Самоидентификация - Страница 19
- Так в чем проблема?
- Элементарное отсутствие денег, - пожимает плечами. – Или ты считаешь, я такой мудак, что не понимаю, что нужны бабки на прожить, на снять жилье, на билет отсюда, на расквитаться с долгами здесь, чтобы иметь шанс, в случае чего, вернуться и не получить в голову? Да даже если я возьму и распродам все, что в моей собственности, и сделаю это так ловко, что никто не заметит, там мне жить наверняка будет не на что. Я это вижу. Абсолютное большинство здесь живущих – нет. Они живут от зарплаты до зарплаты, и их это устраивает. А я, честно говоря, от этого устал. Но здесь нет никаких шансов. Круг за кругом – одно и то же. А после окончания очередного круга ты просто умираешь. И никому нет дела. Думаешь, мне это нравится?
- Не знаю, - честно отвечаю. – Я, наверное, не знал тебя слишком долго. Я многого не знаю. Я многого не видел.
- Ну да. Давай начистоту – я также выживаю от сих до сих. И я сгнию, как все прочие, если не сделаю рывок. Поможешь мне там, у себя? Разумеется, не за просто так, а с расчетом.
Смотрю вглубь темного, слабо освещенного двора. Я когда-то уехал из этих дворов к другим, более светлым. У меня не было состояния в карманах, но у меня были накопленные за годы по мелочи средства, была уверенность в себе и была гипотетическая возможность вернуться в родной дом. Кто-то может сказать, что это, наоборот, ослабляет. Но ни черта подобного я не ощутил. Если бы я психовал из-за того, что мне некуда идти в случае провала, кроме как бомжевать на вокзал, я бы точно слетел с катушек и ничего не добился бы. Шанс на поддержку необходим всегда. Вдалеке едет электричка. Стучит. Гудит сигналом. Ее вой проникает в глубины моего сознания, и я снова ощущаю, что где-то рядом мой поезд. Тот самый поезд…
- Гроздьями обещаний я тебя закидывать не стану, - наконец, отвечаю.
После всего увиденного и услышанного, я начал понимать Жору. Я увидел его причины и его жизнь. Я вижу, почему ему не оторваться от этого источника липкой, гнилой слизи, крепко удерживающей людей здесь. И, к тому же, я знаю, на чем я заработал первые настоящие деньги, которые помогли мне поверить в себя. Знаю, что, наверное, чья-то жизнь на этом моем заработке могла пойти под откос. Кто-то перекрылся или просто стал зависимым. Мало ли.
- То, за что тут живут месяц, у тебя там – сраное подаяние, которого не хватит и на неделю полноценной жизни, - полушепотом произносит Жора.
- Ладно. Позвонишь мне.
Достаю мобильник, намекая на то, что пора, наконец, обменяться номерами.
Жора затягивается. Выкидывает сигарету. Лезет в карман.
Справа доносится шорох, и жорина рука машинально падает вместо кармана с мобильником на «травмат». Спустя секунду, от дорожки, проходящей через двор, к нам подходит тот же старик в куртке-пальто. Немного дрожит. Мне кажется, будто он стал меньше ростом.
Жора вздыхает и достает мобильник, качая головой.
- Господа, прошу простить, но не поможете ли вы ветерану Второй Мировой – со стороны Союзников, разумеется?
- Господи, блядь, может, ты и в Куликовской битве участвовал? – отчаянно стону я.
Старик смотрит на меня как-то придирчиво, с укоризной, но все также безнадежно качает головой, запахивает зачем-то заново полы то ли куртки, то ли пальто и молча уходит, даже не сокрушаясь.
Жора приподнимает мобильник, показывая готовность записать номер.
Я прошу Жору подвезти меня к дому Лизы. Он пытается что-то на это возразить, но как только я в жесткой форме требую объяснений, соглашается. Прошу его подождать. Кивает. Захожу в дом. Пятнадцатая квартира. Деликатно стучусь, потому что уже относительно поздно. Конец детского времени, так сказать. Решаюсь нажать кнопку звонка. На это раз, мне отвечает только едва различимый шорох за дверью. Хочу как следует постучаться, но внутри меня что-то срывается, и я разворачиваюсь и ухожу. По дороге ударяю кулаком по перилам лестницы, зная, что вибрация от нее наверняка пройдет по батареям этого стояка. Пусть пугаются. Раздраженный и обозленный за такое отношение, пусть и заслуженное, возвращаюсь в «волгу».
- Где живет Ира, знаешь?
- Допустим, - кивает Жора.
- Высади меня за три квартала.
- Без проблем, - Жора не сильно ободрен, но уже спокоен.
Набрав матери смску «Все в порядке. Пока сильно занят. Буду ночью. Ложитесь, утром поговорим», ищу номер Иры и набираю. Она берет ожидаемо быстро.
- Привет.
- Приве-ет, - у нее удивительно гнусавый голос, но это касается только телефонного варианта.
- Ты дома?
- Ну, да. Хочешь зайти?
- Ага. Поболтать.
- Слушай… - изображает серьезность и занятость. – Ну, а ты через сколько будешь?
- Минут через… - прикидываю. – Минут через двадцать нормально?
- А ты знаешь, где я живу?
- Ну, да. Ты же говорила, - вру.
- Ну, хорошо… - немного смущена. – Как раз успею закончить дела, - хихикает. – Жду.
- Хорошо.
Странное, приторное послевкусие разговора. Мне нужно около десяти минут, чтобы медленным шагом дойти до нее, но я хочу просто подышать воздухом, уложить в голове все, что в нее стукнуло за последние сутки. И это оказывается делом довольно трудным. Разрозненные факты разлетаются во все стороны. Похороны Толика и мое возвращение в Питер должны идеально совпасть по времени. Я не смогу пойти туда, даже если кто-то меня призовет. Впрочем, всем плевать. Кроме, разве что, плаксивой гришиной девушки, которую я не отказался бы поиметь в коленно-локтевой позе. Не заняться с ней сексом, или, как принято говорить, любовью, не совершить акт совокупления, даже не трахнуться. Именно поиметь ее. Черт, я ловлю себя на мысли, что режим половой жизни, который устроила Лена, здорово давит мне на психику. Но я всегда предпочитал здоровый, стабильный секс с одной девушкой каким-либо судьбоносным блядкам. И с этого трудно переориентироваться. Возможно, у меня просто никогда не было времени искать новых партнерш. Почему-то у меня перед глазами всплывает программа о мумификации с какого-то канала типа «дискавери». Точнее – одна ее сцена, где показывают, как теряет все, кроме скелета, одиноко лежащий труп крысы. Как редеет шерсть. Как исчезает плоть. Как с многолетними переменами дня и ночи рассыпается в прах скелет. Мысли об этом оказываются так сильны, что я испытываю жуткий страх, и меня тянет пойти к Ире – просто чтобы не быть одному.
Лиза подходит ко мне на кухне, и я едва не отталкиваю ее от неожиданности. Потом обнимаю. Стараюсь сосредоточиться на своем безразличии. Пока не очень удачно, и у меня плавно, неторопливо встает. Внизу шумно. Только что утихли мощные удары. Удары по дверному косяку – это было ясно по распространению звука. Два часа ночи.
Через какое-то время раздаются крики. Они затухают. Потом снова появляются в районе подъезда. Я смотрю из окна кухни вниз. Около подъезда стоит микроавтобус. Люди в черной форме заводят в него источник крика. Некоторое время осматриваются. Садятся, закрывают двери и уезжают.
- Жутко как, - бормочет Лиза и прижимается ко мне.
- Бывает.
- Скажи, что у нас все будет хорошо.
- Ну… знаешь…
- Нет, ты просто возьми и скажи, не надо больше ничего.
- Да, милая, - вздыхаю. – У нас все будет о т л и ч н о.
Она целует меня в шею.
- Я в постель.
- Ага. Скоро буду.
Продолжаю смотреть в окно. Ухоженная клумба. Недавно поставленные по команде какого-то депутата скамейки, на которых еще сохранились надписи о том, что это за депутат.
Завтра из отпуска приедут родители Лизы, и квартира станет недоступна для свиданий. Но это уже неважно. У меня в сумке дома лежат билет и необходимые вещи. Я представляю себе сумку. Ее вес, объем, содержимое. Я перемещаю в ней с собой все материальное наполнение жизни. А эта девочка считает, что главное в этой жизни – она.
Мало ли.
Ира одета в домашний халат до колена, и в нем она не кажется непропорциональной и уродливой. Это значит, что лучшее в ее пышных формах сохранено. Почему это меня должно беспокоить?