная: охранять одного человека.
– Простите, сэр, – уточнил Дэвис, – ему угрожает опасность?
– Нет, его никто не будет искать. Гостей тоже не будет. Возможно, изредка врач.
– То есть это что-то вроде заключения?
– Можно сказать и так, – подтвердил Астон. – И это не на неделю или две. Предполагаю, месяцев на восемь-десять.
– Я должен подумать, сэр, – уклончиво ответил Дэвис. – Можно задать вопрос?
– Конечно.
– Кого я буду сопровождать?
Астон ничего не хотел говорить сейчас, но понимал, что когда тебе предлагают провести чуть ли не год в какой-то глуши, хочется заранее узнать, кто составит компанию.
– Мы его вернули, – сказал он, зная, что Дэвис поймёт.
– Давно?
– Неделю назад. Он в Швейцарии в загородном доме.
– Рад, сэр, что он там, – неуверенным и напряжённым голосом ответил Дэвис.
Дэниел не понял, чему конкретно тот был рад – тому, что Джейсона смогли вернуть, или тому, что он до сих пор жив.
– И ещё вопрос. Почему десять месяцев? Что потом?
– Потом он вернётся ко мне, – произнёс Астон тоном, который подразумевал, что дальнейшие расспросы неуместны.
– Хорошо, сэр. Спасибо. Сколько у меня на размышления?
– Я жду ответ первого января.
– Понятно, – сказал Дэвис и в последний момент перед тем, как Дэниел положил трубку, успел добавить: – С наступающим новым годом!