Сатанизм для интеллигенции - Страница 212

Н. А. Тоотс, главный редактор «Независимого рериховского журнала», также не может найти иного образа для оценки «многочисленных выступлений церковного публициста диакона А. Кураева, объявившего „крестовый поход“ против влияния восточных религий»1754. Честное слово – не объявлял. Ни словом, ни строчкой. Тем не менее, г-жа Тоотс считает, что мои лекции можно охарактеризовать словами С. Булгакова, сказанными им по поводу конфликта с имяславцами: «Сначала вопрос хотели хулиганизировать по методу митрополита Антония, газетной презрительной руганью, затем схватились за более реальное средство церковного единения – увещевания с помощью военной экспедиции и пожарной кишки. И сейчас тошно вспоминать об этом безобразии». Г-жа Тоотс комментирует: «Разве не подобными же методами действуют сегодня официальная Церковь и диакон Андрей Кураев? Притом, что объектом своего нападения они избрали не религиозное, а философское учение „Живой Этики“, ни одной своей строкой не отталкивающее людей от веры и Христа»1755.

«Философичность» и «нерелигиозность» «Живой Этики» мы уже видели. В каких реальных отношениях находится теософия с христианской верой – тоже. Что же касается методов дискуссии, то их также затруднительно признать «подобными» тем, что описывал Булгаков. Движение имяславцев возникло в русском монастыре в Греции (на Афоне). Несколько тысяч монахов пришли к убеждению, что имя Христа есть сам Христос. Синод осудил это мнение как «ревность не по разуму», как чрезмерное благочестие. Если оккультизм просто не признает божественности Иисуса1756 , то афонские имяславцы считали божественным даже Его имя. Ничего похожего на кощунства оккультистов они не исповедовали. И все же увещания Синода монахи не послушались. Конфликт разгорался, и тогда, чтобы не разорвалась связь огромного (с несколькими тысячами насельников) русского монастыря на Афоне с русской Церковью, было принято решение о смене игумена монастыря. Монахи не приняли нового настоятеля. И тогда власти решили провести на Афоне полицейскую акцию. Был привезен новый настоятель, новые монахи, а активные «имяславцы» были увезены с Афона и расселены по российским монастырям.

Итак, у меня вопрос к мадам Тоотс: пыталась ли Русская Церковь с помощью ОМОНа сменить руководство рериховского движения? Была ли направлена «военная экспедиция» в Шамбалу? Кто из православных проповедников использовал «пожарную кишку» для диспута с рериховцами?

Представительница рериховского движения в «Московском комсомольце» Н. Дардыкина считает очень своевременным обратиться с призывом «Не зовите к топору!» к журналистам, некомплиментарно пишущим о Рерихах1757.

Кто зовет к топору? Где хоть один призыв к насилию в Обращении Архиерейского собора? Их нет. Но зато не должно стираться из памяти людей благословение Махатмами того топора, что обрушился в недавние годы на Русскую Церковь. Когда лагеря были уже полны арестованным духовенством, когда русская земля была уже напитана кровью гражданской войны и «красного террора», миролюбивые тибетские Махатмы одобряюще улыбнулись комиссарам: «Вы упразднили церковь, ставшую рассадником лжи и суеверий; Мы признали своевременность вашего движения и посылаем вам всю нашу помощь».

Что такое религиозные гонения, православная Церковь знает слишком хорошо. Гонение – это аресты и закрытие храмов, это поругание святынь и невозможность публично защитить свою веру. Но неужели защитники рериховской «философии» не могут понять разницу между крестовым походом, между обращением людей в веру через военную силу или через полицию – и обычной дискуссией?

Вновь и вновь я повторяю для господ рериховцев вопрос: имеет ли право Церковь говорить о своей вере и о ее отличии от других мировоззренческих систем и практик? Если я решил не подавать некоему господину руки и не принимать его у себя дома, это не означает, что я стал «гонителем» или «палачом». Но в случае с рериховцами вдруг обнаружилось, что в православной Церкви они считают себя не гостями, а хозяевами. И Валентин Сидоров, например, дает указания Патриарху – как надо перестроить церковное богословие с тем, чтобы рериховцы чувствовали в Церкви себя еще лучше. И внезапное, пожалуй, даже запоздалое оповещение Церкви о том, что под ее именем, под именем христианства и Евангелия в ее доме хозяйничают чужаки, вызвало дружное негодование обывателей. Это очень похоже на ситуацию, в которой вор, забравшийся ночью в квартиру, осаживал бы пробудившуюся жертву: «Не шуми! Людям спать мешаешь!».

Все это более чем знакомо. Столь решительно и столь неизменно российская интеллигенция не признает за Православной Церковью права на полемику с кем бы то ни было, что даже Лев Карсавин был вынужден вступиться за право Церкви на дискуссию. «Попробуйте возмутиться лукавым совращением русских детей в католичество1758. – Вам ответят напоминанием о духе христианской любви, видно, позабыв, что и православных детей тоже любить можно. Попробуйте оспаривать ересь. – Вам скажут, что все это хитрые умствования и что не в догме дело. В чем же тогда оно, если не в христианской Истине, которая не сводится к прекраснодушию? Послушаешь этих любвеобильных до слезоточивости хулителей и подумаешь: да не разбойники ли все, кто защищает Православие? – Но хороши разбойники, которых и по рукам и по ногам связали и которым только что язык не урезали! Хороши разбойники, оружие которых даже не государство, даже не Правительствующий Синод, а слово. Нет, вина православных русских людей не в злобе, не в нападках на инославие, а в том, что до сих пор они были слишком пассивными и расплывчато благодушными, что свою греховность сваливали они на Церковь и забывали о судьбе теплого равнодушия»1759.

Стоит Православной Церкви вступиться за истину – как ее обвиняют в «гонении на культуру». Но дело не в «наступлении Церкви на культуру», а в том, что у сектантов устоялась привычка к полной безнаказанности: клевещи на Церковь как хочешь, перевирай Евангелие как душе угодно – и тебе никто не посмеет ответить.

Больше такого не будет. Христианам есть что ответить оккультистам. Вот только те почему-то постоянно уклоняются от предложений встретиться и всерьез публично сопоставить и обсудить наши представления.

Любой несогласный немедленно обряжается в сознании рериховцев в тогу инквизитора. «В сущности Кураев обслуживает тех, кто выступает против духовного развития человечества и устремляет своих слушателей в прошлое, где единственным способом борьбы с инакомыслием были костры. История развития человечества показала, что разрешение противоречий методами насилия и жестокости никогда не давало хороших результатов. Неужели опыт тысячелетий ничему не научил человека? Неужели мы будем вновь и вновь повторять этот страшный опыт?» – это из реакции тамбовского областного рериховского общества «КУЛЬТУРА»1760 на лекции , которые я читал в Тамбове летом 1994. Лекции, содержащие элементарное сопоставление основ христианства и оккультизма, – это, оказывается, «страшный опыт».

Врут рериховцы, когда пишут, что в истории Церкви «единственным способом борьбы с инакомыслием были костры». Не кострами и не дубинкой привлек на свою сторону ссыльный Афанасий Великий людей, ранее увлекавшихся ересью Ария. Православные миссионеры (в числе которых были и свв. Кирилл и Мефодий, и равноапостольный Николай Японский) шли в языческие страны не во главе отрядов крестоносцев. А самое главное – однажды Церковь уже разгромила рериховцев. Три столетия апостольская Церковь противостояла мириадам гностических сект. И гностицизм оказался побежден еще гонимой Церковью. Гностицизм сошел с мировой арены еще до того, как христианская Церковь стала государственной религией Римской Империи.