Санкция Айгер - Страница 19

На кухне она спросила:

– У нас хватит времени на бокал шампанского, который вы мне недавно предлагали?

Он прикрыл свою боль сухим холодом вежливости.

– О, разумеется. В библиотеке?

Он понимал, что и она расстроена, и постарался добить ее, используя в качестве дубинки подчеркнуто искусственную нарочитую светскость. Он весело болтал о нехватке транспортных средств в этой части Лонг-Айленда, об особых трудностях, вызванных грозой. Они сидели в тяжелых кожаных креслах, лицом друг к другу – а дождь под прямым углом лупил по витражам, стены и пол рябили красным, зеленым, голубым. Джемайма вмешалась в поток его речей, направленных лишь на то, чтобы исключить всякую возможность настоящего общения.

– Мне, наверное, не следовало вас так сразу ошарашивать, Джонатан.

– О? А как же вам следовало меня ошарашить, Джемайма?

– Я не могла продолжать... не могла, чтобы мы продолжали... оставляя вас в неведении. А более мягкого способа я найти не могла...

– Могли бы огреть меня кирпичом, Джемайма, – предложил он и рассмеялся. – На меня, наверное, затмение нашло. Что-что, а голову вскружить вы умеете. Мне давно бы следовало понять, что никакого совпадения тут быть не могло. Вы на самолете в Монреале. Вы в такси около конторы Дракона... Как все планировалось, Джемайма? Вы должны были распалить во мне желание, распалить до белого каления, а потом отказывать мне, пока я не соглашусь провести для Дракона эту санкцию? Или вы собирались нашептывать мне в ухо коварные речи, пока я лежал бы расслабленный и блаженный после совокупления?

– Нет, все гораздо примитивнее. Мне было велено украсть деньги, полученные вами за последнюю санкцию.

– М-да, прямо скажем, лобовой подход.

– Я видела – деньги лежат у вас внизу, на столе. Мистер Дракон сказал, что эти деньги вам очень нужны.

– Он прав. Но почему именно вы? Почему не кто-то другой из его холуев?

– Он решил, что я смогу быстро войти к вам в доверие.

– Ясно. И как давно вы работаете на Дракона?

– Фактически я на него не работаю. Я состою в ЦИРе, но не в Спецрозыске и Санкциях. Они выбрали кого-то из другого отдела, чтобы исключить возможность узнавания.

– Разумно. Чем же вы занимаетесь?

– Я курьер. Работа стюардессы – очень подходящее прикрытие для этого.

– И часто вам приходилось выполнять подобные задания? Забираться к кому-то в постель в служебных целях?

Она подумала и все же решила воздержаться от заведомой лжи.

– Пару раз.

Он немного помолчал, потом рассмеялся.

– До чего же мы друг другу под стать! Убийца-эгоцентрик и патриотическая шлюха. Нам бы спариться, да и посмотреть, кого мы породим. Эгоцентричная шлюха – еще куда ни шло, ничего против не имею, но убийца-патриот... Гаже ничего быть не может.

– Джонатан, – она склонилась к нему, неожиданно рассерженная. – Вы хоть представляете себе, насколько важно это задание и почему мистер Дракон так настойчиво добивается вашего согласия?

Он посмотрел на нее молча и без всякого выражения – в его намерения не входило помогать ей вести этот тяжелый и неприятный разговор.

– Я знаю, что он не посвятил вас в детали. Он и не мог этого сделать, пока у него не будет гарантий, что вы согласны. Но если бы вы только знали, что поставлено на карту, вы согласились бы.

– Вот в этом я сомневаюсь.

– Мне бы так хотелось рассказать вам. Но мои инструкции...

– Понимаю.

После паузы она сказала:

– Я старалась от этого отвертеться.

– О? Неужели?

– Днем, когда мы лежали на пляже, я поняла, что было бы гадко так поступить теперь, когда мы с вами...

– Когда мы с вами что? – Он приподнял брови, любопытствуя.

Она поморщилась – одними глазами.

– Словом, я тогда оставила вас, пришла сюда, позвонила Дракону и попросила освободить меня от этого задания.

– Он отказал, я полагаю?

– Он не мог говорить со мной. Ему делали переливание или что-то вроде. Но его помощник отказал... Как его?

– Поуп. – Он допил вино и поставил бокал на стол. – Мне, знаете ли, в это как-то трудно поверить. Ведь вы с самого Монреаля в этом участвовали. И притом вы, похоже, убеждены, что мне надо согласиться на эту работу...

– Вы должны, Джонатан!

– ... и несмотря на все это вы хотите, чтобы я поверил, будто один приятный денек в моем обществе заставил вас резко изменить позицию. И я просто не могу не чувствовать, что вы совершаете ошибку, стараясь одну ложь замазать другой.

– Ничего я не изменяла! Все дело только в том, что мне очень не захотелось делать это самой... И вы прекрасно знаете, что это не только приятный денек, а нечто большее.

Он посмотрел ей в глаза, сначала в один, потом в другой, и кивнул.

– Да, нечто большее.

– И для меня все началось не сегодня. Я целыми днями сидела за вашим досье, кстати, полным до неприличия. Я знаю, каким было ваше детство. Я знаю, как ЦИР изначально втянул вас в работу. Я знаю об убийстве вашего друга во Франции. И даже еще до того, как я получила это задание, я видела вас по телевизору, в учебной программе. – Она еле заметно улыбнулась. – Вы читали лекцию об искусстве с таким нахальным высокомерием. Да я уже на девяносто процентов втрескалась в вас еще до встречи. А потом, внизу, в вашей галерее... мне было так приятно, что вы меня туда пригласили... и я просто не могла не рассказать вам все. Я же знала из досье, что вы туда никого не приглашаете... В общем, там, внизу... и вы сидите, такой счастливый, и все эти прекрасные картины, и этот голубой конверт с деньгами лежит на столе, такой беззащитный... Я должна была сказать вам, вот и все.

– Еще что-нибудь добавить можете?

– Нет.

– “О башмаках, о сургуче, капусте, королях” поговорить не желаете?

– Нет.

– В таком случае, – он подошел к ней и поднял за руки из кресла, – побежали наверх – кто быстрее?

– Побежали.

* * *

Мерцающий в дожде столб света падал на ее глаза, высвечивая в самые неожиданные моменты золотые арлекинские блестки. Он прислонился лбом к ее лбу и замурлыкал скрипучим от счастья голосом. Потом он отодвинулся, чтобы лучше ее видеть.

– Я тебе сейчас что-то скажу, только ты не смейся.

– Скажи.

– У тебя самые прекрасные глаза на свете.

Она взглянула на него с извечным женским спокойствием.

– Очень мило. А чему тут смеяться?

– Когда-нибудь я тебе расскажу. – Он нежно поцеловал ее. – Впрочем, пожалуй, не расскажу. Но все равно не смейся.

– Почему?

– Потому что если рассмеешься – потеряешь меня.

Она рассмеялась – и он действительно выпал из нее.

– Я тебя предупреждал. Хотя на самом деле это уже не имеет значения – после всего хорошего, что я уже для тебя сделал.

– Не говори об этом.

Он в свою очередь рассмеялся.

– Знаешь что? Ты, конечно, ужасно-ужасно удивишься, но я всегда славился умением долго не кончать. Я не вру. Как правило, именно это и рекомендует меня с наилучшей стороны – выносливость. Ну, как шуточка?

– Изрядно. За сигаретами не потянулся – и на том спасибо.

Он перевернулся на спину и тихо сказал вверх, во тьму, принадлежавшую им обоим.

– Если подумать, природа – капризнейшая тварь. Те женщины, с которыми я бывал, никогда меня особенно не интересовали – и ничего такого особенного я не чувствовал. Именно поэтому с ними я был воплощением самообладания и мужской силы, и им это было очень приятно. Но с тобой – когда мне отнюдь не все равно, и именно потому, что мне не все равно – я вдруг начинаю ставить рекорды скорострельности. Нет, как я уже сказал, природа – сволочь.

Джем, повернулась к нему.

– Эй, ты это о чем? Так говоришь, будто все уже кончилось. А я-то все лежу тут и надеюсь, что это антракт, а не финал.

Он одним рывком выскочил из постели.

– Ты права! Это антракт. Сейчас, погоди, я принесу животворную бутылочку шампанского...

– Нет, постой. – Она села, и тело ее на фоне серебристой подсветки было особенно прекрасно. – Иди сюда, дай поговорить с тобой.