Самый лучший комсомолец. Том пятый (СИ) - Страница 62

— Диссиденты? — попыталась она угадать. — Ох и намудрил ты, Сережка, — вздохнула. — Будь моя воля — я бы их всех на лесоповал, но нельзя — политически вредно. И за границу выгнать нельзя — у нас три четверти диссидентов с допуском ходит!

— Мечеными ходить будут, — успокоил ее я.

— Хитро, конечно, — признала она. — Но это же не панацея — кто-то всерьез будет считать приписку об иностранном агенте знаком качества — эти-то точно не соврут!

— Будут, — признал я. — Но нам-то чего? У нас на одного отбитого приходится полста базированных, все прекрасно понимающих, граждан. Я больше боюсь, что «агентов» линчевать начнут — придется хороших Советских людей показательно сажать. Но я к вам совсем по другому вопросу.

— По какому?

— Хрюшу кто-то из «Спокойной ночи малыши» убрал.

— Как убрал? — опешила она.

— Не знаю, — признался я. — Но есть мнение, что как-то тут мракобесие замешано. У мусульман, например, свинья грязное, харамное животные, вот кто-то и напряг связи, чтобы юных правоверных не смущать.

— Та-а-ак… — многообещающе протянула Фурцева. — У них, значит, мракобесие, а материалистически воспитанные дети страдать должны⁈

— Несправедливо! — поддакнул я.

— Разберусь, — пообещала она. — Как тебе на новом месте-то?

— Метели, мороз, люди замечательные, — выдал я краткий отчет.

— Как и здесь, значит! — хохотнула она. — Съемки «Голубого огонька» пропускать запрещаю!

— Так точно, товарищ секретарь ЦК КПСС!

— Молодец!

И баба Катя повесила трубку. Ох и полетят головы! Вернувшись к Вилочке, отчитался:

— Свиной вопрос в СССР успешно решен!

— А дети-то и не знают, какой тут защитник у них, — подколола она меня.

— И пускай! — не обиделся скромный я. — О, «Защитник свиней»! — гоготнув, подхватил гитару. — Зацени! «Где справедливость? Уж который год…» [ https://www.youtube.com/watch?v=4Em96qULXwQ&ab_channel=KoroliShut-Topic].

Когда Вилочка просмеялась и похвалила, поделился планами:

— На вторую пластинку «Менестрелям» уйдет. Скоро приедут сюда, записывать — студию уже развернули. Еще приедут японцы, тоже пластинку писать. Хорошо, что остальные в Москве без меня справляются — лень этим заниматься.

— Всё-то тебе лень, — тепло улыбнулась девушка.

— Поэтому завтра с утра едем в отпуск! — заявил я. — К восьми утра нужно быть во Владивостоке, поэтому пошли спать.

— Пошли! — правильно понимающая значение слова «сюрприз» Виталина не стала выпытывать подробности.

Хорошо с ней.

* * *

Над темно-серыми водами Японского моря стоял туман, очень гармонично сочетающийся с выдыхаемыми нами с Виталиной паром. Над головой — затянутое тощими, перистыми безобидными тучками небо. Температура за бортом и на палубе — минус пятнадцать, дует легкий ветерок. Словом — нормально! Единственная проблема — раздражающе кричащие чайки, которые следовали за нами от самого порта. Умные, зараза — понимают, где халява перепасть может.

— Неплохое начало декабря, — оценила свидание Вилочка. — Но как же там, — указала за спину, на вход в недра циклопического по размеру плавучего рыбозавода. — Воняет!

Официально — рыбоконсервная плавучая база.

— Воняет просто жесть, — согласился я. — Я предполагал, что так будет, но недооценил масштабы.

— 600 тонн рыбы в сутки! — хрюкнула она, припомнив проведенный для нас директором завода (есть еще капитан — тут типа двоевластие, но у капитана времени показать нам хозяйство не нашлось) ликбез. — Будет тут вонять!

— Будет! — признал я.

— Все равно мне здесь очень нравится, — сместившись, она прижалась ко мне.

Ее шубка и мой «дутый» пуховик немного мешают, но все равно приятно.

— А еще твоя шапка щекочется, — почесал щеку о ее плечо.

— Почему «а еще»? — спросила она.

— Потому что до этого я подумал, что «Ее шубка и мой „дутый“ пуховик немного мешают, но все равно приятно».

— Я твой внутренний монолог не слышу, — с видимым сожалением вздохнула она.

— Моя голова — моя крепость! — гордо заявил я. — Но открою тебе тайну — в моей голове мыслепоток течет вполне литературно.

— Ты и говорить-то «литературно» не умеешь, — отмахнулась она.

— Не шаришь! — авторитетно пояснил я. — Я — ребенок эпохи постмодерна, а значит — в десятки и десятки раз хуже нигилистов! Заметила, кстати, как Тургенев изо всех сил пытался сделать Базарова отрицательным персонажем, но у него не получилось? А ведь пожилой Иван Сергеевич, будучи дворянином с соответствующими классовымизаблуждениями, молодых-шутливых Добролюбова и Чернышевского люто ненавидел. Но в сирости своей смог предложить только свойственный своему же классовому мировоззрению выход, тупо убив Базарова. Его бы воля — пустил бы под нож и настоящих разночинцев.

— Так вот из-за кого Оля трояк за сочинение получила! — хихикнула Вилка.

— А?

— Приходила позавчера, чай пили, жаловалась, — настучала она. — Я позвонила немножко — теперь в сочинениях в нашей школе оценивается способность размышлять, пусть и не всегда в общепринятом ключе.

— Это справедливо, — одобрил я.

С гудком к нашему борту причалил рыболовецкий катер. Отсюда не видно, но сейчас с него по транспортным лентам перегрузят улов, который отправится в недра базы на переработку: либо консервацию, либо заморозку. Сама база рыбку не ловит, поэтому нуждается в сателлитах.

— Возможность, — указал я на катер. — Часть улова может «усохнуть» и «утрястись» еще на этом этапе — просто выгружаешь не все, и проверять никто не будет — зачем?

— Катер долго не возвращается в порт, — заметила Виталина. — Так что либо прятать на нем морозилку для особо ценной рыбы, либо «разгружать не все» уже перед возвращением на материк.

— Так, — одобрил я. — Но это в общем-то мелочь, а вот здесь, — указал на палубу под ногами. — Можно развернуться уже как надо.

— Но пока не разворачиваются, — добавила она.

На каждой плавучей рыбоконсервной базе СССР под прикрытием работает парочка «дядей». Очень хорошее прикрытие получается: здесь от пяти сотен зарплаты получают, и еще КГБ накидывает зарплату «родную». По слухам, в очередь записывались на возможность в рыбака поиграть.

— «Рыбное дело» пока дурно пахнуть не собирается, — поддакнул я. — Оно и понятно — дело новое, ответственное, контроль соответствующий. Словом — ответственные товарищи очень стараются наработать кредит доверия и усыпить бдительность контролирующих органов. Но время идет, социальные связи «рыболюдей» крепнут, почва для заноса бакшиша кому следует прощупывается, а текущая в казну река бабла так и просит запустить в нее руки поглубже. Я здесь и не рассчитывал ничего найти — просто мы с тобой на таких здоровенных кораблях еще не плавали.

— Здесь интересно, — признала аргумент Виталина. — Когда по телевизору какую-то базу показывали, даже не представляла, как тут все работает.

— Еще и консервы вкусные! — добавил я. — Из сырья максимальной свежести. Но надо будет убедить старших товарищей, что те базы, которые пакуют морскую капусту, можно переквалифицировать на рыбную ловлю. А капусту и на берегу можно консервировать — чего ей сделается?

Тут к нам подплыл пароход побольше, породы «рефрижератор»: этот разгружаться не станет, а совсем наоборот — примет на борт груз консервов и свежемороженой рыбы и доставит в порт, базы в него неделями не возвращаются. Работа, хоть и оплачиваемая, но все равно жутко тяжелая — и ментально, из-за стесненности бытовых условий, жизни в море и вонищи — и физически: у любого конвейера по восемь часов в день стоять непросто.

— Пойдем или дождемся следующего? — спросил я.

Нам-то неделю в море торчать не нужно — вернемся домой на рефрижераторе.

— Давай еще постоим, если не замерз, — улыбнулась девушка. — Надоело дома сидеть.

— Постоим, — согласился я.

Прикольно в море.