Сборник рассказов - Страница 97
— Странного? — усмехнулся я. — Это вы о «монахе»?
Смысл моих слов дошел до него не сразу, потом он кисло улыбнулся в ответ.
— Странного для «монаха».
— Угу, — сказал я и попытался сосредоточиться, что было с моей стороны ошибкой. В голове у меня опять загудели обрывки мыслей, пытаясь сплестись воедино.
— Просто рассказывайте все подряд, — поправился Моррис. — «Монах» вернулся к вам во вторник вечером. В какое примерно время?
— Около четырех тридцати. У него была коробка с этими… рибонуклеиновыми таблетками РНК…
Бесполезно. Я вспомнил слишком много и все сразу, целое море фактов, никак не связанных друг с другом. Я вспомнил точное название «Одеяния для ношения среди чужих», детали его устройства и назначения. Я вспомнил все о «монахах» и алкоголе. Я вспомнил названия пяти основных цветов, и на мгновение воспоминание об этих цветах ослепило меня — ни одному человеку не дано видеть такие краски.
Моррис обеспокоенно склонился надо мной.
— Что случилось? Что с вами?
— Спрашивайте, что хотите. — Голос мой стал неузнаваемо высоким, дыхание перехватывал какой-то прыскающий смешок. — У «монахов» четыре конечности, все четыре — руки, но на каждой руке пальцы растут из мозолистой пятки. Я знаю все их названия, Моррис. Названия каждой руки и каждого пальца. Я знаю, сколько у «монаха» глаз. Один. А череп представляет собой сплошное ухо. Правда, у них нет слова «ухо», но есть медицинские термины для обозначения каждой… каждой резонирующей полости между долями мозга…
— У вас что, головокружение? Вы ведь непрочь подегустировать собственный товар, а, Фрейзер?
— Никакого головокружения у меня нет. Напротив, у меня теперь словно компас в голове. Абсолютное чувство направления, Моррис. Это все, должно быть, из-за таблеток.
— Из-за таблеток? — маленькие квадратные уши Морриса вряд ли были способны встать торчком, но мне почудилось, что именно так и случилось.
— У него была полная коробка… обучающих таблеток!..
— Не волнуйтесь, — Моррис успокаивающе положил мне руку на плечо. — Ради бога, не волнуйтесь. Просто начните с самого начала и рассказывайте. А я пока сварю кофе.
— Отлично. — Мне вдруг очень захотелось кофе. — Кофеварка готова, просто включите ее. Я всегда заправляю в нее кофе, прежде чем лечь спать.
Моррис исчез за ширмой, которая в моей маленькой квартирке отделяет нишу с кухонькой от спальни-гостиной. До меня донесся его голос:
— Начните с начала. Итак, он вернулся, во вторник вечером…
— Он вернулся во вторник вечером, — повторил я.
— Ого, да ведь кофе-то у вас уже готов! Во сне, вы, что ли, кофеварку включили? Но продолжайте, рассказывайте…
— Он взялся за дело с той бутылки, на которой остановился в прошлый раз. С четвертой бутылки от конца верхней полки. Готов поклясться, что он был ни в одном глазу. Голос его, во всяком случае, не выдавал…
Голос не выдавал его и потому, что он говорил слишком тихим, совсем неслышным шепотом. Его «переводчик» говорил за него, складывая, как компьютер, отдельные слова из записанной на пленку человеческой речи. Говорил «монах» медленно и осторожно, что было, впрочем, вполне понятно — чужой ведь язык.
Он пропустил уже пять стаканчиков. Тем самым он покончил с верхней полкой — с бурбонами, хлебными виски, ирландскими виски и отдельными сортами ликеров. Теперь он перешел к водкам.
Тут-то я и набрался духу спросить его, чем он, собственно, занимается.
Он пустился в пространные объяснения. Звездолет «монахов» был торговым кораблем, совершающим вояж от звезды к звезде. Сам он был дегустатором-отборщиком экспедиции. Многое из того, что он попробовал у меня, пришлось ему очень по вкусу. Весьма вероятно, что он закажет большие партии напитков, которые заморозят и сконденсируют для удобства транспортировки. Потом их можно будет восстановить, добавив воду и спирт.
— Тогда вам ни к чему пробовать все сорта водок, — сказал я ему. — В водке, в общем-то, почти ничего и нет, кроме воды и спирта. — Он поблагодарил меня. — То же относится и к джину, если не считать ароматических примесей…
Я выстроил перед ним четыре бутылки джина. Один был «Танк-верей», второй — голландский джин, который надо охлаждать, как некоторые ликеры, а третий и четвертый — обычные стандартные марки. Я оставил его с ними наедине, пока сам не разделался с другими посетителями.
Честно сказать, я ожидал большего наплыва. Слухи уже должны были разойтись по всей округе. «Пейте в «Длинной ложке» - и вы увидете Пришельца!» Но бар был наполовину пуст. И Луиза прекрасно справлялась со своими обязанностями.
Я гордился Луизой. Как и в прошлый раз, она вела себя сегодня так, точно в баре не происходило ровным счетом ничего особенного. Ее настроение оказалось заразительным. Я отчетливо слышал мысли клиентов: «Мы любим пить в уединении. Пришелец из космоса имеет такие же права, как и мы».
Однако бесстрастность бесстрастностью, а посмотрели бы вы, как она вытаращила глаза, увидев» монаха» в первый раз!..
«Монах» завершил дегустацию джинов.
— Меня беспокоят летучие фракции, — сказал он. Иные ваши напитки могут потерять вкус при конденсации.
Я согласился с ним и спросил:
— А чем вы будете расплачиваться за товар?
— Знаниями.
— Стоящее дело. А какими?
«Монах» достал из-под полы своей сутаны плоскую коробку и раскрыл ее. Коробка была полна таблеток. Там был большой стеклянный флакон, содержащий сотни две одинаковых розовых треугольных таблеток, но всю остальную площадь занимали большие круглые таблетки всевозможных расцветок, каждая в особой обертке и с особым ярлычком, надписанным неровными «монашьими» письменами. Ни один ярлык не походил на другой. И некоторые из надписей были чертовски пространными.
— Это знания, — сказал «монах».
— Мм, — ответил я, пытаясь понять, не разыгрывают ли меня. У пришельца ведь тоже может быть развито чувство юмора, почему бы и нет? А если он врет, то как прикажете разбираться в этом?
— Память во многом строится на свойствах определенных органических молекул рибонуклеиновой кислоты, — сказал «монах». — Она присутствует и действует в нервных системах большинства органических существ. Угодно ли вам изучить мой язык?
Я кивнул.
Он вынул одну из таблеток и сорвал с нее обертку, которая упала на стойку, шурша как целлофан. «Монах» вложил таблетку мне в руку и сказал:
— Глотайте сразу, пока она без обертки не испортилась на воздухе.
Таблетка была раскрашена, как мишень, красными и зелеными кругами. Она была большая и в горло прошла с трудом.
— Вы сошли с ума, — задумчиво сказал Билл Моррис.
— Сейчас мне и самому так кажется. На поставьте себя на мое место. Передо мной сидел «монах», пришелец, посол ко всему человечеству. Вряд ли он стал бы скармливать мне что-нибудь опасное, не взвесив самым тщательным образом всех возможных последствий.
— Значит, по-вашему, не стал бы?
— У меня тогда сложилось именно такое впечатление. — Тут я вспомнил о том, как влияет на «монахов» алкоголь. Это была память из таблетки, она всплыла как что-то, известное мне с пеленок. Но теперь вспоминай — не вспоминай…
— Язык, — продолжал я, — может многое поведать о человеке, который говорит на нем, о его образе мышления и жизни. Видите ли, Моррис, язык «монахов» может многое рассказать о самих «монахах».
— Зовите меня Билл, — перебил он раздраженно.
— Хорошо. Возьмите для примера «монахов» и алкоголь. Алкоголь действует на «монаха» так же, как и на человека, понемногу истощая клетки мозга. Но в кровь «монаха» алкоголь впитывается гораздо медленнее, чем в кровь человека. Посвятив выпивке один вечер, «монах» потом не трезвеет целую неделю. Верно, что в понедельник он ушел от меня трезвым. Но к вечеру вторника он, должно быть, изрядно захмелел…
Я отхлебнул кофе. Сегодня у него появился какой-то новый вкус, более приятный, чем обычно, словно память о привычной для «монахов» еде прибавила прыти моим вкусовым железам.