Саранча - Страница 14

И Санычев грустно махнул рукой.

На директорском столе зазвонил телефон. Санычев в раздражении снял трубку.

– Что такое? Просил – не соединять!

Выслушал ответ, удивился и протянул трубку Валерию.

– Это тебя. Милиция. Полковник Молодарчук, вишь, начальство засуетилось…

Валерий взял телефон.

– Валерий Игоревич? Это Молодарчук вас беспокоит, тут наши люди вас разыскать не могут, которые ваше дело ведут. Уж мы вас ищем, ищем, а вы вон где… Вы бы подъехать к нам не могли?

– Подъеду, – сказал Валерий.

Пока московский авторитет беседовал с начальством, свита его рассредоточилась возле проходной комбината. Веселый, добродушный Муха сидел в караульной комнатке на проходной, наблюдая, как скучающий охранник отмыкает вертушку для редких посетителей.

Вообще комбинат охранялся не очень плотно: двое охранников на вертушке, трое у некогда мощных, а ныне со скрипом вползающих в стену ворот, да начальник смены в крошечной каморке сбоку. Телефон, как заметил Муха, был только внутри здания, а раций у охранников не было.

Через проходную процокала каблучками припозднившаяся сотрудница бухгалтерии, охранник грустным взором посмотрел ей вслед и опять уткнулся глазами в какую-то пеструю книжку. Муха со вздохом полез в карман и, вытащив оттуда шоколадный батончик, захрустел оберткой.

– Хочешь?

Охранник принял половинку батончика с некоторой опаской. Кто его знает, что тут такое рядом сидит? Очень возможно, что сейчас придет начальник охраны Володарцев и велит гнать москвича взашей или того пуще – цеплять наручники и сдавать в ментовку. А возможно, это сидит будущая «крыша» комбината, и тогда от собственного хамства хлопот не оберешься.

– Слышь, тебя как зовут? – спросил Муха.

– Лешка.

– Ты смотри! И я тоже Лешка. Ты откуда, тезка? Местный?

– Из Неяшева. Городок тут рядом.

– Большой?

– Да не. Два завода и горком.

– И чего заводы? Стоят?

– Один стоит, а другой работает. Пулеметы производит.

– А что, их покупают, пулеметы-то?

– Еще как покупают! Арабы всякие. Там, говорят, рентабельность тысяча процентов.

– А зарплату платят?

– Не-а.

Лешка взгрустнул, запихал в рот остатки батончика и со вздохом произнес:

– Там ваш банк сидит, московский. Ни хрена не платит, отец только тем и кормится, чего вынесет. Тебе, кстати, чего-нибудь такое не нужно?

– А что, например? – уточнил Муха.

– Ну… там не только пулеметы… «ПТУРСы». Пушки авиационные… Можно на заказ чего сделать…

– Подумаем, – сказал Муха и вытащил из кармана кожаной куртки баночку пива. – Хочешь?

Охранник поколебался, потом все-таки сказал:

– Не. У нас с этим строго. После работы – пожалуйста, а на месте – ни-ни.

– Ну и я не буду, – решительно сказал Муха, ставя банку на видное место. – Потом горло промочим, а? У тебя когда смена кончается?

– В восемь. У нас две смены – с восьми до двадцати и с двадцати до восьми…

Он грустно скосил глаза на баночку и вздохнул.

– А это самое, насчет «ПТУРСов»… – протянул Муха, – а с «Зари» у вас тоже все выносят?

– Не-а. Отсюда не выносят. Зачем? Здесь по семь тысяч платят. А вынесешь – выгонят.

– А на этом заводе, который пулеметный, не выгоняют?

– Еще как выгоняют. Они людей сокращают, чуть попался – вон.

– А чего ж крадут?

– А все равно не платят.

Некоторое время собеседники молчали. Муха, безразлично скосив глаза, смотрел на листок, прикрепленный к стене клетушки. На листке было вывешено расписание дежурств. Под двадцать третьим февраля, днем, когда был убит Нетушкин, значились две фамилии: «А. Каголов. М. Чаликов». Под сегодняшней дневной сменой значились те же фамилии. Только «М. Чаликов» был аккуратно перечеркнут, и сверху вписано: «М. Кураев».

– А лаборатория у Нетушкина где была – здесь или в институте?

– А институт, он здесь и есть. Вона, по дорожке пройдешь направо, за пустой цистерной, и там сразу институт. За одной колючкой были… Ой, Леха, у меня отец туточки служил, тут мухи без пропуска не летали, а теперь что? Разбазарили Россию,…

– А в ту ночь, когда Нетушкина убили, он, говорят, допоздна работал? – спросил Муха.

– Он всегда допоздна работал. До полуночи сидел. Когда Санычев поздно сидит, у него водитель всегда под окном ждет. А Нетушкин водителя отпускал.

– И в тот раз отпустил?

– Да.

– А кто же его вез? Охранники?

– Нет, он на вахту позвонил, Мишка трубку снял – он говорит, что сейчас поедет. Ну Мишка водителя вызвал.

Муха про себя отметил, что он угадал точно. «А. Каголов» и был его собеседник Лешка.

– А Мишка сегодня дежурит?

– Не-а. Должен, только не пришел чего-то. Звонил, что болен. Грипп.

Муха добродушно сморгнул. Лешка опять посмотрел на баночку с пивом. Пива очень хотелось, но Лешка мужественно превозмог искушение. Было бы здорово, если б бандит оставил эту банку.

– А что, – спросил Муха, – у вас в городе кто самый крутой?

– Колун, говорят. Я его в телевизоре видел, щупленький такой, и не скажешь, что крестный отец…

– А он к вам не сватался?

– Не, что ты. Наезжали тут какие-то, говорили – от Спиридона. Во, представляешь? Ночью подъехали с бензовозом, окно вышибли и в караулку мазут с водой налили…Ни отмыться, ни вычерпать…

– А вы? – удивился Муха.

– А что мы? У нас всего оружия – два табельных ствола, а эти приехали с автоматами…

– И что?

– А ничего. Поглумились и уехали. А нам субботник пришлось устраивать.

– А чего Спиридон хотел?

Лешка лениво пожал плечами.

– А хрен его знает, чего он хотел. Это к начальству – чего он хотел. Наше дело маленькое – мазут вычерпать…

На широкой лестнице заводоуправления, украшенной бюстом Ленина, появился Валерий Нестеренко.

– Ну, привет, браток, – поднялся Муха, – увидимся вечерком, а? За мной пиво и раки.

Два джипа у ворот согласно заурчали. Лешка смотрел, как широкая спина и бритая башка его добродушного собеседника исчезают за тонированным стеклом. «А че, душевный парень, – подумал Лешка, – не такой, как эти мудаки Спиридоньи… скорее, на колуновских ребят смахивает».

Любезные приглашения начальника областного УВД – это не тот аванс, который можно не уважить, особенно если после восемнадцати часов пребывания в городе на тебе висит труп, и труп при жизни был ментом.

Тарск был город довольно маленький – пятнадцати минут хватило бы, чтобы проехать столицу области насквозь, несмотря на ужасное состояние мостовых и обилие беспорядочно мигающих светофоров. Центр города, входящего в «Золотое кольцо», был довольно-таки ухожен: широкая площадь была вымощена брусчаткой, по правую руку от бывшего обкома стояли реставрированные торговые ряды, а перед ними, на обрывистом берегу речки Тары, вздымались белокупольные своды одной из самых старых российских церквей.

Каменные купеческие особняки на центральной улице города понемногу переходили в деревянные полутораэтажные домишки; когда-то они были двухэтажными, но сейчас весь первый этаж напрочь утоп в земле, и дома стояли, как крепенькие боровички, посматривая на проезжие машины перекосившимися крошечными окошками, за которыми виднелась неизбежная герань, жадно тянущая к солнцу бледно-зеленые веточки.

За деревянными домишками начинался новый центр – административные здания брежневской постройки, панельные пятиэтажки, и за ними – бетонные заборы немногочисленных заводов, старавшихся в основном на нужды оборонки и большею частью давно передохших.

Сазан невесело размышлял. Объяснение Санычева было похоже на правду. Как только ментовка увидела, что областной руководитель больше не корешится с заводом, она решила, что это хороший повод поставить завод на бабки. А как только Спиридон увидел, что Тарский химфармкомбинат остался без «крыши», он, в свою очередь, стал навязываться с услугами.