Сборник рассказов - Страница 178
Он усмехнулся и помочился опять, рискуя потерять Чарли в темноте туннеля.
Но по шепоту он находил друга. Внезапно шепот остановился. Крэк заметил дверь - могучую и какую-то неподвижную. Чарли ударом трех рук открыл ее. Крэк почему-то ожидал увидеть внутри женщину - супругу Чарли или его сестру.
Но внутри не было почти ничего. Одно огромное зеркало висело на черной стене, треснутое и забытое даже своими отражениями. Может, оно и было сестрой Чарли. Две кровати. Стулья. Стола - нет. Не виделось и крыс. Одна тишина. И птицы не бились в окно.
Чарли подошел к своему непомерному зеркалу: посередине проходила трещина, и в зеркале вместо облика Чарли отражалась одна тьма. Правда, тьма шевелилась и имела форму. Крэк различил даже две руки, но третью не мог уловить, точно она исчезла в зеркале.
Потом Чарли опять зашептал. Крэк понял это как приглашение лечь на кровать. Кивнув, он присел на одну. И погладил свою тень.
- Покушать есть ли? - спросил он вдруг.
Чарли моментально понял и нырнул куда-то почти в стену, там оказался шкаф, а из шкафа он вынул кастрюлю, и она - с помощью его руки - описала круг в воздухе и оказалась перед Крэком на табуретке.
Крэк снял крышку и увидел внутри что-то ярко-красное...
И тут же голубой свет озарил его лицо. Оказывается, в третьем углу стоял многолетний, наверное, подобранный на помойке, с маленьким экранчиком телевизор - и Чарли включил его.
Сияли последние новости. Мелькнула чья-то вампирическая харя с невинно-стальными глазками.
- Выключи, - сказал Крэк.
Чарли выключил и отошел в темный угол, где ничего не отражалось. А потом вдруг стал раздеваться.
Крэк лег на кровать и закрыл глаза.
"Какая благодать", - подумал он, мертвея и погружаясь в сон.
И вдруг темный вихрь внутри поглотил его. У него не хватало даже слез, чтобы заплакать о себе. Вихрь уходил вовнутрь, в провал, из которого нет выхода. Последним усилием жизни Крэк решил приподнять веки. Веки были тяжелые, словно мертвый сон о своем будущем охватил его. Все-таки он приподнял одно веко. И увидел Чарли.
Чарли сидел рядом с ним на табуретке, и был он, по видимости, уже раздет...
Вот это и добило Крэка. Тела как тела у Чарли не было, но существовало такое, отчего сам Чарли вдруг запел, глядя на себя голого. Крэк слушал это пение как собственный приговор. То, что он видел своим единственным холодеющим глазом, выходило за пределы ужаса, и чудилось пастору, что он сам теперь, как свидетель, становится нежильцом, не входящим в рамки любых миров.
И постепенно кровь Крэка превращалась в ее антипод. Он уже не чувствовал ее всеохватывающей космичности, голоса богов и звезд уже не звучали в его крови, она - по своему духу - становилась все чернее и чернее, по мере того как Чарли пел... Крэк видел само живое тело Чарли - но, увы, все смешалось в его мозгу, и глаз не мог дать окончательного сигнала в душу.
Один образ, один вопрос стоял на дне страха: что это - тело или проекция души Чарли?
Грегори Дутт закрыл свой единственный глаз, опять уходя в сон.
Темный вихрь внутри, точно получив энергию от присутствия обнаженного Чарли, уводил сознание в пропасть. Крэк (Грегори Дутт) на мгновение постиг наконец, что умирает, но умирает какой-то особенной, может быть нечеловеческой, смертью, недоступной даже крысам...
Впереди - туннель мрака.
И вдруг в конце туннеля он различил свет! Да, да! Вот они - его собственные напророченные похороны (он видит их), - только почему он не хохочет, почему нет последнего предсмертного хохота?!
Вот и странные голодные собаки, которые всегда плелись за его гробом, вот и одинокий неизвестный человек рядом, вот и крепкий гроб, в котором он лежит.
Все было как раньше, как будет всегда...
Но некоторый сдвиг все-таки есть. Ведь теперь он не хохочет, когда видит эту процессию, а умирает... И наконец появились другие черты: из гроба высунулась его голова, так любимая им раньше. Но один глаз был закрыт словно уже смотрел в мир мертвых. Зато другой был, напротив, живой и даже подмигивал. Как-то нагло подмигивал, с непонятным для ума значением. Впрочем, Крэк чувствовал, что человеческий ум его исчезает навеки и у него уже никогда потом не будет человеческого ума...
Голова спряталась в гроб, и на минуту обозначилась рука, белая, бесцеремонная, детская (словно Крэк превратился в ребенка), и махнула собой в никуда примиренно и загадочно. Но кто же он, Крэк, на самом деле - тот, который лежит в гробу и машет рукой в неизвестность, или тот, кому это все снится и который тоже умирает? Он сам не знал этого. Однако пророческий сон с крепким гробом, голодными собаками и неизвестным господином внезапно кончился, погас и свет в конце туннеля. Крэк - уже не человеческим умом, а каким-то другим, вдруг на мгновения появившимся, - понял, что возврата нет, что он уже не умирает, он умер...
Чарли продолжал сидеть на табурете около трупа Крэка, равнодушно помахивая тремя голыми руками.
Человек с лошадиным бегом
Герой этих записок был существо огромное, тридцатилетнее, непохожее на своих сверстников и вместе с тем крикливое, настойчивое. Одним словом, он был удачником. По крайней мере, такое он производил впечатление на всех, видевших его. И еще бы: зычный голос, быстрый лошадиный бег, большие увесистые руки, красное, отпугивающее наглостью лицо.
Только одна девочка, хорошо знавшая.его, говорила, что он - ужас и только извне таким кажется.
Итак,
Записки человека с лошадиным бегом
Вчера все утро просидел в уборной и задумывался... Господи, куда идтить... В полдня сорвался и побежал... На улице сыро, слякотно, и точно мозги с неба падают. Я людей не люблю: кругом одни хари - женские, людские, нет чтобы хоть один со свиным рылом был... У-у... Так и хочется по морде треснуть... Старушонку все-таки я плечом толканул: шлепнулась, но завизжать побоялась: больно я грозен на вид, хоть и трусоват... Извинившись перед следующим гражданином, пошел дальше... Когда я хожу, то очень сурово шевелю ногами и руками... Потому что, если не будет этого шевеления, совсем противно, как бы незачем жить... Кругом люди и люди... А тут все-таки свое шевеление.