Санкт-Петербург (СИ) - Страница 48

Постепенно поехали. Поездка хотя и была по ближним окрестностям столицы, только ведь это ж сто верст с гаком. Дмитрий накануне, обдумав маршрут, аж засвистел на мотив из оперы «Незваный гость». Хоть это уже XIX век, но кто, право, то поймет? А ведь надо будет не просто проехать, но в каждой деревне, сельце, селе (всего более 40 населенных пунктов) разобраться, проследить оптимальные пути развития крестьян, а потом убедить кнутом или пряником.

Наконец, необходимо учесть владельческие налоги, и не только их объем, но и типы. Налоги, как известно, бывают денежные и натуральные. Будь только «злобная» воля Дмитрия, он бы брал лишь натурой. Почему злобная в кавычках? Крестьянин в первой четверти XVIII века почти везде жил в натуральном веке, даже без привозного железа ухитрялись обходиться. И покупали 1–2 фунта соли за всю его жизнь. Какие у него денежные налоги, если он и денег-то никогда в руках не держал?

Но и натуральный налог будет очень трудный. Некоторые деревни специально находились далеко от столицы и, значит, без особых дорог. Кто им, бедолагам, будет строить? И сами крестьяне эти проблемы не решат. Как по классике: вот приедет барин, барин нас рассудит.

Первый населенный пункт оказался в пятнадцати верстах. Деревенька в три двора, ни церкви, ни какого-то общественного здания, неужели он сам их сюда посадил?

М-да, крестьянские избы с соломенными, уже почерневшими. Какие-то хозяйственные помещения, толи сараи, толи свинарники. Все равно они походили только на рухлядь. Природа хорошая, но они-то тут при чем?

Староста, увидев барина, снял на голове какой треух, хоть было еще тепло. На прямой вопрос признался, что да. Сами переехали, сильно уж река на старом месте заливала.

Какие тут налоги, какие уж перспективы!

Приказал строго, чтобы в течение месяца готовились переехать, и уехал с плохим настроением.

Потом бричка шла строго по дороге на восток, собственно она и была из одной из артерий, соединяющим Санкт-Петербург с остальной страной. Через полста верст свернул. Здесь было его очередное поместье.

Недурное сельцо, живут неплохо, если судить по мальцам. Поставили его одним из первых, за два года нарожали тридцать детей приблизительно. Это ж, что, тут одни двойни идут?

Конечно крыши соломенные, но ведь дожди держат, а вот новостроек немало. Строятся, мужики.

Собрали общий сход, то есть по одному домохозяину с хозяйства. Осень уже, поля убраны, где надо вспаханы. Самое время прошлое подытожить, в будущее всмотреться.

Под ухом непрерывно зудел староста. Новый староста, старый — Иван, — видимо, умер. И вот этот староста обнаглел до крайности. Понимает, паршивец что хозяин конкретно приехал за налогами и пытается их сократить. Конечно, лучше бы сократить совсем, но это не получится. А вот сделать максимально легким, это мы пожалуйста.

— Скот-де весь съел мор, каждый год рожь погибает — то заморозок, то водяница, то болезни нападают. Смилуйся, барин!

И ведь еще нашли точные причины, а точнее, предлоги — денег у них нет, а натурой много везти не получится, только зимой. А в сельце на три-четыре крестьянских хозяйства одни сани, а много ли на одни сани положат? Вот если б ты, барин, жил здесь, тогда, конечно.

А сам с тревогой и с опаской поглядывает — вдруг приедет, тогда ведь точно придется барина кормить — поить.

Дмитрий его прекрасно понимал и поэтому был спокоен. Он сам в отличие от старосты наглеть не будет. Точнее, свое получит, но и крестьян не ограбит. А брать здесь есть чего. Вон мужики, все, как один, крепки, лица сытые. Одежда, хоть и домотанная, но добрая, даже новая.

— Ну что, мужички, а воздух у вас, видимо хороший, если бабы так здорово рожают? — со смешком начал Дмитрий

— Не-не, плохой воздух, неурожайный, — твердо засел на свой прежний путь староста, — никто совсем не рожает, только мрут.

Разумеется, умирают, людей вообще бессмертных нет. Особенно в первой четверти XVIII века. Здесь не понос, то золотуха, не голод, то болезни, то какая-то война, многочисленное, а то хоть дурацкий бунт. Посмотрел на кладбище, как раз по пути попалось. Доброе кладбище, а ведь сельцу всего лишь два года! Но вот что интересно, свежих могил он не видит, то есть двух главных причин — голода и мора (болезней) нет.

— Мрут, говоришь? — повернулся он к старосте угрожающе.

— Мрут, батюшка, — покорно согнулся в поклоне тот, хотя ведь все уже видно — вотчинник на вранье не поддался, придется давать, и, видимо много. И, скорее всего, будет массовая порка и начнут ее, как водится, со старосты. Впрочем, Дмитрий пока не злой. Сам виноват. Ведь когда на поле не сеют рожь, там не появляется рожь, или другая зерновая культура. Там появляются сорняки, а потом, если не пашут, кустарники или даже деревья. Поле постепенно погибает.

Так что чего ты хотел,вспахал, но не стал дальше обрабатывать, хорошо хоть поле осталось. Люди-то есть, существует. Правда, почему они существует, Бог его знает. надо напомнить, сукины дети, почем!

— Напомню, вы здесь были оставлены, чтобы здесь стал существовать трактир для проезжающих. Где он, любезные?

Дмитрий повернулся к старосте. Тот вздрогнул, видимо ждал удара. Правильно ждешь. Много врешь, таки так придется бить.

— Как хоть зовут тебя, бедный? — спросил его Дмитрий, недобро щурясь.

— Арх… Архип, — буквально щурясь и холодея от ближайшего будущего, к которому он хотя бы морально готовился. А что еще ему делать, хитрому прощелыге, которому, наконец, поймали за руку.

— Детей сколько? — еще потомил Архипа на один незначительный вопрос Дмитрий.

Он, разумеется, тоже потянул на один ответ. Куда ж ему деваться, барин спрашивает!

— Чет… четырнадцать детишек.

Несмотря на все трагикомическое положение и злость в душе, Дмитрий искренне удивился:

— Сколько детей? Ты что из кроликов, что ли?

Староста молча побагровел, понимая, что сейчас отвечать бесполезно и над ним попросту смеются. И, видимо, не только благородный барин, ведь он хорошо слышал смешки со стороны собравшихся крестьян. Большинство смеялись украдкой, прикрывая рукой лицо. а вот те, кого Архип хоть раз обидел, смеялись открыто. Пришел и их день!

Дмитрий медленно, на виду у всех и, особенно, Архипа, поднял плеть и так же медленно ударил. Кровь брызнула от удара, а староста вздрогнул, но помолчал. На самом деле, как понимал Дмитрий, ему не так уж и было больно физически, скорее его унизили морально.

А вот не фиг издеваться над барином! Как ведь деется, так и, гм, разденется. И пусть Архип не думает, что он обойдется одним ударом в лицо. Если он лишь почувствует, что он ворует, причем не в общество, а себе, его нещадно я будут бить. Скажет один удар за копейку. И пусть в конце будут сечь мертвое тело, он не пожалеет. Ибо вора не стоит жалеть!

— Вот, православные, с какой целью я вас здесь посадил? — спросил у окружающих Дмитрий. Вопрос был метафорический, ответа он не ждал и поэтому сразу продолжил: — поля здесь хорошие и в достаточном количестве, луга с обильной травой. То есть и зерна и скота достаточно и, как я вижу, вы не голодаете. Более того, сразу вижу, что у овина хлеба много, а в хлевах скота. То есть все не съедаете!

Общинный сход замер. Вот он, ключевой момент, сколько будет брать барин и за сколько. В его власти их всех пустить по миру с одной рваной рубахе и древних, еще дедовских штанах. И ведь никто ему не скажет, наоборот волостные власти еще плетей добавят, мол, зачем барина обворовывали, негодные?

Дмитрий мысленно усмехнулся, поставил логическую точку:

— А коли запасов у вас достаточно, то надо хотя бы малую часть продавать, чтобы и вам было хорошо, и барину вашему. Никто б не страдал.

— Так, барин, волостной рынок от нас далеко, а налоги там страшно лютые! — грустно заговорил вновь Архип, предчувствуя новый удар вотчинника.

Дмитрий посмотрел на старосту. Нет, он точно не будет его не запарывать, ни даже снимать с должности, хитрый ведь, но умный, все понимает, во все разбирается, сволочь! А-гхм, сечь он его, разумеется, будет и не раз, но придется подключать еще и пряник. Ведь один кнут никогда не бывает действенный. Ну а пока…