Саракш: Кольцо ненависти - Страница 3

Однако сейчас противник использовал деритринитацию, хорошо известную землянам. Расчётные точки выхода вражеских боевых кораблей в пространство Солнечной системы определялись «оком» с необходимой и достаточной точностью, и тяжёлые дезинтеграторы крейсеров и батарей орбитальных станций, уважительно именуемые «крупнокалиберными», уже брали эти точки на прицел.

К сожалению, только немногие синие вектора оканчивались в радиусе досягаемости орудий земного флота и стационарных баз на спутниках – космические масштабы слишком велики. А ось удара, легко определяемая по максимальной густоте голубых трасс, пришлась по Марсу. Хорошо, конечно, что не по Земле (и в сфере «быстрого прыжка» «Центуриона» с его подавляющей огневой мощью), но с другой стороны – «эскадре перехвата» потребуется время, чтобы появиться на поле боя, а до этого придётся обходиться тем, что под рукой.

– Вы были правы, Рудольф, – негромко сказал Геннадий Комов. – Они не пошли через орбиты планет – они атакуют почти перпендикулярно плоскости эклиптики.

Сикорски промолчал. Зачем лишний раз повторять очевидное? Он вспомнил, сколько было споров по поводу «направления главного удара» космического врага, и какое кислое выражение было на лицах комконовцев, выслушивавших «милитаристские» речи Рудольфа и его немногочисленных сторонников, пересыпанные терминами «фланговый охват», «прорыв фронта», «оперативный резерв». Коротка память человеческая, и очень быстро избавляется она от всего того, что не находит уже применения в повседневной жизни. А ведь любому мальчишке, играющему в военные игры (хотя мальчишек таких сегодня почти не осталось – Учителя не слишком поощряют подобные забавы), ясно, что ломиться «с торца» Солнечной системы, минуя одну за другой орбиты планет (наверняка укреплённых), означает нести ненужные и неоправданные потери. И зачем так сложно? Космос трехмёрен (в привычном пространстве), и нанести удар по «враждебной планете» (ещё один термин, вызвавший неприятие оппонентов Сикорски со товарищи) легко и просто можно хоть «сверху», хоть «снизу», пусть даже понятия эти в открытом космосе весьма условны. А то, что противник атакует Марс, а не Землю – это всего лишь разумная предосторожность. У врагов наверняка есть разведка, и эта разведка почти наверняка засекла «эскадру перехвата», висящую на окололунных орбитах. В момент возвращения в обычное пространство любой корабль очень уязвим – зачем подставляться? Лучше выиграть драгоценные минуты, обрести форму (в прямом смысле слова), а заодно и проредить силы обороняющихся, сконцентрированные в районе Марса, и опустошить красную планету. Разгром по частям – классика древних войн…

А Комов… Это мальчишка, которому чуть за тридцать, безмерно горд тем, что он уже сотрудник КОМКОНа, что он исполняет на «Центурионе» роль наблюдающего и поэтому имеет право сидеть одесную от руководителя операции, подавать голос, когда все прочие почтительно молчат, и даже советы (в которых Сикорски нисколько не нуждается). Для него, Комова, вся эта операция не более чем игра (что-то вроде многомерных шахмат), и вообще он мыслями уже в звёздной системе ЕН 9173 – решение о назначении его куратором этой экспедиции уже принято. А здесь, на «Центурионе», Геннадий Комов всего лишь выполняет нудные и неинтересные обязанности: выполняет только потому, что таково распоряжение руководства.

Ну и пусть его, с внезапным ожесточением подумал Сикорски. Комова я могу быстро поставить на место, а будь на его месте Горбовский, мне пришлось бы туго: «живая легенда» давила бы авторитетом одним только фактом своего присутствия. К тому же я так и не понял истинного отношения Леонида Андреевича к реальности «угрозы извне» – мало кто может понять, что на уме у легендарного старца с его излюбленной фразой «А можно я лягу?». И тем не менее, фраза эта и почтенный возраст ничуть не мешают Горбовскому мотаться по всей известной землянам части Галактики и работать так, что у молодых людей, годящихся ему в праправнуки, от изумления глаза на лоб лезут.

Отставить посторонние размышления, скомандовал он сам себе. Вторжение началось, и теперь я должен сделать всё от меня зависящее, чтобы встретить его во всеоружии. А со скептиками любого ранга и статуса мы поговорим потом: цыплят по осени щипают…

…Гиперсвязь работала безотказно – тяжёлые противозвездолётные батареи Фобоса и Деймоса в считанные секунды получили приказ открыть огонь, и тут же его выполнили.

Зрелище было фееричным. Оно завораживало своей первобытной мощью, как будто вернувшейся из первых дней творения, когда в ядерных вихрях из ничего рождались планеты и звёзды. Голубые трассы, высвеченные «оком Шивы», вздувались и лопались, выбрасывая в чёрное звёздное небо над Марсом крупные горошины, тускло поблескивающие округлыми боками. Эти зловещие горошины можно было обнаружить без особых ухищрений, обычным инструментарием, от радиолокаторов до телескопов, и даже простым глазом, если глаз этот внимателен и смотрит в нужную точку небесной сферы – размеры кораблей, вспоровших ткань пространства и появившихся в оптическом диапазоне, оказались немалыми.

– Четыре… семь… девять целей в секторе Марса. Массогабаритные и энергетические параметры схожи с параметрами наших сигма-Д-звездолётов среднего крейсерского класса. Одна цель – предположительно десантный корабль, по спектру свечения – готов к отделению посадочных модулей.

Голос оператора был спокоен. Хорошо держится, отметил Сикорски, молодец. Комов завозился в своём кресле, с видимым интересом глядя на прозрачный купол, превратившийся в грандиозный стереоэкран. Фобос и Деймос, отчётливо различимые на этом экране, щедро сыпали в пространство ярко-красные искры – галактический титан высекал кресалом огонь, намереваясь разжечь вселенский пожар.

Корабли противника вышли из подпространства на расстоянии от трёхсот до пятисот тысяч километров от поверхности красной планеты, и энерголучи дезинтеграторных батарей настигали цели за одну-две секунды. Целеуказание точное, подумал Рудольф, пока всё идёт не так плохо – лучше, чем я ожидал. Впрочем, выводы делать рано…

Первая вспышка, нестерпимый блеск которой был съеден расстоянием, родилась через три секунды после открытия огня. Красные искры дезинтеграторных разрядов срезали «змеиную голову», увенчавшую один из гаснущих – переход завершён – голубых векторов. В чёрной тьме открытого космоса расцвёл добела раскалённый венчик взрыва.

– Одна цель уничтожена, – торжественно возвестил оператор. – Процент поражения – ноль семь.

Ноль семь. Неплохо. Ноль семь – это значит, что из десяти выстрелов, сделанных батареями Деймоса, семь поразили захваченную цель. Остальные – остальные либо прошли мимо («за молоком», как говорили когда-то), либо были отражены или погашены силовой защитой вражеского крейсера. По расчётам, для полного деструктурирования корабля класса «крейсер» достаточно двух-трёх «эффективных» попаданий из «крупнокалиберного орудия», так что семь – это уже overkill.(Overkill – сверхуничтожение (военный сленг)} Но – кашу маслом не испортишь, как гласит одна старинная пословица. Хотя вообще-то это масло стоит приберечь – горшочков с кашей на праздничном столе ещё немало, целых восемь штук, а из горячей печки подпространства могут появиться и другие.

На экране-куполе распустился ещё один белый цветок, и Сикорски всем существом ощутил ликование, охватившее всех операторов в центральном посту «Центуриона». Кто может противиться мощи планеты Земля? Всё так легко и просто: бах, трах – и вот он, яркий и весёлый фейерверк! Но уже в следующие секунды картина боя изменилась.

Звездолёты противника завершили материализацию и задействовали энергосистемы защиты. «Горошины» сомкнулись, образовав что-то вроде конуса, направленного остриём на Марс, и второй каскад красных искр, выброшенный батареями Фобоса, бессильно разбился-расплескался о сомкнутую силовую броню эскадры. А затем горошины вражеских кораблей окрасились зеленоватыми огнями ответных выстрелов.