Саройд (СИ) - Страница 6

— Как вам здесь нравится? — спросил у Лёни худощавый мужчина, щедро обмотанный пёстрым шарфом.

— Что? А, прекрасная выставка.

— Вам нравятся лебеди?

— Да, разумеется. — Лёня не понимал смысла вопросов.

— Вы знаете, милый юноша, что двадцать пять процентов лебедей гомосексуальны и всю жизнь живут в однополых моногамных союзах?

Лёня ошарашенно посмотрел на обмотанного мужчину. Молча обошёл по широкой дуге. Взглянул на часы — истекло полтора часа. А люди всё прибывали, пробки от шампанского всё хлопали. Подносы с миниатюрными закусками выставлялись на столы в центре зала. Со стен на людей смотрели дикие лебеди и саройды. Лёня вспомнил, о чём думал, поднимаясь на перевал. История лопки и саройда не могла закончиться хэппи-эндом. Существам из разных миров не суждено быть вместе. Лёне и Кириллу — тоже. Мир одного — яркий калейдоскоп событий. Мир другого — тихое течение провинциальности. И не в том дело, что одно плохо, а другое хорошо, а в том, что совместить эти миры невозможно. Лёня почувствовал себя лишним среди нарядной публики. Его мир — тот, который на фотографиях. Пора домой. Он кивнул на прощание администраторше и вышел на свежий воздух, облегчённо вздыхая и прикидывая, как быстрее добраться до Шереметьево.

***

      Несмотря на отпуск, Лёня отработал несколько тяжёлых смен, не желая подводить самых верных клиентов. Так выматывался, что спал без сновидений. Сводил Леночку в «Белого кролика». Суета везде, гирлянды и джингл беллс. Леночка пустила слезу, когда услышала рассказ про Москву: «Как же ты будешь жить без любви?». Как-то будет. А двадцать девятого Лёня уехал к отцу, убедившись, что мать планирует встречать новый год в весёлой дружеской компании.

      Попросил отца закинуть его в домик на озере. Иван в душу не лез — у лопов не принято задавать лишние вопросы. Загрузил в сани дрова, продукты и другие необходимые для таёжного быта вещи, прицепил к снегоходу и отвёз сына на Запретное озеро. Лёня, как только увидел домик, засыпанный снегом выше окон, сразу почувствовал, что его попустило. Саройд с раскинутыми руками словно приглашал в объятия. И не нужна была лодка, чтобы сходить к нему в гости — ледяная гладь озера расстилалась под ногами. Лёня заулыбался, радуясь снегу и солнцу.

      Иван остался на ночь. Помог обустроиться, сделать прорубь и воды натаскать. Показал, как печь топить и тепло поддерживать. Лёне приятно было провести с отцом целые сутки. Они мало разговаривали, больше хозяйничали. Вечером в бане попарились, а тридцатого Иван укатил, поздравив с наступающим и пообещав проведать второго января.

      Лёня один остался. Днём к саройду на лыжах сходил. Расчистил кострище, огонь зажёг. Посидел на бревне, да и выложил саройду всю историю — от первого взгляда до последней невстречи. Закончил пафосно: «Не беда, что не получилось взаимно. Зато я теперь знаю, каково это». Что «это» — не уточнил, был уверен, что саройд поймёт. В последний день года Лёня пил чай с батончиками и читал «Золотого телёнка», когда услышал приближающийся рёв мотора. Снегоход выкатился из-за скалистого мыса и подъехал прямо к крыльцу. Лёня решил, что отец зачем-то вернулся раньше срока, но потом увидел, что это не отцовский Буран. Да и мужчина за рулём намного крупнее. Лёня вышел на крыльцо, поставил ладонь козырьком от солнца и пошатнулся, когда понял, кто приехал. Чёрная балаклава оставляла открытыми только глаза, но Лёня не по ним узнал гостя, а по своему зачастившему пульсу.

      Кирилл прошёл в дом и протянул к Лёне руки в перчатках. У застывшего около двери Лёни промелькнула мысль, что Кирилл хочет обняться, но тот сказал:

— Сними, пожалуйста, перчатки. Я рук не чувствую, не могу кнопки расстегнуть.

Лёня вышел из ступора, кинулся расстёгивать кнопки. Осторожно снял задубевшие перчатки и увидел белые руки. Прикоснулся — ледяные.

— Где ты умудрился руки поморозить?

— Я из Красного Ущелья сюда ехал.

— Тут напрямую по болоту всего полчаса езды!

— Вот и деревенские так сказали, а я почти три часа ехал…

Лёня прижал холодные пальцы к своему полосатому свитеру.

— Ты заблудился, наверное.

— Наоборот, Лёня, я нашёлся, — голубые глаза улыбались.

Лёня стащил балаклаву и принялся раздевать Кирилла. Снял пуховик, потом присел и расшнуровал ботинки. Расстегнул и стащил толстые пуховые штаны. Кирилл остался в одном термобелье. Стоял у стола, разведя онемевшие руки в стороны, а за окном в похожей позе распластался по скале саройд. Лёня растерялся. Поцеловать? Строго спросить, зачем приехал? Продолжить пить чай с «Телёнком»? Не устоял: провел ладонями по груди Кирилла. Пальцы нашарили что-то маленькое и твёрдое в кармане. Лёня вытащил «Гусиную лапку»:

— Это я тебе давал?

— Да, последняя.

— А остальные где?

— Остальные съел. По одной. Когда совсем хреново было.

Лёня подумал и спросил:

— Почему тебе хреново было?

Кирилл молчал-молчал, а потом присел на краешек стола и начал рассказывать:

— Я когда в зал вышел, спрашиваю Катю, где тот молодой человек Леонид Брызгун, который меня ждал? А она говорит, он фотографии посмотрел и ушёл. Я думаю, ну ладно, значит, не нужен я ему. Я такой замотанный был, даже на имя внимания не обратил. Ты же — Лёня. Лё-ня. Какой ещё Леонид? А фамилии твоей я вообще не знал. Как я мог догадаться, что ты Брызгун? Извини. Через несколько дней народу поменьше стало, мы с Катей стоим смотрим на Леночку, очень ей эта фотография нравится, а она говорит, как сильно тот молодой человек похож на Леночку. Я спрашиваю, какой человек? А она говорит, тот, который издалека приезжал. Он ещё в толстом пуховике был, такой забавный, в городе плюс десять. Леонид Брызгун. Я кидаюсь звонить в твою парикмахерскую, спрашиваю, как фамилия вашего Лёни и могу я с ним поговорить? А мне отвечают, Брызгун его фамилия, а поговорить нельзя, он нас бросил и умотал на какую-то охотничью заимку с волками новый год встречать.

Кирилл перевёл дух и продолжил:

— Ну, я взял билет на самолёт и позвонил Степанычу, чтобы он договорился в Красном Ущелье об аренде снегохода. И приехал, — Кирилл неловко подцепил большим пальцем резинку на затылке Лёни, распуская чёрные волосы, — Я же лучше волков, правда?

Но Лёню не так легко сбить с мысли:

— Нет, а почему тебе хреново-то было?

Кирилл вздохнул:

— Ты же заколдовал меня.

— Что за ерунда?

— Ерунда? Ты мне мерещился везде! И снился — крайне пошлые сны, можешь мне поверить. Я ещё осенью местных спрашивал, они говорят, обычное дело, охотник твою душу забрал. Саройд называется. Будешь без души теперь жить. На антидепрессантах. Шутники! Я не выдержал, поехал в твой салон. Боялся накинуться на тебя, как голодное животное. А ты такой: белки-волки приходили? Что у тебя за ботинки? Зачем лебедей из Красной книги трогаешь? Я решил, ты издеваешься надо мной. Потом уже в Москве пообщался с действительно знающими людьми — они все верят в лопское колдовство. Очень сильное, говорят, и нет противоядия от него. И в саройдов верят…

— И ты решил, что я саройд?

— Да. Волосатый. Глаза сверкают. Моё тело не тронул, а душу забрал. Всё сходится, Лёня.

Интересная версия. Но сейчас у Лёни не было времени её тщательно обдумать. Вычленил важное:

— Говоришь, тело твоё не тронул?

В облегающем термобелье у Кирилла нет шансов хоть что-то утаить от Лёни. Обмороженные пальцы согрелись, но теперь начали гореть и распухать. Впрочем, Кирилл весь горел и распухал:

— Не так, как мог бы…

Лёня немедленно воспользовался признанием. Опрокинул Кирилла на стол, прямо на рассыпанные батончики.

— Я приезжал в Москву сказать, что люблю тебя.

— Ты можешь сейчас это сказать.

— Я лучше сделаю. Любить — это глагол, ты знаешь…

Конец