Саракш: Кольцо ненависти - Страница 2
Человека за командным пультом «Центуриона» звали Рудольф Сикорски.
Вторжение вот-вот начнётся, думал он. Мне даже не надо скрупулёзно анализировать информацию, интегрированную центральным накопителем «Центуриона», чтобы это понять – я это чувствую, чувствую каждым своим нейроном и каждой клеткой из множества клеток, прихотливо сложенных в организованное существо, известное среди ему подобных под именем – индексом, опознавательным кодом, персональным звуковым сигналом, – «Рудольф Сикорски». Вторжение вот-вот разразится (по-другому не скажешь), и самое неприятное в том, что мало кто из многих тысяч людей, вовлечённых в операцию, отчётливо сознаёт, насколько это всё серьёзно. Да, многолетние яростные споры по поводу опасности вторжения привели в итоге к тому, что на подготовку операции были затрачены огромные энергетические ресурсы, миллиарды человеко-часов высококвалифицированного труда и творческий потенциал сотен лучших умов планеты, привыкших решать сложнейшие научно-технические задачи. Все эти люди относятся к делу с величайшей обстоятельностью, но беда – да-да, именно беда, и никак иначе! – в том, что лишь единицы из них отчётливо понимают, что же за всем этим кроется. Учёные с упоением и азартом решают проблемы, связанные с изучением и реализацией принципа нуль-транспортировки (полигон на Радуге работает уже четверть века), попытками штурма Слепого Пятна или установлением контакта с обитателями Леониды; они могут работать – и работают – без еды, сна и отдыха, движимые неистовой жаждой познания, основным стимулом человека по-настоящему разумного. Да, к подготовке операции они отнеслись с ответственностью, присущей дисциплинированным гражданам рационально организованного мира Земли первой трети двадцать второго века, но без внутреннего доверия к возможной реальности такого сценария. Все они, за редчайшим исключением, считают подобный поворот событий всего лишь допущением из серии «да, существует конечная и отличная от нуля вероятность падения метеорита на крышу здания Мирового Совета во время заседания, посвящённого вопросу обязательной фукамизации всех и каждого, однако вероятность эта исчезающее мала и, следовательно, пренебрежима».
Причин такого отношения две. Первое – секретность, окутывающая операцию. Люди не могут понять, зачем это нужно, и почему сам факт проведения операции, не говоря уже о её деталях, скрыт от основной массы обитателей планеты, причём настолько, что в сети Информатория нет ни малейшего о ней упоминания даже при специальном уровне доступа. И есть ещё второе обстоятельство, гораздо более важное.
Человечество живёт в мире уже больше ста лет. Нет в живых ни одного современника военно-фашистского путча генерала Зуна Паданы и войн на Окраинах начала прошлого века, и никто уже не помнит, что тяжёлые штурмовые танки «мамонт», всё ещё используемые для глубоководных исследований дна или для работы на поверхности негостеприимных планет с высоким уровнем радиации и агрессивностью окружающей среды, создавались вовсе не для этого – они предназначались для прорыва «глубоко эшелонированной обороны противника, насыщенной средствами противодействия в условиях применения обеими сторонами оружия массового поражения». Сами термины «противник», «эшелонированная оборона» и «оружие массового поражения» для тех, кому сорок пять и меньше (а также для большинства моих ровесников и даже людей постарше) кажутся чем-то вроде каббалистических заклинаний, смысл которых тёмен. Люди давно уже не стреляют в людей – мощные карабины носят одни лишь Охотники, да и те в большинстве случае используют не пули, а анестезирующие иглы, «чтобы не попортить шкуру». Последней большой охотой, в какой-то степени ещё похожей на военные действия, была облава на марсианских «летучих пиявок», но с тех прошло уже больше ста лет, и очевидцев этого избиения тоже не осталось.
Человечество живёт в мире, и постулат «любой высокоразвитый разум должен быть миролюбив по определению» вошёл в плоть и кровь нескольких поколений. Разве может быть иначе, если человечество, некогда деловито и рьяно занимавшееся самоистреблением, живёт ныне именно по такому принципу? Нет, не может: образ мышления, подозревающий в любой встреченной на космических дорогах разумной расе потенциального врага – это удел одиночек «не от мира сего», одиночек, которых нужно содержать под неусыпным надзором врачей-психологов.
Не от мира сего, мысленно усмехнулся Рудольф. Да-да, не от мира сего – помнится, именно так называли меня после той драки сорокалетней давности, в которой я сломал ребро своему оппоненту в соревновании за благосклонность одной симпатичной девчушки (самое смешное, что в итоге она вышла замуж не за меня и даже не за пострадавшего от моих рук, а за врача, оказывавшего «жертве дуэли» медицинскую помощь). А я оказался в какой-то мере изгоем: на меня смотрели с опаской, хотя в конечном счёте из-за этой самой драки я и попал в КОМКОН, где нужны были решительные люди. Сейчас смешно об этом и вспоминать, но тогда мне было как-то не до смеха: ярлык «социально неадаптивный» вряд ли можно считать почётным титулом. Интересно, а где сейчас та девчушка? Наверное, у неё уже внуки…
Нет, это мне неинтересно, оборвал он сам себя. Интересно другое: вторжение вот-вот начнётся, а я далеко не уверен, что пацифисты, замершие за терминалами «Центуриона» и кораблей «эскадры перехвата» встретят это вторжение должным образом, несмотря на весь своей высокий профессионализм. Готовность (в случае необходимости) стрелять в братьев по разуму – нет ныне у человечества Земли этого страшного умения, в немалой степени позволившего этому человечеству выжить и не самоистребиться. И жаль, что сегодня это не только мало кто понимает, но и очень мало кто об этом даже задумывается. Может быть, итоги операции смогут хоть немного изменить существующее положение вещей, если…
Рудольф Сикорски не довёл свою мысль до логического завершения.
Чёрную пустоту за спектролитовым куполом рубки прорезал длинный язык голубого пламени, и всем без исключения людям, находившимся в центральном посту «Центуриона», стало ясно: вторжение началось.
Космическая тьма за спектролитом купола рубки расцветилась множеством голубых полос, словно незримый исполин торопливо раскрашивал чёрное звёздное небо широкими штрихами, похожими на размазанные гигантские молнии.
«Голубые молнии в первородной тьме? – шевельнулось в сознании. – Откуда это, и почему это так знакомо?». Ощущение дежавю[1] было острым и странным – опять странным! – но оно отступило под натиском воли человека по имени Рудольфа Сикорски: вторжение началось, и теперь уже ничему постороннему места нет.
– Противник использует деритринитацию,[2] – дисциплинированно доложил один из операторов. – Этот принцип ему известен!
Ещё бы, подумал Сикорски, кто бы сомневался. Такой уж у нас противник, умелый и знающий…
Голубые молнии, полосовавшие звёздное небо, не были видны невооружённым глазом (и даже глазом, вооружённым старым добрым оптическим телескопом). Конечные отрезки деритринитационных трасс, вдоль которых в процессе ДТТ-дематериализации-материализации размазывалось на атомы вещественное тело сигма-космолёта со всем его содержимым, включая экипаж, можно было увидеть только с помощью спецаппаратуры «Центуриона». Над созданием «ока Шивы» работали тысячи людей, работали в течение одиннадцати лет, но игра стоила свеч: «око» фиксировало не только «точки выхода» сигма-кораблей, но и формировало чёткие вектора, по направлению и яркости которых можно было определить, откуда явились незваные гости. У создателей этой аппаратуры были основания гордиться своим трудом, хотя новейшие «призраки», разрабатываемые в конструкторских бюро Земли, использовали для прокола пространства технологию «нуль-транспортировки» и были (как и положено уважающим себя привидениям) невидимы даже для «ока Шивы». «Призраки» вываливались из подпространства совершенно непредсказуемо – где вздумается, хоть прямо на площади перед величественным зданием Мирового Совета. Оставалось лишь надеяться, что неведомые враги ещё не овладели «нуль-Т», а к тому времени, когда они до неё доберутся, учёные умы Земли и на неё найдут управу.