Сближение - Страница 20

Но как бы мы друг к другу ни обращались, провести день один на один в компании с величайшим провидцем и мыслителем нашего времени казалось мне бесценной привилегией. Сам Г. Д. был человеком скромным, постоянно пытался принизить свои заслуги, но в то же время уверенным в правоте собственных суждений. Он то и дело начинал в занимательном ключе разглагольствовать, выступая против того, что считал «силами тупости»: власть имущих или тех, кто недооценивал дух исканий у простых людей. Голубые, как колокольчики, глаза моего собеседника загорались от увлеченности, веселья или злобы, он выразительно размахивал руками, и проигнорировать его уже не представлялось возможным. Его переполняли идеи и суждения, и у него был готов гениальный ответ или предложение касательно практически любой проблемы, о которой я заводил речь.

Затем он внезапно замолкал, извинялся за то, что полностью перехватил инициативу в разговоре, и задавал мне какие-то обезоруживающие вопросы обо мне самом.

Он оказался одним из немногих людей из числа моих знакомых, с кем я рад был обсудить принципы и приемы магии. Старая привычка хранить секреты все еще не выпускала меня из своих цепких лап, но я не видел ничего плохого в том, чтобы научить его паре простых трюков. Я показал, как спрятать в ладони игральную карту, как сделать, чтобы карта оказалась у кого-то другого, как заставить сигарету раздвоиться или исчезнуть. Все это вызывало у Г. Д. почти детский восторг. Несколько минут мы развлекались с вещицами из моего реквизита, вызвав явный интерес у начальника поезда, который молча сидел в углу со своими флажками, приглаживая усы и наблюдая за нами серьезным взглядом.

Но магия – мой хлеб насущный, ничего нового. Разговор с Г. Д. казался куда более интересным и непростым.

Например, он спросил, знакомо ли мне понятие «тельфер». Я ответил «нет» и попросил рассказать поподробнее. Но вместо этого он задал другой вопрос: доводилось ли мне когда-либо работать в универмаге. И я снова ответил «нет».

Это тут же побудило его поделиться вроде как не относящимися к делу волнующими воспоминаниями о юности, когда мать пристроила его в магазин тканей в Саутси. Далее последовала целая серия ужасающих или забавных историй: о безжалостно долгих часах, ужасной еде, нестерпимой скуке в компании тупиц. Рассказ напомнил мне об одном из его романов, который я читал несколько лет назад, «Киппсе. Истории простой души».

– Именно! – воскликнул он звенящим от восторга голосом. – Там все правда!

Затем потоком хлынули истории о нечестных кассирах, глупых учениках и эксцентричных клиентах. Большинство были весьма забавны. Французские пашни тянулись за окном со скоростью улитки, но мы на них не смотрели, день убывал, а вечер приближался, пока мы, пошатываясь, двигались в сторону войны. Начальник поезда зажег несколько ламп в вагоне.

Наконец Г. Д. вернулся к тельферу:

– Этой системой пользуются в некоторых больших магазинах. Когда вы подходите оплатить рулон хлопка или мотки пряжи, подсобный рабочий кладет ваши деньги и квитанцией на оплату в маленький металлический контейнер, прицепленный на крюке к веревке над головой, тянет за ручку, и контейнер под потолком несется через весь магазин к кассе. Через пару минут он со свистом возвращается с вашей сдачей и чеком, и на этом операция закончена.

Я сказал, что, разумеется, видел подобное десятки раз.

– Этот маленький металлический контейнер называется тельфером, а подвесная дорога – тельферной линией.

Я ждал продолжения, но он уставился в сторону, возможно, припоминая какой-то случай времен работы в магазине тканей. В конце концов я попросил его объяснить свою мысль.

– Все дело в грязи, понимаете. – Г. Д. снова сосредоточился, и я понял, что постоянное возвращение к этой теме означало, что она входила в число излюбленных. – Вы даже представить себе не можете, сколько грязи в окопах на линии фронта, пока не испытаете на своей шкуре. Ну, и грязи полно везде, если уж на то пошло. Больше всего в окопах, но и в других местах! Порой грязи по колено. Эта мерзкая отвратительная вонючая жижа плещется повсюду, куда ни пойди. Пока я не посетил Ипрский выступ [15], я даже подумать не мог, насколько все плохо. Самое скверное заключается в том, что грязь может убивать. Наши войска вынуждены перетаскивать вручную бóльшую часть амуниции, а также вещмешки, винтовки и еще кучу всего. Они передвигаются с полной походной выкладкой, используя приспособление, которое называется «рождественской елкой». Это такой ремень, который по задумке позволяет повесить все на себя, но места вечно не хватает, а потому часть вещей приходится нести в руках. Меня беспокоит амуниция. Дьявольски тяжелая! А значит, большинство солдат, заступающих на военную службу, успевают устать раньше, чем начнут сражаться. Некоторым приходится пройти больше мили, перетаскивая фунты дополнительного веса, причем идут они в основном по грязи. Если упасть вниз лицом со всей этой ношей, то велики шансы, что вовремя вы просто не выкарабкаетесь. Когда я был на Ипрском выступе, мне рассказали, что за неделю в среднем три британских солдата погибают в результате подобного происшествия. Утонуть в грязи! Это отвратительно! Нельзя допускать подобное.

Г. Д. приберег часть багета с беконом, сейчас отломал кусок и задумчиво жевал.

– Поэтому, когда я вернулся в Лондон и ужинал с Уинстоном Черчиллем, он спросил меня…

– Вы сказали «с Черчиллем»? Политиком? Первым лордом Адмиралтейства [16]?

– Вы же теперь служите на флоте, и он ваш главнокомандующий. Все верно, с первым лордом. Ну, не то чтобы он был моим близким другом. Отнюдь. Не хочу, чтобы у вас создалось превратное впечатление. Он политик, а когда ужинаешь с политиками, приличествует запастись длинной ложкой [17]. Они зациклены на себе, почти все. Но могут пригодиться таким, как я, особенно если речь идет о столь предельно амбициозном человеке, как мистер Черчилль. Он все еще «младотурок» [18], который не возражает против того, чтобы время от времени изменить пару правил. Обо мне не высокого мнения. На самом деле именно он одним из первых заявил, что я постоянно всюду сую свой нос. Упомянул меня в одной из своих газетных статей, когда я опубликовал книгу о…

– Вы рассказывали мне о тельферной линии, – напомнил я.

– Именно. Оказалось, что Уинстон Черчилль приходится кузеном одной молодой скульпторше, с которой я весьма дружен. Я знаю, вы и не ждете, что я назову ее имя. Короче говоря, однажды вечером я ужинал с ней, и тут внезапно заявился мистер Черчилль и присоединился к нам за столиком. Речь зашла о том, как солдатам приходится перетаскивать на себе всю амуницию в сторону линии фронта. Черчилль отлично осведомлен об этом и разделяет некоторые мои тревоги. Он сообщил, что и сам какое-то время провел в окопах и не понаслышке знает обо всех проблемах из-за этой грязи. И тут, пока я сидел рядом с ним, на меня вдруг снизошло озарение. Внезапно я подумал о тельферной линии – можно было бы оборудовать крупную тельферную систему с веревками, которые способны выдержать вес коробок с амуницией, а может, даже и пары-тройки солдат, приводить ее в движение мотором грузовика, и тогда все будет намного быстрее, кроме того солдатам не придется проливать столько крови и пота, барахтаясь в грязи, и благодаря этой конструкции наши парни меньше будут подвергаться опасности. Всю ночь я не спал, размышляя, как же заставить систему работать, а несколько дней спустя передал мои планы в Адмиралтейство. Черчилль лично выразил заинтересованность, затем начальники штабов подергали за ниточки. И вот я тут. По пути на фронт, где смогу извлечь пользу из опыта работы в магазине тканей.

Он подробнее рассказал, как действует придуманная им система, как сделать ее переносной, кто будет ею управлять и так далее, и, хотя я внимательно слушал, должен признаться, мысли мои скакали от одной темы к другой. К примеру, сам факт моего путешествия в компании с Г. Д. предполагал, что, возможно, и на меня возложена подобная миссия. Но в отличие от него я не имел ни малейшего понятия, в чем она заключается и зачем вообще меня вызвали на фронт.