Санькя - Страница 15

– Тонко подмечено, – продолжил Саша. В хмелю он становился задиристым.

Веня засмеялся. Рогов улыбнулся краем губ. Негатив остался непроницаем.

– Вы говорили, что мы никуда не лезли, братки зеленые. А как же Афган?

Он приосанился и медленно выговорил:

– Водитель сто семьдесят шестого горномотострелкового полка. Четырнадцать раз под обстрелом. Два ранения, братки зеленые.

«Братки зеленые» он произнес без хамоватого нажима – просто как «пацаны».

Афганец посмотрел в глаза Саше, стоящему прямо напротив него с открытой бутылкой пива в руке. Саша вдруг понял, что мужик почти трезв.

– Вы, я слышал, тут о партии какой-то говорили. О политике. Чего вам, братки зеленые, в политике? Эти обезьяны в пиджаках только и ждут, чтобы нас упечь в какую-нибудь, блядь… Курить есть у кого?

Саша подумал и дал афганцу сигарету.

– Здесь не курят, – предупредил он, улыбаясь.

– Я везде курю. Вы ведь из партии какой-то, да? – допытывался он.

– Из партии, – ответил Саша. – «Союз созидающих».

– А, «союзнички». Господин Костенко и товарищи… – улыбнулся зверовато афганец. – Удивились, что знаю? Думали, бомж какой привокзальный на водку стреляет? А я вообще не пью. Я здесь на людей смотрю. Ходят целыми днями, и никто не знает, как… – он обвел всех внезапно почерневшими глазами, – как сжимаются ягодицы, когда летит заряд миномета. Никто не знает, что от страха можно не дрожать, а блевать. Они не знают, а мне от этого иногда хорошо, иногда обидно.

– Слышь, земель, – сказал Веня, – ты иди себе. Мы тут с друзьями отдыхаем.

– Не, погоди, вот я хочу сказать… – афганец неприязненным движением отстранил руку Вени, положенную ему на плечо. – Я вас «эсэсовцами» не считаю. Ну, флаг ваш похож на фашистский, это все херня. Вы хотите правительство завалить, я тоже хотел бы их потоптать. И тех, кто войска в Афган ввел, и тех, кто вывел. И тех, кто войска в Чечню ввел. И тех, кто вывел. И тех, кто опять ввел. И чеченцев заодно. Я только не понимаю, вот все эти ваши яйца, которыми вы кидаетесь, – это что, блядь, серьезно? Я хоть и без руки, я сейчас же готов пойти и ваш флаг водрузить на Кремль… Я одной рукой задушить могу и тем более застрелить. Только я не пойду, потому что вы клоуны. Ясно, братки зеленые?

Рогов в это время доедал пельмени. Негатив крутил головой по сторонам – похоже, ему не хватало телевизора. Лишь Веня весело оглядывал пацанов и посередь монолога афганца шепотом, с мягкой улыбкой, спросил Сашу:

– Может, его уделать?

– Погоди… – ответил Саша шепотом.

– Чего молчите? – повысил голос афганец.

– А что ты спросил? – ответил Рогов, проглотив последнее, остававшееся на тарелке, и запив с мучительной гримасой съеденное пивом.

– Я, браток зеленый…

– Не называй меня так, – попросил почти ласково Рогов. Африка на его щеке приобрела горячие, ярко-розовые оттенки.

– Я спрашиваю: что вы мне можете предложить? – афганец вперился в Рогова. – Вот мне? Вы, «союзнички»?

В уголках рта афганца запеклась белая слюна.

– Я кишки под Гератом дембелю Хазину Михаилу засовывал в живот. И после этого я пойду с вами яйцами кидаться? Ты засовывал кишки кому-нибудь?

Рогов смотрел на афганца. Саша – на Рогова.

– Ты мне не поверишь, – сказал Рогов медленно, – но бросать яйца страшнее, чем засовывать кишки.

Афганец скривил улыбку:

– Ты засовывал?

– Да, и много раз. Вытаскивал, засовывал. И кишки, и легкие, и печень, и желудок.

– Шут-ни-чок? – по слогам выговорил афганец.

– Я не шутничок. Я патологоанатом.

Афганец раскрыл рот, чтобы ответить что-то наглое и злое, но Рогов, не повышая голоса, оборвал его:

– Под Гератом я не был, но был под обстрелом в других местах, и я тебе еще раз повторяю: метнуть помидор в премьера – как минимум не менее страшно, чем бросить гранату. Понял? После того как ты бросишь гранату, тебя могут убить. Зато сразу после броска помидором тебе наверняка сломают челюсть или ребро и чуть позже могут сделать так, что тебя опустят в камере. Тебе что страшнее – быть опущенным или быть убитым?

– Ты, браток…

– И вот еще что: если ты хочешь метнуть вместо помидора гранату – вперед. Мы оценим этот поступок. Я оценю этот поступок. Если пока не хочешь – не надо. Возможно, еще захочешь – тебе ведь, как я понимаю, надо, чтобы все вокруг стреляли – тогда и самому начать проще. В толпе, да? Я надеюсь, что чуть позже у тебя будет такая возможность.

И здесь Рогов улыбнулся.

– Давай, земляк! – Лешка хлопнул афганца по плечу. – Счастливо. До встречи. До встречи, до встречи. Давай.

Все отвернулись от афганца, хотя он еще стоял, лишь на шаг отойдя от стола.

– Может, покурим? – спросил Веня.

Они вышли на улицу, обойдя смотрящего в пол и покачивающего головой афганца.

Саша достал последнюю сигарету и выбросил пустую пачку. Прикурил и сразу почувствовал, что сильно захмелел.

– У нас там еще что-нибудь осталось? – спросил Саша, в основном для того, чтобы услышать собственный голос, оценить, насколько внятно он звучит.

– Пиво я забрал, – Веня поднял руки с двумя недопитыми бутылками пива. – Остальное мы выпили.

Саша обрадовался, что вопрос был понят.

Пошевелил губами и скомандовал, ухмыляясь:

– Тронулись!

Они взяли еще пива и к нему какой-то дряни. Саша перешел уже в ту стадию, когда не пьют, но наливаются. Заполняют свое существо безвкусной жидкостью.

Откуда-то взялась водка, и, выпивая ее, закусывать приходилось сушеным кальмаром – одним сушеным хвостиком на троих. Пацаны надкусывали этот хвостик аккуратно, с очень серьезным, хотя и несколько туповатым видом.

Они сходили на перрон, послушали, как громыхает грузовой состав, и от этого грохота Саша окончательно одурел.

Привокзальные виды расплылись, и лишь изредка возникали перед глазами резко и неожиданно – то яркая вывеска, то чье-то лицо, то навязчивая оградка, которую приходилось преодолевать, мучая все свои вестибулярные устройства.

Поддерживать разговор не получалось, зато нравилось выкрикивать что-то время от времени.

Завидев милицейский патруль, пацаны, хохоча и выкрикивая несуразности, убежали в сторону опустевших рыночных рядов, где днем шла торговля чем ни попадя.

Саша упал на четвереньки и даже немного попил из лужи, где в свете фонаря кривилось и кривлялось его мутное лицо. Пацаны, убредшие вперед, Сашиной выходки не заметили.

Торговые ряды представляли собой железные, местами помятые прилавки. Каждый прилавок имел приваренную на двух стояках крышу из цельного проржавелого листа.

Почему-то, пока пацаны шли по торговым рядам, раздавался грохот и прилавки дрожали, а некоторые даже угрожающе раскачивались, рискуя упасть. Видимо, прилавки задевали, а возможно, даже пинали.

Пацанам встретился человек кавказской национальности, он шел навстречу, подняв плечи и ссутулившись. Его с огромной радостью приветствовали словами «салям алейкум», а также «Аллах акбар».

Кавказцы «держали» этот рынок, Саша знал. Но сейчас-то, ближе к полночи, все они, собравшие выручку, должны были разойтись. Впрочем, здесь неподалеку размещались несколько, два или три, баров и еще казино, где отдыхали молодые люди – гортанно и громко разговаривающие, низкорослые, в кожаных куртках и черных остроносых «казаках».

За одним из прилавков пацаны разыграли сценку «продажа сыном гор недопитой бутылки пива русским синегалам».

Развеселившийся и раскрасневшийся Рогов потешно изображал кавказского торговца, расхваливал достоинства пива и редкую форму бутылки. Веня торговался, бестолковясь и дуря. Саша, даже в пьяном виде отметивший хорошее чувство юмора у казалось бы не склонного к хохмам Рогова, помогал Вене торговаться – размахивая руками, что-то крича и посекундно роняя изо рта сигарету, которую стрельнул у кого-то, у кого, не помнил. И даже Негатив, позволивший себе полбутылочки пива, кривил губы, силясь улыбнуться. В отсветах мигающей вывески недалеко стоящего бара было видно, что глаза Негатива потеплели.