Сборник "Соломон Кейн" - Страница 10

— Моя — могучий колдун! — орал ему прямо в ухо Н'Лонга. — Сейчас твоя смотреть много-много! Моя совершать великое таинство вуду!.. Сонга! — Тут старик перешел на свой родной язык.

Поднявшийся до невыразимых высот голос старого колдуна перекрыл тамтамы и донесся, наверное, до облаков. Сонга, услышав обращенные к нему слова, вздрогнул, но лишь ощерился в ответ. Между тем грохот тамтамов упал до негромкого зловещего перестука и превратился в монотонный гул, заставляя болезненно вибрировать барабанные перепонки. Наконец Кейн смог расслышать обращенные к нему слова Ле Лу:

— Старый мошенник бахвалится, что сейчас он совершит великое колдовство, о котором, дескать, и вслух упомянуть-то нельзя, не то тебя черти утащат. Колдун утверждает, что никогда раньше еще не совершал его прилюдно: это что-то из области неназываемой магии. Советую тебе, мон шер Галахад, воспользоваться моментом и смотреть получше! Кажется, мы позабавимся даже лучше, чем я ожидал. — Волк поднял голову к темному небу и издевательски рассмеялся. В этот момент он действительно был похож на животное, которому был обязан кличкой, а не на человека.

К столбу приблизился, приплясывая, раскрашенный дикарь и, нагнувшись, поджег охапку хвороста у ног пуританина. Крохотные язычки пламени жадно побежали по сухим веткам, разгораясь с каждым мгновением. Второй чернокожий собрался было подпалить ветки подле Н'Лонги, но вдруг замешкался. Кейн обернулся к своему собрату по несчастью: старик бессильно обвис на веревках. Он уронил голову, и из безвольно приоткрытого рта на тощую грудь капала слюна. Казалось, Н'Лонга умирает.

Ле Лу подался вперед и злобно выругался:

— Nom d'un nom! Никак старый хрыч задумал лишить нас развлечения? Клянусь копытами Сатаны, неужели мы не увидим, как эта рожа корчится в пламени?

Воин опасливо притронулся пальцем к телу умирающего шамана и что-то на своем наречии крикнул своим хозяевам, сипящим на тронах.

— Так и есть, откинул копыта, старый урод! Ничего не скажешь, великий колдун! — заржал Ле Лу. — Этот дешевый факир не пережил собственных усилий! Во имя…

Голос француза сорвался на визгливой ноте. Замолкли и тамтамы, причем настолько одновременно, будто барабанщиков постигла одновременная смерть. Зловещая тишина кругами расходилась над джунглями, точно капли крови в воде. Некоторое время Кейн слышал только потрескивание пламени, которое, как ни странно, не торопилось охватывать дрова у его ног.

Глаза чернокожих, сколько их ни было на поляне, были обращены к мертвому телу, распростертому на алтаре. Кейн не верил своим глазам: этого просто не могло быть! Труп со вспоротой грудной клеткой, труп, из которого вылилась до последней капли вся кровь, начал шевелиться!

Сперва неуверенно шевельнулась кисть, потом двинулась рука, а потом и все остальные члены начали судорожно подергиваться. Мертвец медленно повернулся набок, подтянул под себя ноги и неуверенно, словно незрячий, сел. Затем мертвое тело рывком выпрямилось и замерло на месте, вихляясь и пошатываясь.

Это было поистине леденящее душу зрелище. Жуткий мертворожденный младенец, подобно рептилии, прорвал скорлупу небытия и вывалился в мир, с трудом удерживаясь на широко расставленных, негнущихся ногах с бесцельно болтающимися руками. Кейн при виде столь жуткого глумления над законами природы вознес молитву Господу.

И все это происходило в могильной — пожалуй, тут не подберешь лучшего слова — тишине. Сейчас на поляне отчетливо можно было различить каждый испуганный вздох.

Впервые в жизни англичанин испытал потрясение, начисто лишившее его не только дара речи, но и способности думать. А уж о том, что для него — пуританина — явление руки дьявола было более чем очевидно, и говорить не приходилось. Но Кейн не смел опустить глаза.

Ле Лу, не завершив небрежного жеста, замер на троне, вытаращив глаза и открыв рот. Невообразимое зрелище заставило окаменеть француза, и его полусогнутая рука нелепо замерла в воздухе. Вождь Сонга выглядел не лучше.

Глаза и рот негра были распахнуты одинаково широко, пальцы судорожно вцепились в резные подлокотники — так, что ногти побелели, а сам он, повизгивая от запредельного ужаса, пытался вздохнуть.

Между тем мертвец начал двигаться. Он шел, точнее сказать, ковылял, загребая ногами, выписывая вензеля, точно пьяный матрос. При этом руки покойника болтались как плети, а голова бессильно свесилась на грудь. Раскачиваясь, как тростник в бурю, он то пригибался к земле, то заваливался назад так, что его незрячие бельма таращились прямо на багровую луну, только-только поднявшуюся над черными деревьями. И тем не менее ужасающее создание упорно приближалось к тронам Ле Лу и Сонги. И к Черному богу.

В огне, подобравшемся к самым ногам Кейна, треснула ветка, и в мертвой тишине этот звук показался пушечным выстрелом. Оживший мертвец, взбрыкивая ногами, словно приплясывая под одному ему слышимую мелодию, неверными птичьими шажками двигался к угрожающему черному изваянию, у подножия которого в смертном ужасе скорчились две жалкие человеческие фигурки.

— Ах-хх… — вырвался единый вздох толпы, придавленной ужасом и темнотой, когда мертвое тело наконец достигло помоста и оказалось в трех шагах от тронов. Ле Лу, познавший страх едва ли не впервые за свою наполненную кровавыми деяниями жизнь, перебирая ногами, вжимался в высокую спинку своего кресла. Чернокожий вождь, с раннего детства слышавший истории о великих колдунах, которые умели подчинять себе мертвых, нечеловеческим усилием разорвал путы страха и огласил ночь безумным криком.

На губах Сонги выступила пена. Вскочив на ноги, он замахнулся копьем и разразился невнятными угрозами. Равнодушный ко всему на свете мертвец не замедлил жуткой поступи, и Сонга, вложив в бросок всю силу своих могучих мышц, с отчаянием обреченного метнул в него копье. Тяжелое древко навылет пробило и без того изуродованную грудь ходячего трупа, но ни на миг не остановило его страшного движения, ибо нельзя убить того, кто уже умер.

Разум покинул негра, и он застыл на месте, выпучив глаза и простирая руки вперед, в жалкой попытке отгородиться от неумолимого рока.

На какое-то мгновение и мертвец, некогда бывший живым, и живой, которому суждено было стать мертвым, замерли напротив друг друга. Причудливые блики пляшущего пламени мешались с кровавыми лунными лучами, навеки запечатлевая эту сцену в памяти всех присутствующих. Невидящие глаза мертвеца каким-то образом смотрели прямо в глаза Сонги, в которых отражались разом все ужасы преисподней.

И вдруг доселе безвольно болтающиеся руки мертвого воина начали подниматься, словно обретя собственную волю. А затем рухнули вождю на плечи.

При первом же их прикосновении дородный царь, казалось, съежился и вдвое усох. И завизжал так, словно его коснулось ледяное дыхание ада, а может быть, так оно и было на самом деле? Те, кто услышал этот отчаянный и безумный крик, не смогут позабыть его до конца жизни. Ноги Сонги подкосились, и он рухнул наземь, увлекая за собой мертвеца, которого внезапно оставила та энергия, что заставляла его двигаться.

Два неподвижных тела распростерлись у ног Черного бога. Вконец уставшему от жутких чудес Кейну уже казалось, будто в огромных нечеловеческих глазах идола, вырезанных зоны назад неведомыми мастерами, вспыхнуло пламя такого же нечеловеческого наслаждения.

Едва вождь Сонга пал пред зловещим изваянием, как все туземцы рухнули ниц и испустили единый вопль. А Кейн, взгляду которого напряжение момента придавало особую зоркость, успел заметить, как Ле Лу спрыгивает с трона и исчезает в темноте. Опять его смертный враг бежал!

Но тут все заслонили мельтешащие черные разрисованные тела. Обезумевшая толпа ринулась на площадку, негры, потрясая копьями и выкрикивая имя Н'Лонги, прыгали через костры. Множество рук и ног в мгновение ока снесли и расшвыряли пылающий хворост, и Соломон Кейн почувствовал, как торопливые руки освобождают его от пут. Когда Кейн оказался в состоянии самостоятельно передвигаться, старый колдун уже был бережно уложен на землю.