Самый счастливый день - Страница 2
Когда я пришел к нему, вид у меня был такой, что он спросил:
— Ты убежал из дому?
— Да…
— Правильно! Давно пора! Можешь не волноваться: никто не узнает. Могила!
Женька понятия ни о чем не имел, но он очень любил, чтобы убегали, прятались и скрывались.
— Каждые пять минут ты будешь звонить моим родителям и говорить, что очень ждешь меня, а я еще не пришел… Понимаешь? Пока не почувствуешь, что они от волнения сходят с ума. Не в буквальном смысле, конечно…
— А зачем это? А? Я — никому! Никогда! Могила!.. Ты знаешь…
Но разве я мог рассказать об этом даже Могиле?
Женька начал звонить. Подходили то мама, то папа — в зависимости от того, кто из них оказывался в коридоре, где на столике стоял наш телефон.
Но после пятого Женькиного звонка мама и папа уже не уходили из коридора. А потом они сами стали звонить…
— Он еще не пришел? — спрашивала мама. — Не может быть! Значит, что-то случилось…
— Я тоже волнуюсь, — отвечал Женька. — Мы должны были встретиться по важному делу! Но, может быть, он все-таки жив?..
— По какому делу?
— Это секрет. Не могу сказать. Я поклялся. Но он очень спешил ко мне… Что-то случилось!
— Ты не пережимай, — предупредил я Могилу. — У мамы голос дрожит?
— Дрожит.
— Очень дрожит?
— Пока что не очень… Но задрожит в полную силу. Можешь не сомневаться. Уж я-то…
— Ни в коем случае!
Мне было жалко маму и папу. Но я действовал ради высокой цели! Я спасал нашу семью. И нужно было переступить через жалость!
Меня хватило на час.
— Что она сказала? — спросил я у Женьки после очередного маминого звонка.
— Мы сходим с ума! — радостно сообщил Женька.
— Она сказала: «Мы сходим…»? Именно — мы? Ты это точно запомнил?
— Умереть мне на этом месте! Но надо их еще немного помучить, — сказал Женька. — Пусть позвонят в милицию, в морг…
— Ни за что!
Я помчался домой!.. Дверь я открыл своим ключом тихо, почти бесшумно. И на цыпочках вошел в коридор. Папа и мама сидели по обе стороны телефона, бледные, измученные. И глядели друг другу в глаза… Они страдали вместе, вдвоем. Это было прекрасно! Вдруг они вскочили. Стали целовать и обнимать меня, а потом уж друг друга.
Это и был самый счастливый день моих зимних каникул.
От сердца у меня отлегло, и назавтра я сел за домашнее сочинение. Я написал, что самым счастливым днем был тот, когда я ходил в Третьяковскую галерею. Хоть на самом деле я был там полтора года назад.
2. Как Ваше здоровье?
— Хотя все они когда-то приходили к тебе за советами. Ты им подсказывал на экзаменах! — воскликнула как-то бабушка.
— Они и сейчас приходят… за советами, — тихо сказала мама, не то гордясь папой, не то в чем-то его упрекая. — Они получают творческие отпуска для создания научных трудов! А он и в обычный отпуск уже три года не может собраться. Каждый день эта больница! Операции, операции… И больше ничего. Хоть бы на недельку взял бюллетень: заболел бы, отдохнул, что ли…
Вскоре мамино желание сбылось: папа заболел гриппом.
Ему прописали лекарства.
— А еще, — сказал врач, — нужен покой, тишина…
Телефон у нас стал звонить каждые две минуты…
— Как его здоровье? Как он себя чувствует? — спрашивали незнакомые голоса.
Сперва меня это злило: папа не мог заснуть. И вечером я сказал маме, которая вернулась с работы:
— Звонили, наверно, раз двадцать!
— Сколько? — переспросила мама.
— Раз тридцать, — ответил я, потому что почувствовал вдруг, что мама как-то приятно удивлена.
— Они мешают ему спать, — сказал я.
— Я понимаю. Но, значит, они волнуются!
— Еще как! Некоторые чуть не плакали… от волнения… Я их успокаивал!
— Когда это было? — поинтересовалась бабушка.
— Ты как раз ушла за лекарством. Или была на кухне… Точно не помню.
— Возможно… Звонков действительно было много, — сказала бабушка и с удивлением посмотрела на дверь комнаты, в которой лежал папа.
Она не ожидала, что будет столько звонков. Они обе не ожидали.
«Как здорово, что папа заболел! — думал я. — Пусть узнают… И поймут. Особенно мама!» Да, больше всего мне хотелось, чтоб мама узнала, как о папе волнуются совершенно посторонние люди.
— Однажды мне довелось ухаживать за студентом Юрой. Ну, который живет в соседнем подъезде… — сказал я. — Вы помните? — Мама и бабушка кивнули в ответ. — Он тоже был болен гриппом. И ему тоже звонили. Человека два или три в день. Не больше. А тут прямо нет отбоя!
В эту минуту опять зазвонил телефон:
— Простите меня, пожалуйста… — услышал я в трубке тихий, какой-то сдавленный женский голос… — Я с кем разговариваю?
— С его сыном!
— Очень приятно… Тогда вы поймете. У меня тоже есть сын. Его завтра должны оперировать. Но я хотела бы дождаться выздоровления вашего папы. Если это возможно… Попросите его, пожалуйста. Если возможно… У меня один сын. Я очень волнуюсь. Если это возможно. Я хотела, чтобы ваш папа сам, лично… Тогда я была бы спокойна!
— Повторите, пожалуйста, это его жене, — сказал я. — То есть моей маме… Я сейчас ее позову!
И позвал.
Еще через час или минут через сорок мужской голос из трубки спросил:
— С кем я имею честь?
— С его сыном!
— Прекрасно! Тогда вы не можете не понять. Моей супруге будут вырезать желчный пузырь. Обещали, что вырежет ваш отец. Именно поэтому я и положил ее в эту больницу. Хотя у меня были другие возможности. И вдруг такая неприятная неожиданность! Как же так? Надо поднять его на ноги! Может быть, нужны какие-нибудь особенные лекарства? Я бы мог… Одним словом, я хотел бы его дождаться. Это не театр: здесь дублеры меня не устраивают!..
— Скажите все это его жене. Вот так, как вы говорили мне… Слово в слово! Может быть, она сумеет помочь.
Я опять позвал маму.
С тех пор я говорил всем, кто интересовался папиным самочувствием:
— Сейчас ничего определенного сказать не могу. Вы позвоните вечером. Как раз его жена будет дома! Она вам все объяснит…
Вернувшись с работы, мама усаживалась в коридоре возле столика с телефоном и беспрерывно разговаривала с теми, кого я днем просил позвонить.
Иногда я говорил бабушке:
— Может быть, ты ей поможешь?
И она «подменяла» маму у столика в коридоре.
Больные, врачи, медсестры, которые звонили папе, каждый раз спрашивали:
— А какая температура?
К сожалению, температура у папы была невысокая. А мне хотелось, чтобы все они продолжали волноваться о его здоровье! И однажды я сказал:
— Температура? Не знаю… Разбил градусник. Но лоб очень горячий. И вообще мечется!
Так я в тот день стал отвечать всем. Я говорил шепотом в коридоре, чтобы папа не слышал. Мой шепот на всех очень действовал. Мне отвечали тоже чуть слышно:
— Все еще плохо?
— Да… Позвоните попозже, когда будет его жена!