Самоубийство по заказу - Страница 10

Костя тоже ухмыльнулся, покачал головой.

– Более чем… Я ж вижу, что беседую с профессиональным журналистом. Ну, дальше? Предположим, я согласен с тобой. Тогда к чему эта угроза совершить самоубийство? Это что, кокетство или человек действительно на краю?

– Я полагаю, что дело обстоит несколько иначе. Человек, со слов которого и составлено письмо в Интернет, заметь, не в прокуратуру, не президенту, не Комитету солдатских матерей, в конце концов, имел другой план. Ну, то, что сказанное – правда, – это вне сомнения. И что тот солдатик в отчаянье, тоже – правда. Но составитель собственно письма рассчитывал исключительно на широкий общественный резонанс. Причем, мировой. Я не залезал в последнее время в Интернет, но почти уверен, что там все пестрит и бурлит от откликов. Нет?

– Ты абсолютно прав, Саня. Значит, считаешь, что за того солдата кто-то старается? А кто это может быть?

– Ну, Костя, – засмеялся Турецкий, – не хочешь ли ты, чтоб я тебе еще и номер воинской части назвал? Тут же так ловко затемнен адресат, что я не уверен в возможности найти этого простого русского парня с популярным именем Андрей Иванов. Если чуть позже не появится второе его письмо – якобы его, – из самого факта появления которого почтеннейшая публика поймет, что «самоубийство» совершилось. И тут поднимется новый шум, ибо все адреса, надо полагать, будут указаны точно, как и фамилии виновных. А может, и не будут. Так и останется бомбой, которая взорвалась, напустив после взрыва немало тумана и ничего более. Ну, и, разумеется, общественного возмущения. Но тогда станет ясно, что письмо – липа.

– А это не может быть тонким шантажом?

– Знаешь, Костя, чтобы шантажировать таким образом – и кого? Армию? Министра? Президента? – надо быть слишком изощренным и дальновидным… политиком, что ли.

– Либо сердобольной, но не очень умной женщиной, – в тон добавил Меркулов.

Турецкий посмотрел на него с интересом, улыбнулся и сказал:

– А вот здесь ты прав, это мне не пришло в голову. Да, и по своей интонации, и по своеобразному пафосу письмо может принадлежать перу… разуверившейся и уже отчасти отчаявшейся женщине. Она – не молода, не девчонка, но совсем и не старая. Возможно, каким-то образом занимается и общественной деятельностью. Но ее вам не найти, даже если бы вы и очень этого желали. Я бы предложил военной прокуратуре, – ведь письмо из Интернета попало именно туда, по принадлежности? – начать с розыска компьютера, с которого отправлено письмо. Нелегко, понимаю, но другого пути просто нет… А тебя-то почему этот вопрос волнует?

– Понимаешь ли, реакция на это послание последовала незамедлительно. И довольно бурно.

– Надеюсь, не от президента?

– Ошибаешься. Дума бюджет готовит. В том числе, и по армейским нуждам. Ситуация в стране и в мире тебе известна. Сейчас к армии особое внимание. И на этом фоне такой вот, понимаешь ли, афронт. В Министерстве обороны – бурное шевеление. Главная военная прокуратура сходу включилась. В Минобороны посыпались письма протеста. Пресса с новой силой ополчилась на военное руководство, на всю эту «дедовщину», будь она проклята, на отсутствие дисциплины в армии, постоянные грубейшие нарушения прав человека и прочее, не мне тебе рассказывать. Интернет завален уничижительной почтой. И при этом никто ничего толком не знает. Словно это письмо стало катализатором, а то и спланированной провокацией, вызвавшей волну протеста во всех слоях общества. А кто автор, где он служит, – никому не известно, может, это вообще фигура мистическая, выдуманная. Ну, то есть несуществующая.

– Что ж, – пожал плечами Турецкий, – все может быть. Только одного не пойму, я-то здесь причем? Если ты хотел поделиться со мной своими заботами, ты это сделал с успехом.

– Нет, шалишь, – засмеялся Меркулов, – легко отделаться хочешь, дружок… Вот скажи мне по секрету…

– Это здесь-то? – перебил Александр, насмешливо оглядывая стены Костиного кабинета. – Мы, кажется, не раз обсуждали с тобой, что можно, а чего категорически нельзя доверять нашим телефонам и рабочим кабинетам… Более того, даже разговаривая дома с Иркой, я, уже по привычке, осматриваю стены, электрические розетки, и думаю, где бы я, например, поставил подслушивающего жучка, либо видеокамеру. А ты говоришь! Живем в мире тотальной проверки, а вы все о демократии и правах человека талдычите!

– Не говори глупостей. Помню я и прекрасно знаю… А о секрете я сказал фигурально, никакой тайны тут нет и быть не может. Дело в том, Саня, что вчера у меня состоялась встреча с женщинами из Комитета солдатских матерей. Надеюсь, слышал о такой общественной организации… Ну, сам понимаешь, о чем и в каком тоне могла протекать беседа. Они, естественно, возмущены, они сострадают несчастному солдату…

– А итогом ее стало то, что ты клятвенно пообещал им взять под свой личный контроль расследование этого дела. И, поскольку возбудить его без соответствующих данных, безадресно и безотносительно, ты не можешь, тебе требуется для начала отыскать хотя бы какие-то концы, с которых и реально начать расследование. Я прав?

– Как всегда, на девяносто девять процентов! Кроме одного. Им уже занимается главная военная прокуратура. На контроле в министерстве и правительстве. Но женщины требуют другого. Они сомневаются в том, что военная прокуратура выдвинет обвинение против армии, к которой сама и принадлежит. Им нужен честный следователь и объективный розыск.

– Ишь, чего захотели! – засмеялся Турецкий. – Как интересно вопрос-то поставили! Да где? В Генеральной прокуратуре! И с твоих слов, Костя, получается, что главная военная прокуратура, как неотъемлемая часть Генеральной, не может быть объективной? И не отличается честностью? Интересно!

– Не передергивай! – взвился Меркулов. – Речь только о том, что на нее может быть оказано давление! А нужен следователь, который сумел бы противостоять любому нажиму со стороны незаинтересованных в расследовании этого дела лиц. И провел абсолютно объективное следствие, в котором женщины готовы оказать любое содействие, в том числе и финансовое.

– Ну, и? Саня, включайся? А я не хочу. С военными связываться хлопотно и опасно. Они ж меня уже расстрелять хотели, забыл? И сам же вчера меня предупреждал. Это я, чтоб сразу расставить все точки. И еще – я терпеть не могу Интернет. Он меня раздражает. Ну, скажем, залезть, чтоб посмотреть на этих… которых ты и на дух не принимаешь, на голеньких… еще куда ни шло, а так?… Знаешь, одного грузина спросили, любит ли он помидор. Он ответил, что с шашлыком – да, а так – нэт!

Меркулов улыбнулся:

– Я был уверен, что ты так и скажешь.

– И все равно надеялся переубедить?

– Зачем? Просто попытался объяснить неустрашимому и неукротимому Турецкому, в чем он не прав. А потом, он же не один. В «Глории» полно молодцов, для которых возможные угрозы каких-то военных чиновников – семечки. Или они забыли уже про свое славное армейское прошлое? А, по-моему, освобождать нашу армию от балласта – это и их первейшая забота, как высоких профессионалов. Не так?

– Еще не знаю, скорее всего, не так, но, объективности ради, что-то тут, тем не менее, есть.

– Ну вот, и первый шажок… Кстати, они предлагают на проведение розыска неплохие деньги.

– Неплохие – надо понимать, целых сто рублей?

– Не валяй дурака, они ж понимают, что одна дорога сегодня уже тысячи, десятки тысяч стоит… Черт возьми, к чему идем?… Ладно, – вздохнул Костя – пойдем дальше… Я понимаю, что письмо требует более неспешного и тщательного анализа. Может быть, в самом деле, и Ирину привлечь с ее, пусть и небольшим, опытом криминального психолога. Но, по-моему, кое-какая информация, как бы ни стремился затушевать свой адрес отправитель, все-таки просматривается. Сделай мне одолжение, посмотри текст еще раз, мы ж не торопимся…

Александр Борисович пожал плечами, взял в руки письмо и более внимательно прочитал его, отмечая для себя некоторые зацепки, о которых говорил Костя. Все же, надо отдать ему должное, умеет читать между строк. Старая школа, которой всегда, если не лукавить перед собой, завидовал Турецкий.