Саня. Шаги по краю (СИ) - Страница 2

Он самостоятельно ужинал, находил себе какое-нибудь занятие, а в десять часов вечера умывался, чистил зубы и ложился спать. Так неторопливо текла его подростковая жизнь: без особых событий и без особого внимания со стороны отца с матерью. К родительской любви и заботе он не привык, частенько с тоской вспоминал бабушку, которую очень любил. Иногда перед сном, лёжа в тишине комнаты, перебирал в памяти их совместные прогулки и плакал, подвывая в подушку, чтобы его не услышали.

В ВК у него было несколько друзей, с которыми он любил общаться, часами обмениваясь сообщениями. Все они жили в разных городах и даже странах, так что встретиться в реале не было никакой возможности, даже при желании. Хотя иногда он мечтал об этом, ведь других друзей у него не было. В школе с одноклассниками как-то не сложилось, а в доме, где они жили, было не принято играть во дворе или собираться компаниями. Все жили обособленно, детей одних на улицу не выпускали, у каждого была няня или воспитательница, смотря какого возраста ребёнок.

***

Устав сидеть в палате, Саня спускался в больничный парк и уходил к самой дальней скамейке в конце боковой аллеи, подальше от прогуливающихся больных. Скамейка стояла в тени двух высоких, со стволами, покрытыми у основания буро-зелёным мхом, елей. А разросшиеся вокруг кусты боярышника и дикой спиреи скрывали её от посторонних глаз настолько, что, видимо, и работники клиники, ухаживающие за парком, давно забыли о её существовании.

В отличие от других скамеек, размещённых на центральных аллеях парка, эту давно не ремонтировали и не красили, о чём говорили облупленные сиденье и спинка. Кое-где деревянные бруски были отломаны, и почерневшие от влаги обломки валялись тут же, в траве под сиденьем. Как-то, очищая шершавое сиденье пучком сорванной травы от сора и ошмётков облупившейся и выцветшей от времени краски, Саня подумал, что они со скамейкой похожи: он так же одинок, обделён вниманием и требует ремонта.

В тот день он, как обычно, после полдника пошёл на своё излюбленное место и, подойдя ближе, с разочарованным удивлением обнаружил, что скамейка кем-то уже занята: сквозь листву кустарника просматривались светлые пятнышки чьей-то одежды. Саня уже собрался повернуть назад, как вдруг услышал оклик:

— Эй, куда пошёл? Я что, зря тебя здесь жду уже битых полчаса?

Из-за кустов показался невысокий худой паренёк в больничной пижамной куртке белого цвета в тонкую голубую полоску и таких же, закатанных до колена, штанах. В клинике не разрешалось носить своё, и все ходили в больничной одежде. Голову мальчишки прикрывал натянутый почти до бровей трикотажный светло-серый колпачок. На бледном, как будто выбеленном лице задорно сияли тёмные прищуренные бусинки глаз. Тонкие бесцветные губы были растянуты в приветливой улыбке, отчего весь вид выражал жизнерадостность и расположение к общению.

Саня невольно сделал ещё пару шагов навстречу незнакомцу и остановился.

— Меня?

— Ну да. Ты же всё время здесь прячешься. Я давно за тобой наблюдаю: из палаты никогда не выходишь, ни с кем не общаешься. Вот и решил сам с тобой познакомиться, — быстро говорил пацан, то и дело переступая с ноги на ногу и не переставая улыбаться.

— Я — Женя, можно просто Жека, меня так все здесь зовут. А ты Саня, я знаю.

— Очень приятно… — нерешительно произнёс Саня, с интересом разглядывая улыбчивого мальчишку. На вид ему было не больше пятнадцати, но говорил он уже вполне взрослым мужским баском.

— Так ты тоже с нашего поста? — спросил Саня, чтобы не показаться невежливым и поддержать этот странный для него разговор с не менее странным юношей.

Для Сани действительно всё показалось странным: и то, что именно его, а не кого-то другого заметили и именно его специально ждали. И то, что паренёк так запросто к нему обратился, тоже было странно и непривычно. Обычно с Саней заговаривали только по необходимости, ограничиваясь парой фраз.

— Ну да. Если бы ты выходил в коридор, мы бы раньше познакомились. Я часто в отдыхалке сижу с другими ходячими.

— А что такое «отдыхалка»? — неуверенно перебил Саня словоохотливого паренька.

— Хо! Да это так все зону отдыха называют. Она огорожена от коридора цветами в кадках… ну, там, пальмами разными, фикусами. Мы там в приставку играем, телевизор смотрим и так… общаемся. Здесь много нашего возраста, да и малолеток тоже. Только тем без присмотра из палат выходить не разрешают, — он кивнул на скамейку. — Пошли, посидим на лавочке, — и увидев, что Саня по-прежнему стоит на месте, добавил со смешком:

— Чё застыл? Айда, я не кусаюсь!

Он в одно движение плюхнулся на сиденье и, расслабленно откинувшись назад, растянул руки по верхнему краю скамьи. Саня неуверенно улыбнулся и, подойдя ближе, осторожно присел поодаль. Внезапно Жека закашлялся и, наклонившись к коленям всем корпусом, быстро прикрыл обеими руками рот. Саня с беспокойством подался к парню, но тот протестующе махнул рукой в его сторону и отвернулся, продолжая заходиться кашлем, а Саня сидел в тревожном напряжении, не зная, что делать. Наконец приступ кашля прошёл, и Жека медленно откинулся на спинку скамьи, приводя в норму сбившееся дыхание и вытирая рукавом мокрое лицо.

— Ничё, просто поперхнулся, — сказал, глядя в сторону, ещё тяжело дыша.

Саня не поверил, но всё же согласно кивнул и молча терпеливо ждал, когда Жеке станет легче. Лицо мальчишки по-прежнему оставалось бледным, а на напряжённой шее вздулась и часто пульсировала ярко-голубая жилка. Постепенно дыхание успокоилось. Жека ещё раз теранул по влажному лицу рукавом и с усмешкой посмотрел на Саню.

— Чё, испугался? Ерунда… бывает иногда, не обращай внимания. Мне вообще-то нельзя выходить на улицу, медичка опять ругать будет и доктору нажалуется… но я вот сбегаю. В отделении духота и скучно, охота по парку погонять. Заметил, что ты постоянно на эту аллею ходишь, — Жека прервал себя коротким смешком, — решил посмотреть, чего ты тут забыл.

— А ты давно здесь… лечишься?

— Ха! Я здесь уж полгода, как прописался. Можно сказать, эта тухляцкая больничка — мой дом! А у тебя какой рак?

Саня оторопел от прямоты вопроса. Он ещё никогда ни с кем не разговаривал о своей болезни, и обсуждать вот так просто деликатные, на его взгляд, вещи казалось неуместным. Но, слегка замявшись, всё же ответил:

— У меня саркома Юинга.

— О, знаю! У нас трое в палате с ней лежат… — Жека на секунду примолк, а потом поправился: — лежали. Счас двое осталось.

— А третий выздоровел? — живо поинтересовался Саня.

— Не знаю… его от нас перевели… в другую больницу, — помявшись и быстро отведя глаза от Сани, проговорил Жека.

— Разве есть ещё такие клиники в городе? Я не слышал.

— И чё? Мало ли чего ты не слышал! Сказал же, — повысил в нетерпении голос Жека, рубанув рукой воздух и произнеся последнее слово по слогам: — не-зна-ю! Может, за границу куда отвезли. У кого у родителей с деньгами дела в порядке, многих туда везут — в Германию или Израиль. И вообще, чё пристал? Ты вот в виповской палате лежишь, значит тоже папа с мамой не бедные. А чё здесь застрял? Если за границей операцию сделать, шансов больше, что поможет.

— Мне уже сделали операцию, — негромко ответил Саня, обескураженный таким резким напором.

— Да? Ну… тогда другое дело. Значит, скоро пойдёшь на поправку, — с воодушевлением констатировал Жека и тут же со вздохом добавил, глянув себе под ноги:

— А я донора жду… уже полгода, а он всё никак не находится.

Жека вздохнул и внимательно посмотрел на Саню. Он ещё сам не мог понять определённо, чем его так заинтересовал этот замкнутый, неразговорчивый парень. Вроде ничего особенного в нём не было: обычный пацан, ни с кем не общается, ни на кого не смотрит, и причёска у него дурацкая, как у первоклашки — короткая стрижка жёстких пепельных волос, зачёсанных спереди на косой пробор. Возможно, его зацепил брошенный вскользь взгляд серых глаз, когда они случайно оказались рядом в центральной части парка. Пацан тут же опустил глаза, спрятав их за пушистыми ресницами, и прошёл мимо, направляясь в сторону боковой аллеи. Туда никто не захаживал, так как скамеек там не было, да и засыпанная гравием узкая дорожка, сплошь заросшая травой, никого не привлекала.