Сборник статей - Страница 4

Нельзя простить коммунистам, особенно руководителям компартий, то, что они, видя пороки системы, молчат о них, убеждая себя и других в том, что критика может принести вред. Нет, вред приносит ваше молчание. Неразоблаченные до конца величайшие преступления сталинизма не только нас душат, но и вас покрывают несмываемой грязью.

В СССР началось великое очистительное движение от мерзостей сталинизма. Огромная работа проделана в этом направлении 20-м и 22-м съездами КПСС. Но главное впереди. Суть этого главного в упоминавшейся уже резолюции XXXIV съезда КПВ. Дело в том, что в КПСС, особенно в ее верхах, вскоре после 20-го и особенно после 22-го съездов возникло серьезное противодействие линии, намеченной этими съездами. А это усилило, не могло не усилить, процесс пробуждения антидиктаторских общественных сил нашей страны. Я имею в виду движение, получившее на Западе название "инакомыслия", "диссидентства". Мы, участники этого движения, называем его иначе - "движение на Голгофу". И это единственно правильное название, так как объединяет нас только одно готовность идти на любые личные жертвы в знак протеста против бесправия, в котором пытаются удержать наш народ.

Сейчас в Омской тюрьме умирает мой друг Мустафа Джемилев. Этого 32-летнего крымского татарина уже трижды осуждали по заведомо ложным обвинениям и сейчас пытаются сделать это в четвертый раз.* У него нет другого способа борьбы против явного произвола, кроме голодовки протеста. И он голодает уже шестой месяц. Он часто теряет сознание, сердце дает перебои, но не сдается. Подумайте только, какой ужас! Небольшого роста, исхудавший до скелетного вида человек непреклонной воли и духа, мягкий и чуткий к чужой беде, не только не совершивший преступлений, но и неспособный на них, не может найти защиты от явного произвола в стране, руководители которой называют ее страной строящегося коммунизма. Он должен умереть только потому, что кучка взбесившихся бюрократов выбросила, творя этот произвол, крымско-татарский народ с его исторической Родины, а Джемилев не хочет признать этот произвол законным. Кто же прав: те, кто кричат о 1000 человек, выселенных с острова Диего-Гарсия, как о страшном геноциде, или тот, кто требует прекращения более чем 30-летнего геноцида по отношению к более чем 800-тысячному народу крымских татар? Мустафа не коммунист. Наоборот, с именем коммунистов у него связан непрерывный дикий произвол по отношению к его народу и к нему самому.

* 15 июля 1976 года Мустафа Джемилев был осужден на 2,5 года лагерей строгого режима. Сейчас он находится в лагере в Приморском крае в советско-китайской пограничной зоне. (Прим. А.Г.)

Одновременно на другом конце страны - в Днепропетровске в тюрьме, называемой спецпсихбольницей, совершается убийство интеллекта у второго моего друга - коммуниста Леонида Плюща.* Выдающийся математик, он мог бы жить сытой, обеспеченной жизнью. Но его беда в том, что партбилет он считает далеко не главным признаком коммуниста. Он поднимал голос протеста против незаконных преследований "инакомыслящих". Это послужило причиной обыска, во время которого обнаружилось, что на досуге Л. Плющ увлекается марксистской философией. Это, в особенности острая критика извращений в марксистском учении о государстве, и послужило причиной ареста и последующего заключения в спецпсихбольницу, что является уделом всех коммунистов, осмеливающихся критиковать ошибки и теоретическую нищету партийных иерархов.

* Леонид Плющ в начале 1976 года был выслан из СССР и в настоящее время проживает во Франции. (Прим. А. Г.)

Еще один мой друг, член коммунистической партии с 1920 г. - Сергей Писарев, в сталинские времена перенес 43 допроса с пытками, которыми был искалечен на всю жизнь (разрыв связок позвоночника), впоследствии прошел еще и через спецпсихбольницу. А "преступление" только одно - боролся и борется за освобождение из заключения людей, в невиновности которых уверен.

Упомяну еще одного очень близкого мне человека - коммуниста Генриха Алтуняна. Только за то, что выступил в мою защиту и солидаризировался с моими высказываниями, он (последовательно) : исключен из партии, уволен из армии, арестован и отбыл три года в заключении, а после этого лишен права работать по специальности (он радиоинженер).

С коммунистами вообще обращаются наиболее беспощадно. Друзья Алтуняна коммунисты Владислав Недобора, Владимир Пономарев и Аркадий Левин, которые солидаризировались с Алтуняном, исключены из партии и вслед за ним отправлены на три года в лагеря. После отбытия срока все они, как и Алтунян, лишены возможности работать по специальности.

А. Левин в настоящее время гражданин Израиля и если вы пожелаете, сможет рассказать об этой безсудной расправе более подробно.

Выдающийся украинский писатель-фантаст, инвалид Великой Отечественной войны, коммунист Микола Руденко,* чтобы овладеть по-настоящему жанром фантастики, углубился в науки, особенно в философию. Выводы, к которым он пришел, заставили его обратиться в ЦК КПУ. В течение ряда лет писал он туда, внося предложения, просил разобраться. Истины, которые он излагал, настолько очевидны и важны, что логично было бы немедленно взяться за их изучение и реализацию. Но логика уступила место расправе. М. Руденко исключен из партии, изгнан из писательской организации и лишен возможности публиковаться, т.е. у него отняли право на самовыражение и на то, чтоб он мог зарабатывать свой хлеб присущим ему способом. Теперь он, немолодой, искалеченный войной человек, вынужден работать сторожем, живя в комнатенке, из которой его могут выселить в любой момент, т.к. она является "служебной". При этом он находится под постоянной угрозой ареста, поскольку от своих взглядов не отказался.

* Микола Руденко - глава Украинской Группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений, был арестован. Одновременно с ним арестованы член Украинской Группы О. Тихий и глава аналогичной Московской Группы член-корреспондент Академии Наук Армянской ССР Юрий Орлов и член Московской Группы А. Гинзбург. (Прим. А. Г.)

Моя жена - коммунистка Григоренко Зинаида Михайловна исключена из партии и лишена средств существования только за то, что отказалась признать меня невменяемым и осудить мои взгляды, а наоборот, вступила в борьбу за мое освобождение из спецпсихбольницы, т.е. по сути за мою жизнь, и пять долгих лет вела эту мужественную борьбу, находясь под постоянной угрозой ареста.