Самородок - Страница 17
В знойный июльский день она вышла из номера, спустилась в лобби гостиницы вся в черном, отчего ее волосы казались светлее и с золотистым оттенком. Роя тронул ее вид. Он долго размышлял о том, какой снова увидит ее. Сейчас эта женщина в черном с отливающими золотом волосами поразила его. Рой внезапно осознал — и это было для него как удар грома, что эта женщина с заплаканными зелеными глазами — единственно желанная для него. Совсем недавно Рой пытался забыть ее, но это ему не удалось. Поэтому оставалось только ждать, когда у нее иссякнут слезы.
Временами это было трудно даже для того, кто привык ждать. Однажды неудержимое желание заставило его постучать в ее дверь, но она захлопнула дверь перед носом Роя, хотя он стоял, держа шляпу в дрожащих руках. Он подумал, не попросить ли Поупа замолвить за него слово — в конце концов, жизнь коротка. Но что-то подсказало ему не делать этого. Во время поездок по другим городам Рой посылал Мемо открытки, конфеты, маленькие подарки, но, вернувшись, находил все это в своем почтовом ящике. Это разбивало его сердце. Но, несмотря ни на что, каждое утро, когда Мемо выходила из лифта, Рой смотрел, как она идет на своих высоких каблуках, хотя, казалось, никогда не видит его. И вот однажды она сменила черную одежду на белую, но Рой догадывался, что Мемо все еще в черном, поэтому ждал. Однако теперь она порой бросала на него взгляд. Рой заметил, как ее неприязнь к нему сменилась равнодушием, и в нем крепла уверенность, что в конце концов он победит.
— Хочу сказать тебе, сынок, чего ты не должен делать, — обратился Поуп к Рою в лобби гостиницы одним дождливым утром, через несколько дней после похорон Бампа. — Не вини себя в том, что случилось с Бампом. Он разбился, но это не твоя вина.
— Что вы имеете в виду?
Поуп посмотрел на него.
— Он сам это сделал.
— А я ничего другого и не думал.
— Кое-кто говорит, будто этого не случилось бы, если бы ты не пришел в команду. Может, и так, но, по-моему, такие вещи никому не подвластны, и мне не хотелось бы, чтобы ты считал себя причиной всего этого.
— А я и не считаю. Бампу незачем было кидаться к стене за этим мячом, верно? Мы выигрывали по очкам, и базы были чистыми. Он спокойно мог поймать мяч, когда тот отскочил бы от стены, и ничего не потерял бы, разве не так?
Поуп почесал лысину.
— Да, наверное, так.
— Кто сказал, что виноват я?
— Да так… Моя племянница сказала, будто ты хотел, чтобы так получилось, но это ничего не значит. Она тогда была в истерике.
Рой встревожился. Разве он подстроил, чтобы Бамп врезался в стену? Нет. Разве он хотел, чтобы с этим парнем случилось такое и он умер? Так было только один раз, после ночи с Мемо. Но он никогда не помышлял о том, чтобы Бамп разбился о стену. Он к этому не причастен, поэтому попросил Поупа сказать об этом Мемо. Но Поуп забеспокоился и посоветовал Рою забыть об этом.
Хотя Рой отрицал, что желал смерти Бампу и как-то замешан в случившемся, он продолжал помимо воли думать о нем. Рой сознавал, что занимает место Бампа не только потому, что в критической ситуации всегда производит решающий удар и уверенно играет на солнечной стороне (он часто видел, как его тень проносится над местом, где Бамп нырнул под мяч). Суть в том, что за короткий промежуток времени он стал одним из ведущих бэттеров, а сейчас и самым сенсационным, поскольку публика видела в нем второго Бампа. Рой выходил из себя, когда, ловя фантастический мяч, какой Бамп в расцвете славы не решился бы брать, он слышал сквозь аплодисменты: «Славно, Бамси!», «Давай, Бамп!», «Не трогай, оставь Бампу!» Это было чертовски глупо. Те же самые фанаты, которые месяц назад освистывали Бампа за короткие гетры, теперь превозносили его так высоко, что Рою хотелось написать на щите для человека-рекламы «ИГРАЕТ РОЙ ХОББС» и отправить его разгуливать по полю. Даже Отто Зипп не отличал Роя от предшественника и дудел в свой клаксон, выражая восхищение его подвигами, хотя кое-кто утверждал, что дудел он без прежней страсти. Рой разделял славу с Бампом и на страницах спортивной прессы, где журналисты сравнивали их во всем, что приходило им в голову. Один из них дошел до того, что занялся подсчетом среднего количества ударов — общее число ударов Роя после первой, второй и третьей недели вступления в игру для сопоставления с Бампом, с начала сезона. Одна газета даже напечатала рядом фотографии живого и мертвого — с высоко поднятыми битами. Для убедительности фотографии сопроводили белыми стрелками, указывающими на сходство поз, которые принимали спортсмены.
Все это очень раздражало Роя, пока он случайно не заметил, как однажды вечером Мемо зашла в лобби с газетой, раскрытой на спортивной странице. Рой уже прочитал эту газету и понял, что она видела колонку о нем и Бампе как бэттерах. Поэтому Рой решил, что может извлечь кое-какую пользу от всех этих сравнений. Он стал теплее относиться к покойному и думал, что тот был не такой уж урод, хоть и увлекался своими идиотскими розыгрышами. Вспоминая его, Рой начал понимать, почему Мемо так увлекалась им. Хотя он как спортсмен превосходил Бампа, они оба играли за деньги и развлекали публику на стадионе. Рой пришел к мысли, что благодаря этому сходству Мемо постепенно привыкнет к нему, и они сойдутся. При этом он надеялся, что она будет видеть в нем его самого, а не призрака с другим именем.
Теперь Рой играл для нее, совершая чудеса своей золотой битой. В общем-то она была не такой уж золотистой, а белой. Но на солнце иногда отливала золотом, и некоторые питчеры противников жаловались, что эта бита слепит глаза. Стаффи Бриггз сказал, чтобы Рой избавился от нее и пользовался какой-нибудь другой, клубной, но он, отстаивая свои права, не хотел отказываться. Из-за этого поднялся большой шум, и Рой пообещал удалить с Вундеркинда излишний блеск. Он сделал это ребрышком ветчины, и хотя питчеры больше не ворчали, бита все-таки отливала матовым золотом. Она принесла ему несколько потрясающих эвериджей[46], ранов и многие другие очки, и несколько недель в турнирах Рой занимал первое место в Лиге по хоумерам[47] и триплам. (В одном интервью приводились его слова о том, что сингл всегда для него «ошибка». И он никогда не делал бантов[48]. «Статистика показывает, что у него ноль бантов». Поуп, читая эти слова, качал головой, но Ред, посмеиваясь, сказал, что для удивительного бьющего, такого, как Рой, это нормально.) Он также побил много краткосрочных рекордов, вызвав своей игрой безумное количество комментариев в газетах. Однако самого Роя не совсем удовлетворяли его достижения. Он страстно желал сделать гораздо больше, добиться настоящей славы. Однако Рой сознавал, что у него еще нет того, ради чего он так рвется к успеху. В сновидениях он по-прежнему видел ту, о которой мечтал. Мемо, вздыхал он.
Поуп не поверил своим глазам.
— Новичкам везет, — бормотал он. Он видел много таких, приходили надутые с распушенным хвостом, размахивали им туда-сюда, а потом, ничего не совершив, уползали с поджатым хвостом. «На мальчика с неба свалилась удача. Обычно такое заканчивается громким треском, так что подождем и посмотрим», — высказывал он свои опасения. А Рой продолжал выступать, как и раньше, не один матч был выигран его усилиями. Команда также сомневалась, что он долго продержится на этом уровне, но не была уверена и в обратном. Когда Роя не было поблизости, игроки часто говорили о нем, сравнивали с Бампом, спорили о том, играет ли он за команду или за самого себя. Олсон сказал: за команду. Кэл Бейкер стоял на том, что это не так. Когда его спросили, почему он так думает, Кэл сказал:
— Эти великие всегда играют за себя, а не за маленьких людей. Если он за нас, то почему не бывает с нами чаще? Почему он все больше сам по себе?
— Да, — заметил Олсон, — но мы теперь выбрались из ямы, и кто это сделал — ветер? Вот что имеет значение, а не то, просиживает ли он с нами задницу или нет.