Сборник критических статей Сергея Белякова (СИ) - Страница 9

Зло в романе Славниковой проявляется прежде всего в человеконенавистничестве. Мария Ремизова увидела в «2017» критику консумеристской цивилизации: «Это мир денег и бизнеса, мир элиты и власти, выгребная яма всей скверны мира — Славникова… выстраивает галерею мерзких уродов — гораздо худших, чем минералы-инвалиды эксцентрической коллекции Анфилогова: те впечатляли своей болезненной красотой, эти же однозначно гадки». Допустим, но ведь в романе Славниковой столь же гадки и простые люди. «Ненавижу так называемых простых людей», — говорит Тамара. Крылова, ее бывшего супруга, бесили «проявления бедности, немощи, болезни, не умеющие прикинуться шуткой».

Разве описанные Славниковой жители городских промзон менее похожи на экспонаты анфилоговской коллекции, чем будущие VIP-покойники, для которых Тамара создала проект грандиозного мемориала? Почитайте-ка: «Лица обитателей районов были некрасивы, их скулы, казалось, были изъедены ржавчиной… Рядом с мрачными, как тюрьмы, зарешеченными магазинами, где продавали спиртное, отдыхала местная молодежь. Девочки с лицами лягушек, с большими розовыми коленками… юные самцы рабочей молодежи старались выглядеть декоративнее самочек…» Не лучше выглядят и предполагаемые родители этих молодых людей: «…мать болеет, но еще похожа на живую, отец своей полуразвалившейся плотью подобен вставшему из гроба мертвецу». С особой неприязнью описаны, почему-то, педагоги. Крылов в юности не боялся «ни ментов, ни озлобленных, с перепачканными покойницкими лапами школьных учителей». Женщина «типа «училка» обязательно одета «в нищие свитерочки и в какие-то нелепые, будто крашеные чернилами джинсовые юбки».

Да, люди часто некрасивы. Старость, бедность, болезни не добавляют им внешней привлекательности. Но жалость к человеку, способность понимать и сочувствовать помогают терпимо относится к физическим недостаткам других людей, преодолеть невольно возникающее отвращение. Автору же «2017» будто неведома жалость к старому человеку: «Соседи были двумя тщедушными существами: он — маленький, оскаленный, со страшно натянутыми жилами, накрытый сверху заскорузлой кепкой… она — лишь чуть побольше, со склеивающимися глазами за сильными, словно готовыми лопнуть очками. С ними же обитала древняя старуха, лысая, точно черепаха». Хозяйка квартиры, которую купил Крылов, «почти бестелесная старуха, с лицом как прелая роза», мать самого Крылова «очень белая и очень опухшая, с ногами как баллоны и с крашеными черными волосиками на маленьком черепе». Старик-ветеран, бывший танкист походил «в шлеме и комбинезоне на муху с оборванными крыльями».

Где мера свободы художника? В праве ли писатель так изображать старость? Не кощунство ли это? Впрочем, мы ведь вышли «за грань добра», чего же, в таком случае, нам еще ждать?!

О чем же все-таки роман «2017»? Сама Ольга Славникова утверждает — о любви. В романе как будто есть и любовная интрига, и два любовных треугольника (Крылов — Таня — Тамара и Крылов — Таня — Анфилогов). Есть встреча, ревность, разлука. Но любви нет. «Славникова не может вырваться из плена отстраненной, холодно-аналитической манеры, пожертвовать сотой метафорой, двухсотой метонимией, ради того, чтобы оказать любовникам хоть какую-нибудь поддержку», — пишет Мария Ремизова. В данном случае, я с нею согласен. Славникова редкий мастер. Быть может, она лучший, на сегодняшний день, стилист в нашей литературе. Она поразительно изобретательна в придумывании новых сравнений и метафор. Славникова может составить мудреную композицию, сочинить превосходный сюжет. Но писать о человеческих чувствах она не умеет. Славникова слишком рационалистична, чтобы чувствовать вещи сугубо иррациональные. Если Славникова и в самом деле задумала «2017» как любовный роман, то она, безусловно, потерпела неудачу.

Славникова никогда не чуждалась социальной тематики. История вырождения и гибели интеллигентной семьи («Стрекоза, увеличенная до размеров собаки») встроена в контекст советской истории. Государство, методично выбивавшее мужчин, превратило семью в женское царство. Искаженная, изуродованная семья в конце концов самоликвидировалась. Тема «демократических» выборов и связанного с ними тотального обмана была одной из центральных в «Бессмертном». Так может быть, «2017» — это антиутопия? Само название, несомненно перекликающееся с «1984», как будто отсылает к этому жанру. Первоначальное название романа — «Период», очевидно, также было связано с темой повторения Октябрьской революции. История повторится, на этот раз действительно как фарс. «Революция ряженых» в 2017-м году, ровно через сто лет после трагедии 1917 года. Столкновения между клубами исторического реконструирования перерастают в революцию-фарс, правительство теряет контроль над страной, которая постепенно погружается в хаос. И все-таки книга совсем не о революции. Социальные катаклизмы исполняют роль сугубо вспомогательную. Беспорядки расстраивают свидание Крылова с Таней, прерывая их странный роман. Во время этих беспорядков Крылов знакомится с программистом, который позднее поможет вычислить место гибели Анфилогова (и, главное, корундовое месторождение), определив маршрут будущей экспедиции Крылова и Фарида. Вот, собственно, и все. Для исполнения столь скромной роли революция представляется явлением чересчур громоздким. Революция выступает достаточно эффектным фоном, на котором разворачивается действие последних глав романа. Но, в принципе, без этого фона можно было и обойтись. На мой взгляд, Революция ряженых является чем-то не только необязательным, но и, в значительной мере, чуждым самому роману. В самом романе выделяются как бы две составляющих. Одна связана с темой хитников, горных духов. Любовная интрига является частью этой темы. Другая — Революция ряженых. Отношения между ними как между двумя параллельными прямыми. Если не считать двух уже упомянутых эпизодов, то они вообще никак не взаимодействуют. Мне представляется, что революция эта не что иное, как рудимент первоначального замысла. Судя по названию «2017» эта тема была основной, но другая, куда более важная, вытеснила ее на периферию романа, сделала необязательной и даже ненужной.

Нет, главная тема Славниковой — это вовсе не социальность и, тем более, не любовь. Есть тема более значительная и страшная, по сравнению с которой политические страсти ряженых (да хоть бы и настоящих) казаков и комсомольцев кажутся детской игрой. Все любовные переживания представляются не более, чем капризом. Смерть, Небытие — вот главная тема! Из романа в роман, с удивительным упорством и последовательностью автор пишет о смерти, о смерти, о смерти. Смертью начинается и смертью оканчивается «Стрекоза». Первая фраза этого замечательного романа звучит так: «Гроб привезли на кладбище». Гибелью Вики завершается «Один в зеркале», смертью Алексея Афанасьевича — «Бессмертный». При этом Славникова любит украшать свои тексты множеством похоронно-кладбищенских деталей, образов. Мягкие игрушки с ценниками на лапках напоминали ноги мертвецов в морге («Стрекоза»). А еще были пахнущая моргом зима («Бессмертный») и «покойницкая ласка остывшей воды» («Один в зеркале»). И еще много-много такого.

Образы смерти обступают и читателя «2017». Бизнес Тамары, бывшей супруги Крылова, неудачливой соперницы самой Хозяйки Горы, связан с ритуальными услугами. Тамара попыталась изменить сам характер отношений людей со смертью, ввести смерть в рамки философии «позитивности». Превратить смерть в органичный элемент общества потребления. Клиенты Тамары (то есть, собственно, не сами клиенты, а их близкие) участвуют в лотереях, получают всякие поощрительные подарки, вроде кофемолок и миксеров, пользуются системой сезонных скидок. Сама Тамара бодро и деятельно руководит своим предприятием: «Тамара что-то делала руками в дубовом полированном гробу — медленно исследовала этот посылочный ящик [!!! — С.Б.] и словно пыталась погрузиться по локоть в потустороннюю среду, достать с того света какую-нибудь затонувшую вещь. Выражение ее красивого лица заставило Крылова вздрогнуть: оно было точно таким же, как у клиентов «Гранита», когда они, зажмурившись, запускали руку в лотерейный бархатный мешок».