Самый лучший комсомолец. Том 7 - Страница 5

Здание фонда имени меня едва ли способно привлечь внимание рядового гражданина. Не вызовет оно интереса и у интуриста, который даже не посмотрит на эту совершенно типичную двухэтажную кирпичную конторку в трех кварталах от «Эко-парка Сокольники». Вот там интересно всем – и местным, и соседям из соцлагеря, и капиталистам.

Припарковавшись рядом с парой служебных «Москвичей» старого образца и одной директорской «Волгой», мы с Виталиной выбрались под зимнее солнышко и пошли к крылечку. Окажись мы здесь летом, можно было бы полюбоваться окруженными низким деревянным заборчиком клумбами, но теперь приходится любоваться сугробами. Привычно обстучав галошные валенки, я покосился на закрепленную на двери, призванную отбить у проходящих мимо товарищей остатки любопытства табличку «Внешторг. Филиал № 33» с графиком работы, и мы вошли внутрь.

– Доброе, дядь Ген, – пожал руку поднявшемуся ради такого дела дяде-вахтеру. – Как у нас дела?

– Доброе. Селиванов с Бондаревым ругаются, – в соответствии и должностными инструкциями поделился тот.

– Плохо, когда заместитель директора ругается с начальником, – вздохнул я. – Причина?

Дядя Гена не стал полагаться на профессиональную память и достал из ящика стола папочку:

– Здесь про них и еще кое-что по мелочи.

– Спасибо, – поблагодарил я, и мы с Вилочкой пошли на второй этаж, в совершенно казенного вида, обезличенный кабинет с двумя столами, печатной машинкой, картотечным шкафом и сейфом.

Табличка на двери гласит «Директор по моральной поддержке». «Обезличенность» продиктована тем, что здесь я почти не бываю – неудобно, большинство гостей водить нельзя, это же режимный объект.

Сев за стол, я развязал тесемки папки и ознакомился с докладом Первого отдела, на три четверти состоящим из подслушанных в коридоре и столовой разговоров начальника фонда со своим замом.

– Товарищ Бондарев считает начальника, цитирую, «манипулятором и бездельником», – изложил суть Виталине.

– Привести? – вызвалась она.

– Критика начальника – дело такое, – покачал я рукой в воздухе. – Выслушивать надо сразу всех, а ему – дать возможность отвечать. Организуй, пожалуйста, общее собрание.

Девушка временно покинула кабинет, а я повернулся к окну. Разгар рабочего дня, на улицах пусто, из интересного только копающаяся в мусорке расположенного через дорогу двора собака с желтой биркой в ухе.

Уже полгода по всем городам и весям Советского Союза силами солдат-срочников происходит отлов бродячих собак для последующей стерилизации. Вот этот пёсик с биркой как раз из таких. Отстреливать бродячих животных бесполезно – на их место всегда приходят новые, потому что несознательные граждане, поддавшись импульсу, заводят питомца и потом выкидывают его на улицу, осознав, что живое существо вообще-то требует ухода. Уличных животных потом подкармливают граждане сердобольные, и из-за этого популяция растет, подчиняясь биологическому закону: количество особей прямо пропорционально размерам кормовой базы. Стерильные же стаи обладают более-менее стабильной численностью и не настолько агрессивны, как «полноценные» собратья. Параллельно по стране прокатилась лавина штрафов – люди же не слепые, и точно знают, чей пес теперь бегает по району без ошейника и поводка. Это вон Петровы щеночка завели и выкинули, примените на них новый пункт Административного кодекса, товарищ участковый!

Инициатива должным образом поддерживается информационно – в телевизоре время от времени показывают репортажи о вреде халатного отношения к питомцам, рисуются плакаты, а руководители партийных ячеек вынуждены проводить тематические собрания на производствах. Но в ближайшие годы проблему бродячих животных решить совсем не получится – это как с коммунизмом, нужна долгая и планомерная работа длиной в поколения.

Пора! Я вышел из кабинета и отправился на доносящиеся из противоположного крыла топот и неразборчивые разговоры. В фойе меня встретил дядя Вова, начальник местного Первого отдела.

– Гена доложил? – спросил он меня, пожимая протянутую руку и кивнув в поглощенный суетой коридор.

– Ага, – откликнулся я и покаялся. – Пустил дела на самотек.

– Коллектив, – пожал плечами дядя Вова. – Без проблем не бывает. Но по нашему ведомству проблем нет.

– Потому и не докладывали, пока не пришел, – кивнул я. – Я понимаю – структура работает как часы, а внутренняя грызня – это заботы парторга. Кстати где он?

– В больнице лежит, с воспалением легких, – ответил КГБшник и ухмыльнулся. – Повезло.

– Повезло! – хохотнул я. – Пойдемте.

В коридоре к этому моменту уже никого не осталось – товарищи втянулись в конференц-зал, куда вошли и мы с дядей Вовой. Персонала в конторе не много – в основном бухгалтера, юристы и торговики, но присутствуют и представители класса-гегемона: электрик, дворник, две технички, повариха и ее помощница кухонная работница, два курьера и двое рабочих по обслуживанию здания. Первый отдел представлен дядей Вовой, а партийную ячейку в отсутствие Парткома будет представлять электрик – он в Партии со времен войны, потому что перед атакой написал легендарное «В случае гибели прошу считать меня коммунистом». Таких товарищей у нас много, и те из них, кто не работает на управляющих должностях, от экзамена освобождены как идеологически зрелые – делом доказали.

Нормальным директором у нас работает Игорь Викторович Бондарев, очень похожий на актера Владимира Самойлова из еще не снятого фильма «Премия», седеющий пятидесятилетний крепкий мужик, герой социалистического труда, член Партии и вообще со всех сторон положительный Советский бюрократ, ранее трудившийся во Внешторге.

Его чуть более молодой, сохранивший черную шевелюру заместитель обладает мощными чёрными бровями, массивным подбородком, роговыми очками с толстыми линзами и именем Василий Васильевич Селиванов. Регалиями тоже обладает, но героя соцтруда в Ассоциации советских юристов – оттуда к нам переведен – не заработал.

– Здравствуйте, товарищи! – поздоровался я с народом и занял место во главе стола.

Прихваченные из кабинета чисто ради солидности папочки многозначительно кладем перед собой.

Занимающие ответственные должности сотрудники нервно сглотнули. Товарищи пролетарии во главе со старшим братом дяди Феди – завхоза честнее во всем Союзе не сыскать! – оживились: сейчас будет интересно. Но начать для порядка придется с них:

– Собрание у нас неформальное, без протокола. Повестка – свободная, с вашего позволения сначала вопросы задам я. Валентин Петрович, – обратился к завхозу. – Как наше соцсоревнование по образцовому ведению хозяйства с филиалом НИИ № 17141?

Соседний режимный объект.

– Соперники пока отстают – у них на прошлой неделе случилось ЧП в виде пяти сбежавших крыс, которые попортили коммуникации, – поведал он.

– Злорадствовать не будем, но соцсоревнование – жестокий спорт, – покивал я.

Товарищи гоготнули, я задал следующий вопрос – электрику:

– Даниил Андреевич, какие у партийной организации успехи на ниве борьбы с курением?

Задрали дымить – в девяноста процентах офисных помещений СССР плотность пассивного курения просто ужасающая.

Половина работников мужского пола и две дамы синхронно скривились.

Кашлянув в кулак, и.о. парторга ответил:

– На плановом собрании единогласно (да здравствует партийная дисциплина!) принят запрет о курении в здании.

– Это, извините, кнут, – заметил я. – А пряник?

– «Пряник», – усмехнулся он. – Тоже есть, в виде десятирублевой ежемесячной премии за отказ от курения.

– Нормально, – одобрил я. – Курение – это очень вредная привычка, практически не приносящая удовольствия. Минздрав СССР рекомендует всем от нее избавляться, товарищи.

Курильщики приуныли еще сильнее.

– Далее, – продолжил я. – В связи с полученными сигналами предлагаю всем желающим товарищам покритиковать Игоря Викторовича.

Директор подобрался и натянул «покерфейс» – опытный.