Самозванцы. Дилогия (СИ) - Страница 2

И полугода не проходило, чтобы Игорь не объявил, что понял нечто новое, очень важное, продемонстрировал совершенно иной взгляд на вещи, иногда опровергавший его прежние воззрения, показывал принципиально новую технику. Изначальное желание Крапивина «догнать и перегнать» Басова сменилось неподдельным восхищением и пониманием, что сколь бы быстро ни совершенствовался он сам, мастерство Басова всё равно растет быстрее и догнать наставника практически невозможно. Со временем служба и житейские неурядицы не позволили друзьям встречаться часто. Свидания становились всё реже, и последние два с половиной года друзья не виделись.

Судьба самого Басова проделала множество зигзагов. После запрета на преподавание карате[2] он занятий не бросил. Собрав группу единомышленников, он продолжал тренироваться в каком‑то подвале, ради конспирации именуя старинное окинавское боевое искусство рукопашным боем. А вскоре его бойцовская карьера сделала новый поворот. В 1984 году Басов вдруг пришел к выводу, что невозможно стать по‑настоящему сильным бойцом, не освоив опыта воинов предыдущих столетий. Он засел за исторические книги, начал заниматься верховой ездой, научился ковать мечи и копья, освоил стрельбу из луков разных времен и народов, а однажды Крапивин, размахивая удостоверением КГБ, буквально спас Игоря от «отсидки» за ношение самодельного самурайского меча. Вначале новое увлечение доставляло Басову лишь хлопоты, но потом его стали приглашать на Ленфильм и Одесскую киностудию в качестве каскадера и постановщика боевых сцен в исторических лентах. Воспользовавшись случаем, Басов сумел вывести из подполья свою школу карате, объявив ее «группой каскадеров».

В конце перестройки Басов занялся бизнесом. Небезуспешно, благо связей среди бывших комсомольских, партийных работников и сотрудников КГБ, стремительно занимавших командные посты во властных структурах, банках и внешней торговле, у него было предостаточно. Сказалась безумная популярность карате в конце восьмидесятых, когда через зал Басова прошла добрая половина горкома ВЛКСМ и сотрудников «Большого дома». Долгое время всё было великолепно, но вот в конце 1993‑го произошла какая‑то некрасивая история с приватизацией одного из комбинатов в Ленинградской области. Партнер Басова был убит в собственном подъезде, а сам Игорь исчез. Тогда Крапивин уже думал, что потерял друга навсегда. Но через два года Басов объявился вновь. Сказал, что всё это время жил в Китае, занимаясь у некоего большого мастера чинна и тонкого меча, и что эти занятия открыли ему на многое глаза. Когда же Крапивин поинтересовался, что же такого нового усвоил Басов в Поднебесной, тот как‑то странно усмехнулся и сказал: «Знаешь, я как собака теперь. Всё понимаю, сказать ничего не могу». Впрочем, на последовавшей затем тренировке Крапивин на своей шкуре почувствовал, насколько Басов изменился.

В большой бизнес Басов не вернулся. Открыл элитный клуб восточных единоборств, где преподавал карате, чинна[3] и кендо.[4] Сам активно занимался айкидо, для чего несколько раз в год летал в Японию. Его снова стали приглашать на съемки фильмов и, к удивлению Крапивина, Басов не отказывался. Некоторое время Игорь с удовольствием участвовал в съемках в качестве каскадера, потом стал лишь консультировать создателей фильмов. Год назад Басов съездил под Псков, как он сказал, на съемки нового фильма. Вернулся оттуда какой‑то чужой, нелюдимый и совсем замкнулся в себе. Впрочем, об этом Крапивин судил уже по редким телефонным разговорам. Времени для личных встреч не осталось совсем.

И вот теперь два старых друга неспешно шагали по берегу Нахимовского озера.

– Ну, так и какое у тебя дело ко мне? – снизу вверх посмотрел на старого приятеля Басов.

– А почему ты решил, что дело?

Басов неопределенно пожал плечами.

– Ты прав, дело, – смутился Крапивин. – Ты знаешь, я к тебе с официальным предложением.

– От кого?

– Есть одно учреждение…

– При вашей конторе?

– Примерно. Но курирует ее работу лично президент.

– Ого! Так у тебя ко мне предложение от Владимира Владимировича лично?

– Примерно. По крайней мере, я настоял, чтобы тебя включили в проект.

– В какой?

– Вообще‑то это государственная тайна.

– Тогда и не рассказывай, – небрежно отмахнулся Басов.

– Ты отказываешься? – чуточку обиженно спросил Крапивин.

– Я не люблю государственных тайн, – поморщился Басов. – Слишком брезглив.

Друзья остановились у самой кромки воды и повернулись друг к другу.

– Ты мне нужен, Игорь, – негромко произнес Крапивин. – Если тебя с нами не будет, могут погибнуть десятки и сотни людей. Судьба целых стран может измениться.

– Так за чем же дело стало? – спокойно ответил Басов. – Выкладывай свою государственную тайну.

Часть 1ОКНО

ГЛАВА 1Крапивин

Бой был коротким. Даже не бой, а скорее расстрел. Шедшие по дну оврага боевики попали под перекрестный огонь группы Крапивина и были почти сразу уничтожены. Большинство из них даже не успели сделать ни единого выстрела. Теперь Вадим стоял над распростертым на снегу телом Мухаммада. «И что же тебя занесло в эти края из твоей Саудовской Аравии? – подумал он и, посмотрев на окружавшие место боя заснеженные горы, добавил: – А меня что занесло? Я выполнял свой долг, ты тоже думал, что выполняешь долг. В итоге встретились… вот так».

– Командир, есть связь, – доложил Шаров, подавая Крапивину переговорное устройство.

– Первый, я седьмой, – проговорил Крапивин в микрофон, – Докладываю: задание выполнено, объект уничтожен. Потерь нет. Прием.

– Ты где пропадал, сучий потрох? – донесся из рации сердитый голос «первого». – Почему на связь так долго не выходил? Прием.

– Как я докладывал, у объекта была серьезная служба радиоперехвата, – с трудом скрывая раздражение, ответил Крапивин. – Возможно, поэтому он от нас и уходил раньше. Прием.

– Черт с тобой, – недовольно буркнул «первый». – Победителей не судят. Поздравляю. Думаю, можешь сверлить дырочку для ордена. Дело ведь на личном контроле у президента. Но по шапке тебе всё же влетит за то, что из эфира исчез. Два часа назад звонили из центра. Тебя с твоей группой срочно требуют в Москву. Приказывали отозвать с задания, да ты, мерзавец такой, в эфир не выходил и на позывные не отвечал. Так что быстро поднимай своих людей. Куда высылать борт? Прием.

– В точку три, – сухо ответил Крапивин. – Будем через сорок минут. Конец связи.

«Черт знает что, – думал Крапивин, сидя в транспортном самолете. – Зачем мы срочно потребовались в Москве? Может, новый «Норд‑Ост»? Но почему именно мы? На такие дела лучше «Альфу» посылать, «Вымпел», на худой конец. А мы ведь сами диверсанты. Спецназ ФСБ. Разведка, уничтожение ключевых фигур противника, похищения, диверсии – вот наш профиль. В Чечне мы уже как дома. В Таджикистане работали, в Грузию ходили, в Саудовской Аравии даже операция была. А в Москве мы зачем, да еще с такой срочностью? Что за пакость там случилась? Довели страну. Двадцать лет назад, если поступала информация, что у какого‑то урки видели оружие, ставили на уши и милицию, и КГБ, но треклятый предмет, который показался сексоту оружием, находили вместе с уркой. И не только в Москве, но и по всему Союзу. Активно работающие против страны диссиденты не могли спокойно чувствовать себя даже в западных странах. А уж тот, кто задумал террористический акт, не мог считать себя в безопасности ни в одной точке мира, даже изменив внешность. А теперь в столицу только что дивизии ваххабитов с тяжелой техникой не прорываются. Бардак, мать его. Все за деньги купить можно».

Посвятивший жизнь служению отечеству Крапивин очень тяжело переживал развал в стране и спецслужбах. Он никогда не был большим поклонником коммунистических идей, но с детства воспитанный отцом, кадровым военным, в традициях служения родине и жесткой дисциплины считал, что государство должно быть крепким, независимым от любого внешнего влияния, а весь его народ – дисциплинированным. Каждый человек, думал Вадим Крапивин, от рождения несет долг перед своей родиной, и этот долг много больше и куда значительнее, чем долг перед семьей или друзьями. Сам он с честью нес службу, и тем больнее ему было видеть, как многие чиновники превращают государственные посты в кормушку, живут за счет отчизны, паразитируя на теле измученной страны. Собственно, в деятельности всех этих «слуг народа» видел Крапивин источник бед России. И более всего печалило подполковника, что не было никакой возможности исправить положение.