Самолетик на площади (СИ) - Страница 4
В этом здании слишком много не служащих, а людей. В этом особняке слишком много думают о приязни и неприязни, о политике, а не о служебных делах. Но другой королевской тайной службы в Собране нет, а, значит, придется играть по здешним правилам. Секретарь, почти успокоившийся за время отсутствия начальства, вскочил навстречу с каким-то свитком.
— Господина Толди ко мне, быстро, — Эйк прошел мимо, сплюнув приказ, словно соринку, и секретарю окончательно полегчало: все в порядке. Почудилось. Господин Эйк вовсе не всеведущ и не всемогущ… Олух самонадеянный, вздохнул про себя Ян-Петер, просто эталон какой-то — и тем лучше. Главное, чтобы еще пару часов просидел на своем месте.
— Подготовьте доклад по состоянию конюшен, — это займет и четыре часа с лихвой. С начальником внутренней охраны не нужно было ни лицемерить, ни отмерять с аптекарской осторожностью капли сведений. То, что покушение — едва ли не в момент осуществления — обнаружил не Толди, а собственной персоной господин Эйк, было для начальника внутренней охраны оскорблением личной и профессиональной чести. Фразу об отставке Ян-Петер оборвал взмахом руки: не время, не место и не повод. Лучше, знаете ли, откройте бутылку — вон ту, я точно уверен, что до нее наш трусоватый друг добраться не успел, разольем сей благородный древний напиток, выпьем за процветание ваших соседей и их виноградников, и позовем следующего, благо, и прием на сегодня ему назначен. А пока гость к нам поднимается — отправьте две команды, на первый этаж, к агентам, и на третий. Господина главного цензора Меррана взять тихо. Настолько тихо, чтобы ни одна муха не испугалась, а мухи, господин Толди, весьма пугливы. Сержанта Ламменса — послать с поручением. Любым. В компании четверых товарищей. И чтоб вернулись к полуночи, все пятеро. В целости и сохранности.
— Господин старший цензор, извольте ознакомиться с этими сведениями, — перед Эстьеном легли на стол четыре листа, исписанных убористым почерком главы архивов. Первые две страницы — разнообразные кулуарные высказывания длинного перечня единомышленников господина старшего цензора, и запущенные ими по столице слухи, шутки и прочая болтовня. Третья и четвертая — то, что должны были говорить на улицах сплетники, получавшие деньги из казны, а задания из тайной службы. И то, что они говорили на самом деле. В три колонки, в третьей — по чьему приказанию..
Вообще-то герцог-регент ничуть не возражал против хулы и всяческих поношений и в свой адрес, и даже в адрес короля; Скорингу нужны были такие разговоры на площадях и в кабаках, а добровольные «помощники» еще ни разу не перешли черту избыточности; но Эстьен об этом, конечно, не подозревал. Тем более, что и не его это была служба — только его друзья. Впрочем, он и главу архивов до сего момента числил в друзьях… Алларец принял удар достойно, не изменившись в лице. Прав был. Если уж ему дают ознакомиться, значит, дела не совсем плохи, а арест случится только по итогам беседы. Эстьен вскинул голову — готов был сражаться за каждого, примеривался, куда и как нанести удар.
— Сейчас меня более беспокоит не это, а то, что некоторые люди тайной службы, люди короля, задумали покушение на герцога-регента Скоринга, — Эйк прищурился, улыбнулся, — а также то, что герцог Алларэ о подобном подарке и не подозревает. И более всего то, что герцог Скоринг, при всем желании, не сможет сделать вид, что ничего подобного не было. Если эта попытка все-таки состоится. Господин старший цензор дважды… трижды обдумывает услышанное. Господин старший цензор слегка меняется в лице. У него хорошая фантазия, вот только ей нужен легкий толчок. Господину старшему цензору дают время, чтобы представить себе все возможные последствия, а когда он пытается представить невозможные — все-таки, сражение двух армий на месте бывшей столицы, тысячи погибших за час-другой… это перебор, — наливают бокал вина. А рядом с бокалом кладут пять белых с золотом грамот на лучшей бумаге. «Все, что сделал податель сего…»
— Я очень надеюсь, что никто из ваших единомышленников, — а к чему недомолвки? — даже ненароком не вовлечен в эту неприятную историйку. Однако ж, на случай, если кто-то все-таки… В глазах у Эстьена единственный вопрос: чего это нам будет стоить? Чего нам будет стоить предоставленная врагом возможность спасти своего сеньора от глупости его ретивых приверженцев, а столицу — от бесцельной резни? Он смотрит на листы, и, кажется, готов попробовать их на зуб, как медную монету — не фальшивка ли? Не ловушка?
— Я надеюсь, что после этого, — палец щелкает по бело-золотым грамотам, — в нашем особняке будет несколько тише, а господа из этого списка, — Эйк показывает на четыре листа, — вернутся к своим забавам не раньше, чем белый и черный короли сойдутся в бою лицом к лицу, — начальник тайной службы осекается, но поздно. — Негоже ведь вассалам лезть впереди сеньоров, верно, владетель Эстьен? Интересно, хорошо ли старший цензор играет в «Осаду крепости»? Сможет ли он пропустить столь очевидный и неизящный намек? В этой игре короли сходятся в поединке перед армиями лишь в одном случае: если один из них нанес другому личное оскорбление. Рауль Эстьен едва-едва приподнимает бровь. Господин Эйк прикусывает кончик языка, отмечая: только что он сообщил старшему цензору то, что до сих пор знали лишь оба короля, белый и черный, и он сам. Это промах, огромный промах, который, если старший цензор окажется достаточно любопытен, может привести к самым нежелательным последствиям. Вздумай алларец копнуть, что именно не поделил его сеньор с герцогом Скорингом, доберись он до ответа — это, конечно, близко к невозможному, но чем боги не шутят, — реши он поделиться открытием с кем-нибудь еще, это сильно повредит репутации белого короля. И репутации черного короля заодно. Как бы у нас цвета на доске не перепутались; а что сделает регент с повинным в подобном недоразумении, лучше не представлять. Но, кажется, визитер думает совсем о другом; а вместо намека услышал прямую рекомендацию не встревать в игры Скоринга и Алларэ. Старший… уже пять минут как главный, но об этом он узнает завтра, цензор Эстьен очень хорошо понимает, что пожелай черный герцог вершить расправу — не начал бы с предъявления списка тех, кого мог попросту казнить за служебные преступления. Черный герцог ограничился предупреждением: поосторожнее, господа. Стук в дверь — а вот и следующий гость. Этот не смотрит, куда идет — что ему за дело до хитро сложенной бумажки под ногами? С господином Кромером лучше всего разговаривать, как сам господин Кромер — с подчиненными. Тогда больше поводов ожидать, что он поведет себя так, как нужно.
— Что вы себе позволяете?! — начальник канцелярии великий талант: он умеет орать со змеиным шепчущим присвистом. — Я терпел вашу дерзость, ваше неподчинение, ваше вольнодумство и рассуждения, достойные плахи… но вы же и вовсе решили сесть мне на шею?! Уже убийц ко мне подсылаете! Господин Кромер искренне недоумевает, господин Кромер ничего не знает о фокусах секретаря, который мирно корпит над докладом в приемной — вот чем полезен крик-шипение: возомнивший о себе подчиненный уже втоптан в ковер, а за дверью ничего не слыхать.
— О чем вы говорите? — начальник канцелярии оглядывается, сидящие по бокам господа Эстьен и Толди напоминают ему конвой, он переминается с ноги на ногу, но выбежать из кабинета не решается. Ход начальника внутренней охраны. Дамиан Толди кратко, но исчерпывающе излагает суть дела. Ход старшего цензора. Рауль Эстьен недвусмысленно дает понять, что пытался заступиться за начальника канцелярии, снижая обвинение с организации заговора до невольного попустительства таковому, но… легкий кивок в сторону двери.
— Это не смешно! Вы с ума сошли!.. — на старших по должности Кромер не шипит, он просто задыхается от негодования. — Я… я никогда!.. Как вы смеете?
— Вы не в своем уме? — выливает на него ушат презрения Эйк. — Пойдите приведите себя в порядок! Господин Кромер, конечно же, выполнит приказ. А по дороге будет делиться с каждым встречным новостью: его собираются безвинно лишить жизни! Представляете ли, еще и совершенно нелепое обвинение — в покушении на этого… спятившего еретика, разрази его молнией! Так что через четверть часа по особняку тайной службы пойдет волна пламени.